Начало - http://www.yerkramas.org/2013/02/21/parizh-process-razrushivshij-stenu-molchaniya/
Продолжение - http://www.yerkramas.org/2013/03/15/parizh-process-razrushivshij-stenu-molchaniya-prodolzhenie/
* * * * * * *
“НВ” предлагает читателям третью заключительную публикацию отрывков из стенограммы судебного процесса в январе 1984 года над участниками акции “Ван”, захватившими в сентябре 81-го турецкое консульство в Париже. Через 60 лет после громкого берлинского процесса над Согомоном Тейлеряном специально созданная политическая инстанция другой европейской столицы была вынуждена во всеуслышание говорить о геноциде 1915 года. “Вановцы” были признаны политзаключенными, председатель запретил во время суда называть их террористами, на слушаниях обязаны были присутствовать и давать показания официальные представители Турции. Так по ходу заседаний, по словам одного из журналистов, “суд над армянами” превратился в “суд армян”. После оглашения приговора обвиняемые Вазген Сислян, Геворг Гюзелян, Арам Басмаджян, Акоп Джулфаян выходили из зала с широко разведенными в жесте “виктория” пальцами вскинутых рук. Для них это действительно была победа.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Почему после захвата консульства вы в первую очередь потребовали освобождения святого отца Рафаела Антоняна и пастора Гюзеляна? Является ли пастор родственником обвиняемого Гюзеляна?
ГЮЗЕЛЯН: Пастор приходится мне дальним родственником.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Он был арестован в Турции, а после вашей акции вышел на свободу. Сколько же лет он провел в тюрьме?
ГЮЗЕЛЯН: Он заявлен как свидетель и может сам выступить в суде.
СИСЛЯН: Отец Антонян также был арестован в Стамбуле, едва сойдя с трапа самолета. А из-за того, что он армянин, осужден на 14 лет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Только за национальную принадлежность?
СИСЛЯН: Вся его вина в том, что он священник и потом у него нашли карту Армении...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Интерпол Вашингтона переслал в парижское отделение издающийся в Ливане журнал “Армениен магазин”. Здесь напечатаны ваши заявления, которые скорее всего сделаны еще в Бейруте. В частности, вы говорите: “Я и мои товарищи осознаем, что можем погибнуть, выполняя свой долг. Это нас еще больше утверждает в собственных принципах. Бойцы за свободу естественной смертью не уходят” и т.д. Вы встречались с журналистом, находясь в Бейруте?
СИСЛЯН: Публикацию сами подготовили, никаких журналистов не привлекали.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Из судебного дела становится ясно, что пресс-служба АСАЛА до начала акции засняла вас. Когда же вы вошли в консульство, эту видеокассету передали на французское телевидение. Мишель Гонорей в своей передаче использовал фрагменты этих записей. Какая цель преследовалась при записи кассеты?
СИСЛЯН: Мы объяснили мотивы перехода к вооруженной борьбе, информировали об армянском вопросе...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Где жили в Париже и как осуществлялась связь между членами группы?
ГЮЗЕЛЯН: Это секреты нашей организации.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: С оружием вы прибыли из Бейрута? Вам его передали уже в Париже или непосредственно перед штурмом консульства?
ГЮЗЕЛЯН: К консульству оружие принес я. Большего сказать не могу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Автомат Калашникова, два браунинга Герсталь, гранаты, пластиковые мины — все вместе в одном рюкзаке?
ГЮЗЕЛЯН: Да...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Знал ли каждый из вас, какое ему достанется оружие?
СИСЛЯН: Калашников взял Акоп Джулфаян, пистолеты были у меня и Гюзеляна, гранаты взял Басмаджян...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Последний патрон выпущен вами, Гюзелян?
ГЮЗЕЛЯН: Да, я стрелял в 23 часа, так как через 15 минут истекал срок наших требований.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Это был признак отчаяния? Ведь ваши требования не были удовлетворены. Или же вы напоминали об окончании срока?
ГЮЗЕЛЯН: Я стрелял в коридоре, где никого не было. Не хотел пугать заложников.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Это, кстати, отмечают и сами заложники. Но тем не менее что означал прозвучавший выстрел?
ГЮЗЕЛЯН: Не помню...
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Почему вы связывали руки заложникам?
ГЮЗЕЛЯН: Их оказалось больше, чем мы предполагали. Кроме этого, двое из нас получили тяжелые ранения.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы ставили различия между заложниками? Спрашивали, кто армянин, кто француз?
ГЮЗЕЛЯН: Для меня существовало единственное различие: женщина это или мужчина.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Факт насильственного удержания налицо. Однако предварительное обвинение настаивает и на “смертельной угрозе”. Принимаете ли это обвинение?
СИСЛЯН: Прежде всего должен отметить, что против турецкого народа мы ничего не имеем. Наша борьба направлена против турецкого государства.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Согласен. Но находящиеся в консульстве турки удерживались лишь “насильственно” или все же подвергались “смертельной угрозе”?
ГЮЗЕЛЯН: Ни один заложник прямому террору не подвергался. Мы лишь им посоветовали сохранять спокойствие.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: А если бы они не последовали вашему совету? Разве не смертельная угроза таится во всех ваших требованиях? Согласитесь, что установка бомбы под дверью — уже угроза безопасности и жизни. И не подвергали ли вы смертельному риску заложников, подводя их к окну и держа у головы оружие со взведенным курком?
ГЮЗЕЛЯН: Мы проводили вооруженную акцию. Лично я принимаю, что такая угроза была.
БАСМАДЖЯН: Я также принимаю это обвинение.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вместе с тем напомню, что, по свидетельству части заложников, после штурма напряжение заметно снизилось и атмосфера установилась доверительная. Когда же все завершилось, Гюзелян и Басмаджян пожали всем руки и принесли свои извинения за причиненное беспокойство...
Объявляется перерыв
Заседание возобновляется через 15-20 минут
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: И все же нас, судей и 12 присяжных, представляющих французский народ, интересует, почему вы из-за относительно давних событий конца XIX и начала XX веков пошли на акцию против Турции 81-го года и сегодняшних турок?
ГЮЗЕЛЯН: Наши действия не были направлены против населения. Мы хотели вновь поднять забытый армянский вопрос.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но ведь ясно, что г-на Езена ни при каких обстоятельствах нельзя обвинить в прошедшем 60 лет назад. Значит, вы исключаете гибели безвинных людей? Вас это не тревожит?
ГЮЗЕЛЯН: Думаю, нашей декларацией мы достаточно обстоятельно мотивировали переход к насильственным действиям. Я отлично понимаю, что г-н Езен тогда даже и не родился. Но ведь и я тоже! Проблема в том, что турецкое правительство по-прежнему удерживает захваченные земли. Мы же взяли оружие, чтобы вернуть свою страну.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Даже ценой невинных жертв?
ГЮЗЕЛЯН: Даже ценой наших жизней!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы вправе так выражаться, ибо это ваша борьба, ради нее вы готовы пойти даже на смерть. Но ведь вопрос о совершенно иной личности. При чем здесь Джемаль Езен?
ГЮЗЕЛЯН: Я уже говорил, что мы с ним столкнулись лицом к лицу, оба были вооружены, была неразбериха...
СИСЛЯН: Мы никому не мстим, а добиваемся восстановления попранных исторических прав.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Объясните, каким образом?
СИСЛЯН: Проблема не в принадлежности человека к турецкой национальности, а в ответственности всех турецких правительств. Продолжая удерживать захваченные земли, они становятся соучастниками преступных властей начала века.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Позицию в отношении властей принимаю, но ваша борьба ведет к жертвам, не имеющим отношения к 15-му году.
СИСЛЯН: Мы тоже жертвы.
ГЮЗЕЛЯН: Мы — взбунтовавшиеся жертвы. Никто ведь не услышал наши мирные обращения. Безрезультатность этих усилий привела нас к выстрелам и взрывам. Вот реальность.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но почему обязательно добиваться решения армянского вопроса не в самой Турции, а на французской земле?
ГЮЗЕЛЯН: Мы впервые совершили акцию в диаспоре. Как до этого шага, так и после него проводим подобные действия и в самой Турции. Однако правительство тщательно замалчивает наши требования. Поэтому мы перенесли акции в Европу и США.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы считаете правильным узаконивание насилия? Историк Тернон заканчивает одну из своих книг словами: “Стена непреодолимого молчания (я бы добавил, и насилия) разделяет турецкий и армянский народы. Эту стену следует разрушить и открыть путь для исторического диалога”. Что вы думаете об этом?
ГЮЗЕЛЯН: Не понял вопроса.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Речь идет о достижении цели исключительно вооруженной борьбой. Вы уверены, что других путей нет?
ГЮЗЕЛЯН: Все остальные завели нас в тупик. Повторюсь, мы вынужденно взялись за оружие, а не потому, что так любим его.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но ведь ни одно из ваших требований не получило должного разрешения. Неужели вы считаете, что ваша акция содействовала достижению главной цели?
ГЮЗЕЛЯН: Думаю, этот вопрос следует адресовать всему армянскому народу. По крайней мере не нам на него отвечать.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Но каковы ваши личные ощущения?.. Попрошу соблюдать тишину в зале и воздержаться от реплик!
ГЮЗЕЛЯН: Внимание средств массовой информации с первых минут акции было приковано к армянскому вопросу. В те дни, как и сегодня, им интересовались несравненно больше, чем за последние десять лет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Что ж, если все согласны, то на этом сегодня и завершим...
Аплодисменты в глубине зала
Охрана, выведите народ! Предупреждаю, если подобные действия повторятся, буду вынужден требовать, чтобы к желающим присутствовать отнеслись со всей строгостью. Для беспристрастности судебного разбирательства необходимо, чтобы все сохраняли выдержку.
Заседание прерывается
“Акция “Ван” привела к сплочению армянской диаспоры”
* * *
Прошли годы... Двое из героической четверки обосновались в Армении. Корр. “НВ” Валерий Гаспарян встретился с Вазгеном Сисляном. Какой видится акция “Ван” сегодня, как сложилась судьба ее участников...
— Чуть более тридцати лет назад вашей группой была осуществлена акция “Ван” по захвату турецкого консульства в Париже. Какие чувства вы испытываете сегодня при сопоставлении этих дат и событий?
— Чувствую воодушевление, испытываю гордость. Ощущаю, что сыграл, разумеется, вместе с товарищами по борьбе важную роль в том, что сейчас происходит. Мы внесли свою лепту. Даже если бы сейчас сказал обратное - не думаю, что наша акция, или же в целом борьба АСАЛА оказала влияние на процессы по признанию и осуждению геноцида армян, то вряд ли кто-либо этому поверил. Безусловно, и к великому сожалению, наша организация в 1975 году вынужденно избрала путь вооруженной борьбы, поскольку мирные призывы, манифестации и демонстрации о восстановлении исторической справедливости не имели должных результатов. Мир безмолвствовал и предпочитал не замечать документальных свидетельств и вопиющих фактов происшедшей трагедии. Поэтому-то армянская молодежь и взялась за оружие.
— А что-либо изменилось в ваших взглядах и принципах за прошедшие три десятка лет? Ведь жизнь вносит свои коррективы...
— В прошлом году 20 января мы отметили 37-летие АСАЛА. Собрались без излишней помпезности, без рекламы, никто из официальных лиц не присутствовал. Основная же цель состояла в том, чтобы понять, насколько мы востребованы в обществе — главным образом со стороны молодежи. Говорили и об идеологических проблемах. Выяснилось, что та изначальная идея, которая нас объединила три десятка лет назад, по-прежнему служит цементирующей основой для наших встреч. Она и заложена в основе общественной организации “Ухт Арарати” (“Обет Арарата”), объединяющей бывших политзаключенных из числа бойцов АСАЛА.
Года три назад с нами встречался испанский журналист Хосе Антонио Гурриаран, ставший инвалидом после взрыва бомбы в Мадриде 29 декабря 1980 года. После этой акции АСАЛА он прочитал около двух сотен книг, посвященных Армении, ее истории, культуре, искусству. Как он нам говорил, это привело его к пониманию, что по отношению к армянскому народу была совершена гораздо большая несправедливость, чем по отношению к нему самому. О своих впечатлениях он написал в своей первой книге “Бомба”, а 2 года назад вышла его новая книга, которая называется “Армяне. Забытый геноцид”. Цель этой книги созвучна нашей — взорвать стену молчания, окружающую правду об одном из самых страшных преступлений, совершенных против человечества.
Это была не первая встреча писателя и публициста с представителями АСАЛА. На этот раз Гурриарана интересовало — наше возвращение в начале 90-х в Армению из разных концов мира было продиктовано приказом АСАЛА или же по иным причинам. Когда же выяснилось, что каждый из нас принимал решение самостоятельно, но в результате оно практически оказалось коллективным, очень удивился.
Лично же для меня ничего удивительного в этом нет, поскольку все мы верили в одну идею, и она вновь собрала нас вместе. В конце концов, тот или иной цветок может расти и цвести лишь в определенной земле и при определенных условиях. В другой почве мы не приживемся, я это знаю наверняка.
— Этим и объясняется, что судебный процесс над участниками операции “Ван” зачастую сравнивают с судом над Согомоном Тейлеряном, который 15 марта 1921 года в Берлине расстрелял одного из главных организаторов геноцида армян — бывшего министра внутренних дел Турции Талаата-пашу. В результате присяжные заседатели Берлинского суда 2-й инстанции вынесли Тейлеряну оправдательный вердикт. Как вы сами относитесь к подобной аналогии?
— Судя по резонансу в обществе, возможно, что сравнение уместно. Однако следует отметить, что в берлинской акции Согомон Тейлерян выступал как свидетель варварских убийств и погромов. Иными словами, это была акция мстителя. Операция же “Ван” не была актом мщения. Мотивы наших действий носили иной характер — мы выдвигали политические требования, в числе которых вопросы о признании геноцида армян и возвращении захваченных земель, а также об освобождении из турецких тюрем армянских священников Манвела Еркатяна и Гранта Гюзеляна вместе с рядом курдских деятелей. Мы выступали за право армянского народа жить на своей земле — в Объединенной Армении.
— Известно, что председатель суда запретил участникам заседания называть вас, то есть подсудимых, террористами, потребовав употребления термина “комбатан” (бойцы). Чем вы это объясните?
— Мои друзья по борьбе на протяжении 15 часов удерживали заложников и сдались лишь после получения заверения полиции о том, что в отношении нас будет вестись политический процесс. Дело в том, что меня при захвате ранили, и я в консульстве продержался около 7 часов, потом сдался властям и был доставлен в больницу, где 5-6 дней находился в бессознательном состоянии, меня подключили к аппарату искусственного дыхания. В дальнейшем, уже по ходу предварительного следствия мы в тюрьме строгого режима Флори Мерожес прибегли к 15-дневной голодовке, из коих 8 — без воды, чтобы напомнить властям о данном обещании. Нас признали политзаключенными. Первым решением, которое мы приняли, оказавшись в тюремных камерах, стало готовиться к судебному процессу и сделать все, чтобы судебный процесс имел политическое значение. Мы также посчитали важным выступать в суде не при помощи переводчика, а на французском. Думаю, что наше поведение с заложниками, а затем и выступления на самом процессе все же показывали, что на скамье подсудимых оказались не убийцы или бандиты с большой дороги, а идейные бойцы за свой народ.
— Этим было обусловлено то, что на процессе выступила Мелине Манушян, вдова национального героя Франции Мисака Манушяна, были зачитаны письма Шарля Азнавура и Анри Верноя (Ашота Малакяна), разоблачающие антиармянскую политику турецких властей. Суд заслушал свидетельства переживших геноцид. На слова же председательствующего “Подсудимые, встаньте!” подавляющее большинство зала, состоящее из армян, встало. Диаспора нуждалась в героях в вашем лице?
— Мне кажется, что операция “Ван” привела к всплеску патриотических чувств в армянской общине, но самое главное — к сплочению. Приведу и такой нелицеприятный пример. Когда стало известно, что мы захватили консульство, то армянские партии поспешили откликнуться манифестациями и шествиями. Однако при этом, если, например, партия “Гнчакян” и левые силы продвигались по какому-то одному маршруту, то АРФ “Дашнакцутюн” предпочитала вести своих партийцев по иным улицам, чтобы только не пересечься с другими партиями. Лишь спустя месяц после событий все политические силы провели совместный митинг.
Или же другой пример. Во время подготовки к судебному процессу дашнакцаканы мне не раз заявляли, что в случае их выступления на суде они осудят наши действия. Я тогда в сердцах ответил, что пусть осуждают нас и негативно воспринимают деятельность АСАЛА сколько угодно, но пусть выступят в защиту того, ради чего родились и живут. 21 января в “Котидьен де Пари” было опубликовано заявление Центрального комитета Армянской Революционной Федерации Дашнакцутюн, в котором, в частности, говорилось, что партия “хотя и уважает героизм этих четырех молодых людей”, тем не менее отмежевывается от политики АСАЛА и не считает ее борьбу борьбой Ай Дата, но в то же время считает этот судебный процесс судом над Турцией.
В целом же хочу с сожалением отметить, что необходимость создания АСАЛА была порождена пассивностью традиционных армянских партий и политических лидеров, основная деятельность и усилия которых в этот период были направлены на решение проблем собственного самосохранения. На мой взгляд, диаспора и особенно наше молодое поколение находились на грани потери национальной идентичности. В то время у меня порой создавалось такое впечатление, что у армян какие-либо формы протеста выражались лишь 24 апреля. Но эта дата — всего лишь день поминовения памяти жертв армянского народа, тогда как в течение остальных 364 дней в году необходимо напоминать миру о наших справедливых требованиях. В конце концов, произошел геноцид, и ничего хорошего нет в том, чтобы жить этими трагическими воспоминаниями. Но это произошло, это обрушилось на нашу голову, так почему мы не можем стать хозяевами наших требований.
— И даже ценой взрыва в аэропорту Орли 15 июля 1983 года, в результате которого 8 человек погибли и 55 человек были ранены? Ведь в отличие от акции “Ван” пострадали невинные люди.
— Возможно, я соглашусь с вами. Но это были этапы борьбы. Если бы все ограничилось только акцией “Ван”, то, возможно, многие бы так и не поняли смысла нашей борьбы. Отмечу, что акции АСАЛА преследовали три цели. Во-первых, Турция должна была понять, что армяне не будут молчать и мириться с тем, что произошло в 1915 году. Во-вторых, миру пора бы понять, какая чудовищная трагедия произошла, и наконец-то пришла пора прекратить политику замалчивания. В-третьих, диаспоре следует пробудиться и активизировать свои усилия. Мне часто задают этот вопрос, но могу лишь ответить — вполне возможно, что на месте Варужана Карапетяна, которого обвинили в этом преступлении, мог бы оказаться, а он — на моем месте.
— Когда вы находились в тюрьме Флори Мерожес, один из ваших соратников по акции “Ван” — Арам Басмаджян — совершил самоубийство. По происшествии стольких лет вам удалось узнать или понять, почему же это произошло — практически за год до освобождения?
— Порой я здесь от многих слышу, что лучше сидеть во французской тюрьме, чем жить на воле в Армении. Но это лишь поверхностное суждение тех, кто не испытал психологическое давление французских спецслужб. Да, наши одиночные камеры располагались рядом, на одном и том же этаже. Маловероятно, что кто-либо, грубо говоря, 12 апреля 1985 г. сунул голову нашего товарища в петлю — в прямом смысле этого слова. Это была его вторая и последняя попытка. В первый раз охранники заметили, подняли шум, выпустили нас из камер, чтобы мы убедили Арама не совершать задуманного. Тогда удалось, а потом — нет. Он похоронен в Париже на кладбище Пер-Ла Шез. За всем этим, на мой взгляд, стояла проблема развенчания и дискредитации нашего образа идейных борцов. Ведь тогда народ диаспоры нас полностью принимал, не было такого, чтобы кто-то резко высказывался против участников акции “Ван”. В адрес АСАЛА еще какие-то негативные выступления раздавались, но только не в связи с нашей операцией. Широкий общественный резонанс, сплочение диаспоры, разрушение привычного стереотипа злобного террориста — все это было не на руку французским властям. Поэтому-то спецслужбы и искали методы воздействия — психологические, медицинские или какие-то еще, но только бы нас выставить глупыми, психически неуравновешенными, лишенными рассудка. Как говорится, сломать нас, а затем публично заявить: “И это ваши идейные борцы?!”. Я делаю этот вывод на основе всего того, что довелось мне увидеть и испытать за годы тюрьмы.
— А какая судьба ожидала других участников акции “Ван”? Вы общаетесь?
— С Акопом Джулфаяном мы общаемся чуть ли не каждый день, работаем в одной компании. Я — инженер-электрик, он — в руководящем звене. Кстати, своего старшего сына, который в настоящее время живет в Канаде, Акоп назвал Ваном. Геворг Гюзелян же во время карабахской войны возглавлял отряд добровольцев “Мецн Мгер”, его вклад в дело освобождения значителен, но потом, насколько мне известно, он уехал в США. Естественно, наш круг общения не ограничивается лишь участниками операции “Ван”. Есть несколько дат в году, которые все мы в обязательном порядке вместе встречаем, посещаем пантеон “Ераблур”, возлагаем цветы к мемориалу АСАЛА и, разумеется, к памятным плитам наших павших соратников. Их там 39. Это и Гурген Яникян, и Левон Экмеджян, и Егия Кешишян, и Сильва Чилинкирян, и многие другие. Как правило, это происходит 20 января — в день создания АСАЛА, а также 7 августа — в день памяти погибших членов организации. Естественно, что для нас с Акопом это также и день гибели Арама Басмаджяна — 12 апреля. Примечательно, что в пантеоне мы встречаем много молодежи, которая организует и проводит шествия, дни памяти сугубо по собственному почину — совершенно без нашей “взрослой подсказки”.
— Можно ли сказать, что в Армении для вас созданы некие особые условия, действуют льготы?
— Ни сегодня и ни вчера мы не пользовались какими-либо льготами или же неким особым вниманием властей, как, впрочем, и не стремились к этому. Понимаю, что у властей возникают некоторые проблемы с оценкой и значением нашей деятельности, поскольку в настоящее время быть оцененным в восприятии многих означает получение некой госдолжности или же депутатского мандата. Но и без этого лично я чувствую себя прекрасно, вопреки всем существующим несправедливым реалиям и недостаткам, о которых сегодня говорит общество. Жаль лишь, что порой мне и моим соратникам приходится выслушивать не совсем заслуженные упреки в том, что АСАЛА почему-то не наводит порядок и справедливость в Армении. Это в наши понятия о национальной идее никак не укладывается. Вот освобождение армянских земель — это входит в нашу программу, несмотря даже на возраст.
— Можно ли понять из сказанного вами, что АСАЛА не расформирована, как ранее утверждалось, а продолжает действовать?
— Я, конечно, не пресс-секретарь секретной армии, но на этот вопрос всегда отвечаю следующим образом. В программных положениях АСАЛА указано, что организация расформируется лишь тогда, когда Армении будут возвращены захваченные территории, а армянский народ будет жить на исконно своей земле. И если в настоящий момент АСАЛА не проводит акции, это еще не означает, что ее нет.
Перевел с армянского и подготовил к печати Валерий ГАСПАРЯН
"Новое время"
На снимках: обвиняемых привозят на процесс, справа с поднятой рукой Вазген Сислян; “Вановцы” в зале суда.