Петербургский Эрмитаж со дня основания привлекает внимание культурной части человечества. Последние годы в музее происходят важные события, в частности Эрмитаж обрастает новыми помещениями, активизирует свою выставочную деятельность. Прежде всего это инициативы ее директора Михаила ПИОТРОВСКОГО — известного историка, уроженца Еревана. В интервью “Итогам” он говорит в том числе и о своем происхождении, и детских впечатлениях.
...Отец привел меня в Эрмитаж, лишь только я начал ходить. Родители почти сразу после моего рождения вернулись из Еревана в Ленинград. Мы жили в квартире тогдашнего директора музея Иосифа Абгаровича Орбели (директор Эрмитажа с 1934 по 1951 годы), который многих бесквартирных сотрудников селил у себя.
По рассказам, мне больше всего нравился восточный Арсенал, где мне давали играть на барабане. Сам же хорошо помню выставку, посвященную Итальянскому и Альпийскому походам Суворова: в Гербовом зале висели громадные картины, знамена, все было очень красиво. Набор открыток с этой выставки много лет лежал у меня на полочке. Вообще же я помню не столько экспозиции, сколько людей, работавших в Эрмитаже. И это совершенно удивительная коллекция, которой нигде в мире нет!
Поколение Иосифа Абгаровича Орбели почти послереволюционное, пережившее все политические перипетии. Академичные ученые, которые при этом совершили все то, что можно назвать перестройкой в науке и в эрмитажной жизни. Они приходили к нам домой, я к ним ходил, мне давали читать разные книжки, сначала на русском, потом на английском. При этом я знал, что это великие ученые.
Другое — уже папино поколение. Сотрудник Эрмитажа Леон Тигранович Гюзалян, замечательный востоковед, подарил мне первую бритву, “Жилет”, которую привез из Англии. Это было очень символично — своего рода инициация, когда ты становишься мужчиной. Он долго сидел — и подарил мне свой лагерный ватник. Я в нем ездил на картошку, при этом понимал символику подарка: так мистики передают свой плащ ученику...
— Ваш отец, ученый-востоковед с мировым именем, возглавлял Эрмитаж с 1964 по 1990 годы. А каким он был папой?
— Просто замечательным. Очень нас с братом любил, даже в угол не ставил. В угол мы становились сами — так были воспитаны. Он очень много работал, и мы это видели — в экспедициях, в Институте археологии, в Эрмитаже, писал книги. Профессиональная жизнь отца была неразрывно связана с домашней, ведь наша мама тоже археолог. Летом мы ездили в Армению, где у родителей были раскопки.
— Папа — на раскопках, мама — на раскопках... Выросли на бутербродах или на долме? Рипсимэ Микаэловна была хорошей армянской мамой?
— Очень хорошей армянской мамой. Обед всегда был. Долму же мы ели в Ереване, там каждый день была долма. Кстати, я ее не очень любил...
Мама умела держать семью, и это качество, возможно, она унаследовала от своей матери. Бабушка была очень сильный человек. Она, беременная мамой во время армянской резни в 1918 году, прошла путь из Нахичевани до Еревана под обстрелом курдов, с двумя пистолетами на боку и с ядом. Впрочем, яд у нее потом отобрали, потому что женщины при нападениях нередко травили себя преждевременно... Рипсимэ Микаэловна появилась на свет по-библейски, в яслях. Папины предки — по большей части обрусевшие поляки. Наш дедушка — полковник артиллерии. По папиной линии все были артиллеристами... У нас хороший набор не столько предков, сколько традиций. Всегда можно быть с поляками — русским, с русскими — армянином, с армянами — опять русским...
(С сокращениями)
"Новое время"