Из воспоминаний заслуженного художника Российской Федерации и Армении, председателя Совета ветеранов Великой Отечественной войны Санкт-Петербургского Союза художников Захара ХАЧАТРЯНА.
Ранней весной 1945 года наша 79-я Таманская дивизия под командованием Нвера Сафаряна прорвала оборону противника и форcировала полноводную реку Одер под Франкфуртом. Переправились с правого берега на левый лесистый, и там образовался крохотный плацдарм, названный назло немцам именем 28 героев-панфиловцев, погибших при защите Москвы зимой 1941 года.
НАШ ПЛАЦДАРМ МЕШАЛ ВРАГУ. ЗАВОЕВАННЫЙ ОГРОМНЫМИ УСИЛИЯМИ и большой потерей живой силы, этот клочок земли в самом сердце Германии являлся чувствительной и неизлечимой раной на теле немецкого рейха. На этом трудно удерживаемом плацдарме на левом берегу Одера, неподалеку от стратегически важного центра военной промышленности расположилась наша дивизия, которая готовилась к штурму Берлина, находящегося на расстоянии всего 48 километров.
Помнятся эти кошмарные дни и ночи, когда горела земля и все вокруг. Круглосуточно шли бои: кто кого, от этого зависела последняя надежда немцев защитить свою столицу.
Победа была очень близка, всего через несколько дней советский солдат мог вступить в Берлин. Из Франкфурта-на-Одере один за другим двигались эшелоны и бронепоезда, везущие боеприпасы в направлении Берлина. Из бронепоездов на нас сыпались снаряды и мины, с воздуха падали бомбы.
Хотя лес отчасти и защищал нас, но то и дело повсюду валились огромные деревья, - снаряды от немецких пушек насквозь прорезали их большие стволы. Однако настроение наших солдат было приподнятое: воодушевляла вера в скорую победу.
Но вот на нашем крохотном плацдарме мы оказались отрезаны от своих: с одной стороны - рекой, протекающей в направлении города, с другой - обороняемой железнодорожной линией Франкфурт - Берлин и вражескими оборонительными линиями, откуда бесконечно шла стрельба из всех видов оружия неприятеля.
На плацдарме, по воспоминаниям участника боев, а ныне народного художника России Владимира Георгиевича Старова, шло сражение не на жизнь, а на смерть. Это была настоящая бойня, шквальный огонь по маленькому куску земли. Надо было видеть, как отчаянно сражались солдаты. "Мы не уступали в стойкости и бесстрашии тем 28 солдатам-панфиловцам", - говорил воин, побывавший на правом берегу Одера и переживший все происходящее.
И В ЭТОЙ СУМАТОХЕ В НОЧЬ НА 11 АПРЕЛЯ под постоянным плотным огнем противника я получил боевое задание с двумя солдатами выйти на берег для доставки на передовую линию патронов, автоматов Калашникова и ручного пулемета. Видимость нулевая, все приходилось делать в темноте на ощупь, шаг за шагом, пока не наступил рассвет...
Надо было соблюдать осторожность и не терять времени, чтобы успеть выйти к берегу. Меня беспокоила мысль: сумели ли саперы через реку перебросить нам боеприпасы, ведь весь берег обстреливался. Немцы пытались отрезать нас от поддержки основных частей - лишить оружия, питания. Наконец мы вышли к берегу реки. Из засады мы увидели кучи ящиков и в промежутке между перестрелками рывком по-пластунски подобрались к ним: они были наполнены тяжелым металлом. Каждый схватил по ящику - и обратно в лес, где было спокойнее...
Но вот скоро рассеется спасительная темнота, и нас увидят немцы, начнется обстрел... Мы торопились, не думая о том, что случится дальше. Ведь река течет по направлению к городу, а там рукой подать и... Следя за ними, я потерял прикрытие...
С мыслями подстать тяжести ящика с патронами, полусогнутый, я вдруг выронил ношу. Молниеносно в сознании пронеслось: ранен!.. Это было мое третье, самое тяжелое ранение. Пуля прошла насквозь через левую половину грудной клетки. Вырвавшись с простреливаемого места, где снайпер взял меня на мушку, я на ходу, механически сбросил с себя все что можно. Мне было неведомо, где я упал, кто мог мне помочь. Кровью заполнились все дыхательные пути, потерял сознание...
Прошло много времени с этого страшного момента. Мне горько вспоминать прошлое. Боже, сколько друзей осталось там, на той безумной войне...
СЧИТАЮ УМЕСТНЫМ ПРИВЕСТИ ЗДЕСЬ СЛОВА ВЕЛИКОГО А.В.СУВОРОВА: "Сам погибай, а товарища выручай!" Вспоминая эти золотые слова бесстрашного полководца, думаю о своих друзьях, оставшихся там. Даже трудно поверить, кто же, рискуя жизнью, потащит мертвого на берег, под обстрел и бомбежки, чтобы положить в кучу рядом с погибшими. Где те смелые саперы, которые высаживали нас здоровыми на крохотную площадку, названную именем героев, а потом забирали исковерканных на другой берег великой полноводной реки Одер...
Кто же был тот бесстрашный врач с золотыми руками, кто под обстрелом в чистом поле вернул меня к жизни? Мне этого никогда не узнать. Тогда же, очнувшись на какой-то миг, я почувствовал, что воздух поступает через рану в спине (я не мог дышать, как обычно). Не видя врача, я услышал: "Ты молодец". Как во сне чудится мне это, звучит его божественный голос.
Я пришел в себя уже на больничной койке, в отделении для раненых в грудь в польском городке Жепин. Рядом со мной лежал майор Авалян - командир батальона. На полу, наклонив голову, плакала молодая женщина, его жена. Майора не стало... Несчастная стала вдовой. Она плакала навзрыд...
Но сколько раз Бог спасал меня и моего младшего брата, получившего пулевое ранение в голову. Он спас нашу одинокую мать, которой не показали похоронку - "черную" бумагу, как она называлась в простонародье, с извещением о моей гибели. Маме повезло: после войны она получила мое письмо со словами: "Мама, я жив...".
"Голос Армении"