Вечером восьмого марта в половине шестого вечера я оказалась возле Дома культуры и спорта Объединения глухонемых. Несмотря на обещанные по прогнозу погоды десять градусов тепла и сиявшее с утра солнце, стоял жуткий холод. В шесть часов у меня была назначена встреча. Поскольку я пришла на полчаса раньше, решила зайти в объединение согреться.
За два дня до выборов я уже побывала здесь на собрании религиозной организации под названием «Церковь Божий дом». Меня «заманили» туда, пообещав исцеление от всех болезней. Особыми болезнями я вроде не страдаю, но журналистское любопытство оказалось сильнее. Зал Дома культуры был переполнен сверху донизу. Люди стояли даже в проходах. Набралось не меньше пятисот человек, если не больше. На сцене стояли музыкальные инструменты, перед сценой — монитор и усилитель.
Вдруг в зал вошли несколько коротко стриженых мужчин с золотыми крестиками на лацканах, и действо началось. За музыкальными инструментами стояли юные ребята и девушки в «пионерских» черно-белых формах, разве что без алых галстуков. Зазвучала красивая современная музыка, и весь зал, встав, в унисон с оркестром запел гимн, слова которого не помню, но смысл заключался в том, чтобы вознестись к Нему. Очевидно, то была молитва, переложенная на музыку. Затем кругленькая женщина средних лет, но тоже в пионерском наряде — белой сорочке и сером сарафане — стала читать проповедь. Долго и пафосно. Речь шла о прописных библейских истинах, типа не укради и остальных девяти заповедях.
Затем по рядам пустили красивые вишневого цвета мешочки вроде тех, в которых Дед Мороз приносит новогодние подарки. Только оказалось, что мешочки предназначены не для подарков, а для сбора средств в пользу церкви. Поскольку я пришла на это религиозное мероприятие не из религиозных соображений, а чисто из любопытства, то никаких денег в мешочек опускать не стала. Соседка, стоявшая рядом, смерила меня испепеляющим взглядом. Но я не успела сгореть от стыда, потому что в этот момент на сцену поднялся плотный, почти бритоголовый мужчина с золотым крестиком на лацкане серого пиджака, и тоже стал произносить проповедь.
Что он там говорил, я уже не помню, но опять же библейские истины и еще про то, как ему предстало видение, будто в скором времени их сборы будут происходить не в зале, а на огромном стадионе, вмещающем тысячи людей.
Далее началось самое интересное. Лечебный сеанс. На сцену выносили одежду больных в целлофановых мешках и складировали их возле проповедника, который в конце сеанса должен был направить на них свою целительную длань. Пока же он принялся лечить присутствующих в зале. Лечение сопровождалось чтением молитв и прикладыванием рук целителя на больные участки тел тех присутствующих, кого он вызывал на сцену. Стоящие в зале тоже исцелялись, но на расстоянии, одними молитвами. Проповедник просил рассказать, кто от чего исцелился. У одного исчезла грыжа, у другого — зоб, у третьего еще что-то. Затем на сцену вывели одного одержимого, которому мерещился камень на груди, а также красивую женщину с безумными глазами, которая страдала манией самоубийства. Проповедник приложился к одержимому, изгоняя из него бесов. Тот сказал, что камень на сердце стал давить меньше, но переместился вправо.
Красивая женщина с безумными глазами закрыла глаза, зашаталась, открыла их, и как в тумане поплыла со сцены. Еще один пациент, мальчик лет восьми, страдал задержкой речи. Проповедник и к нему приложился рукой, затем спросил: «Можешь говорить?» «Нет»,— чистосердечно признался мальчик.
На сцену вывели женщину, которая после сеансов химиотерапии с трудом передвигала ноги. Проповедник неоднократно прикладывался к ее ноге, но она по-прежнему передвигалась с трудом, жалуясь на тяжесть то в стопе, то в пятке. Когда она дошла до другого конца сцены и оказалась перед моими глазами, я заметила, что проблема у нее не в стопе и не в пятке, а в бедре. «Бедро, бедро надо расслабить!» — выкрикнула я. Присутствующие со всех сторон зашикали на меня, призывая к порядку, а проповедник то ли не услышал, то ли проигнорировал мою подсказку.
Напоследок проповедник призвал зал помолиться за… предстоящие выборы.
Молитвы не дошли по назначению. Один кандидат с простреленной рукой вновь оказался на больничной койке, второго взяли под стражу, на третьего подали в Конституционный суд, четвертый поднял на ноги весь народ, затем объявил голодовку, а что будет дальше, не ведает сам Господь Бог.
Не стану томить читателя дальнейшим описанием действа, на котором мне довелось присутствовать, скажу только, что длилось оно свыше четырех часов. Не знаю, чего там было больше — самовнушения, излечения от пребывания в экстатическом состоянии или еще от чего-либо другого, но факт остается фактом: люди идут в церковь «Божьего дома» не столько из религиозной потребности, которую они вполне могли бы удовлетворить и в нашей Апостольской церкви, сколько… от безысходности. Отчаявшись получить квалифицированную медицинскую помощь в наших медицинских учреждениях. Либо потому, что эта помощь многим не по карману. Либо потому, что врачи просто не в состоянии оказать квалифицированную медицинскую помощь. За примерами далеко ходить не надо. Месяц назад поэт, редактор литературного журнала В. почувствовал боль в сердце. Вызвали «скорую». Сделали кардиограмму. Кардиограмма ничего не выявила. На всякий случай сделав укол, бригада уехала. Через полчаса В. скончался. В возрасте пятидесяти лет.
…Почти все посетители «Божьего дома» страдают теми или иными заболеваниями. Не найдя помощи у врачей, они ищут исцеления в религии. И не только телесного. Нашему народу сегодня не на что опереться. Он стал изгоем в собственной стране. Даже церковь, которая во все времена была опорой и поддержкой, сама приходила в дом к простому сельчанину и труженику, сегодня отчуждена от них. Люди пытаются найти опору в религии. И находят. Вернее, находят их. Тот же «Божий дом». Или Свидетели Иеговы. Или Национальный армянский центр «Брахма Кумарис». Вдумайтесь только в это словосочетание — национальный армянский! При чем тут Брахма Кумарис и армянская национальность? Хотя у этого религиозного объединения весьма похвальные цели, в том числе воздержание от употребления наркотиков, алкоголя и даже табака. Несмотря на эти благие цели, в самой Индии не сокращается ни число эпидемий, ни количество голодающих.
В последнее время, говорят, появилось еще одно новое религиозное объединение, в котором наши с вами соотечественники предаются религии в нагом виде. Не видела, не знаю, но если говорят, да еще по телевидению, вполне вероятно, что так оно и есть. Смею думать, что религия темнокожего населения Гаити, которая называется вуду, в Армении тоже присутствует. Потому как в последнее время многие темнокожие товарищи в качестве транзитной страны избрали Армению, и очень возможно, чтобы им не скучно было предаваться религиозному экстазу в малочисленном составе, вовлекли в свою веру и наших легко поддающихся на новоявленные верования сограждан. Особенно ежели их ритуалы проходят под бодрящие звуки тамтамов.
Но вернусь от рассуждений о религии в Дом культуры глухонемых, где восьмого марта я спасалась от холода. В фойе стали стекаться молодые люди и девушки, некоторые с цветами в руках. Я не сумела побороть любопытства, заглянула в зал. На сцене были те же электронные инструменты, что и в «Божьем доме», и те же юноши и девушки в пионерских одеждах, но без галстуков. Мне показалось странным, что верующие люди празднуют праздник в общем-то нечестивцев — 8 марта. Я спросила у молодого человека, входившего с букетом в зал, что за мероприятие?
— Выступление Христианского театра Армении, приходите,— дружелюбно пригласил он.
Я вышла на улицу. Со стороны оперы раздавался знакомый голос Раффи Ованнисяна. Я пошла в сторону оперы. Мороз крепчал. Но деревья, в отличие от известной песни, не гнулись, потому что на Северном проспекте попросту нет деревьев. По Северному проспекту и поблизости от оперы стояли либо прохаживались равнодушные полицейские.
Раффи Ованнисян стоял на ступенях оперы и хорошо поставленным голосом говорил о том, что не признает Минскую группу ОБСЕ, вместе с ее то ли решениями, то ли заявлениями. Перед ним толпилось меньше сотни зевак, которых трудно было назвать протестным электоратом. Предводитель оппозиции оповестил о дне и времени очередного митинга. «Чтобы что? — подумала я.— Власти и так знают, кто и какого о них мнения, в том числе и о выборах». А дальше что? Неужели митинги и есть план дальнейших действий оппозиции? Как еще классиком было сказано: «А Васька слушает да ест». В нашем армянском варианте власть, скорее всего, даже не слушает, но есть продолжает. В прямом и переносном смысле слова. Какой там христианский театр, когда наша христианская страна представляет собой настоящий театр абсурда?»
Пребывая в этих невеселых размышлениях, я направилась к месту встречи со своей знакомой. Северный проспект кишел молодежью. Кто-то, несмотря на холод, очевидно доверившись прогнозу погоды, был одет совсем по-летнему, кто-то кутался в зимние одежды. Толпа валила со стороны площади Республики. Счастливые, радостные молодые лица. Много влюбленных пар, много цветов, много улыбок, живые, умные глаза. На душе стало теплее и как-то спокойнее за будущее страны, в которой столько абсурда, начиная с религии, кончая политикой.
P. S. Вот уж поистине перо не поспевает за событиями. Не успела дописать последнюю оптимистическую фразу, как Раффи Ованнисян на очередном митинге объявил о своей очередной голодовке и пообещал, что Серж Саргсян официально придет к власти только через его, Раффи Ованнисяна, труп.
Когда нет четкого плана действий, в действие вступают законы сцены. В данном случае театр абсурда грозит прибегнуть к финалу древнегреческих трагедий.
…Из анекдотов советского времени. Автобус № 1 ходит с перебоями. Пассажиры на остановке возмущаются:
— Водителя надо поменять.
— Если водителя поменять, № 1 пойдет по тому же маршруту? — спрашивает один из пассажиров.
— Да,— удивляются остальные пассажиры.
— Маршрут надо менять, маршрут.
От себя добавлю: чтобы поменять маршрут, надо знать, куда ехать.
Роза ЕГИАЗАРЯН, "Собеседник Армении"