Призма армянского восприятия любых референдумов, связанных с возможностью изменения в перспективе политического статуса отдельной административно-территориальной единицы, предполагает много разных преломлений. Изначально референдумы приветствовались, так как рассматривались в качестве прецедентов, способных пополнить дипломатический арсенал карабахской папки все более и более свежей фактурой. Но в настоящее время они подспудно или явно вызывают раздражение и даже негодование: четверти века вполне хватило на то, чтобы в армянском обществе рассеялись все последние иллюзии относительно последовательности и принципиальности ведущих держав в деле отстаивания провозглашенных ими же правил ведения мировой политической игры.
Прочтение и особенно применение основополагающих принципов международного права производится избирательно, с осознанием собственного экономического и военного превосходства, сами принципы давно уже не являются универсальным механизмом при разрешении спорных вопросов и выносятся на алтарь глобального корыстолюбия.
ПОЧТИ ДВАДЦАТЬ ТРИ ГОДА ПРОШЛО С РЕФЕРЕНДУМА В НАГОРНОМ КАРАБАХЕ, который (будь мир чуть менее циничным, предвзятым и пристрастным) сам должен был стать одним из общепризнанных и наиболее цитируемых прецедентов. Однако об этом референдуме практически не вспоминают, ссылки же на него производятся лишь отдельными политиками, общественными деятелями, писателями - "людьми доброй воли", причем в самом буквальном и первозданном смысле этого понятия. Между тем именно этот референдум собрал в себе букет тех основных постановок, которые уже по отдельности цветками должны были прорасти в той или иной суверенной почве.
К примеру, еще несколько лет назад муссировался тезис о том, что полноправными членами международного права становятся лишь субъекты, обладавшие ранее наиболее высоким уровнем самостоятельности в границах своих федеральных образований. В качестве аргумента специально подчеркивалось, что все новые государства имели республиканский статус в составе того или иного федеративного союза. Для пущей убедительности приводился пример пятнадцати союзных республик бывшего СССР и шести югославских. Но, как показали последующие развития, этот тезис не прошел испытание; сначала западные страны хором - под американское дирижирование – признали независимость бывшей югославской не республики, а именно автономии Косово, позже Россия и еще несколько стран признали независимость двух бывших автономий в составе Грузинской ССР – Абхазии и Южной Осетии. Однако мало кто сегодня помнит, что референдум в Арцахе от 10 декабря 1991 года и стал первой перчаткой, брошенной под устои пресловутого тезиса. Именно тогда о своем новом политическом статусе заявила не республика, а автономия.
КРЫМСКИЙ РЕФЕРЕНДУМ ХАРАКТЕРИЗУЕТСЯ РЯДОМ ОСОБЕННОСТЕЙ, обратим внимание лишь на одну из них. Так, многие аналитики обращают внимание на то, что, в отличие от всех других референдумов, на этот раз о своем новом политическом статусе заявила территория, которая превосходила площадь самой автономии (по Конституции Украины, Севастополь является городом со специальным статусом). Иными словами, эксперты обращают внимание на то, что в крымском случае, в отличие от тех же Косово, Абхазии и Южной Осетии, изменивших политический статус в своих автономных границах, имел место принципиально новый прецедент: участие в референдуме приняли и жители примыкающих к автономии территорий (11 марта совместную Декларацию о независимости приняли Верховный совет Автономной Республики Крым и Городской совет Севастополя).
Впрочем, и в этом случае экспертное сообщество не вспоминает первый прецедент. Еще 2 сентября 1991 года на совместной сессии Нагорно-Карабахского областного и Шаумяновского районного советов народных депутатов была провозглашена независимость НКР в границах Нагорно-Карабахской автономной области и прилегающего Шаумяновского района. Можно привести еще немало примеров того, что на рубеже 1980-1990 гг. именно в карабахской почве был собран весь букет перспективных развитий. Собственно, отсюда и момент раздражительности, на который указывалось в начале статьи.
Но и нам самим надо, наверное, быть последовательными до конца. Можем ли мы упрекать международное сообщество в демонстративном игнорировании права населения НКР на национальное самоопределение, если сами демонстративно не признаем ее независимость? Причем это никак не эмоциональная постановка вопроса, это уже даже не былое настаивание на необходимости скорейшего признания, ибо, к сожалению, осознается, что по состоянию на сегодняшний день армянская государственность в силу особенностей своего внутреннего развития и принципов комплектации государствообразующих институтов не решается на поступки. Государство плывет по инерции и очень остерегается любых порогов. По прошествии определенного времени историки, вероятно, зададутся вопросом о том, как же это так случилось, что армянские власти и армянское общество в целом умудрились не уловить исторический момент. И, кстати, это тоже прецедент.
"Голос Армении"