3 февраля в российской
столице в кинотеатре "Москва" состоялся премьерный показ фильма
"Шрам" . ФИЛЬМ "ШРАМ",
РАССКАЗЫВАЮЩИЙ О СТРАНСТВИЯХ АРМЯНИНА Назарета Манукяна в поисках дочерей, которых он потерял
во время трагических событий 1915 года, вошел программу 71-го Венецианского
кинофестиваля. В съемках картины участвовали семь стран – Германия, Франция,
Италия, Канада, Польша, Турция и Россия.
Премьера фильма состоялась в Стамбуле в декабре, а в Ереване фильм представили 30 января. Главную роль в картине сыграл французский актер алжирского происхождения Тахар Рахим, после роли в "Пророке" ставший одной из главных звезд Европы. Над картиной также работали американский сценарист армянского происхождения Мардик Мартин (автор многих ранних картин Мартина Скорсезе – "Злые улицы", "Бешеный бык") и польский художник-постановщик Аллан Старски ("Список Шиндлера", "Пианист").
Картину представили создатели фильма – немецкий режиссер турецкого происхождения Фатих Акин, продюсеры с российской стороны Рубен Дишдишян и Арам Мовсесян, а также актриса Аревик Мартиросян. Фатих Акин, начиная свое выступление, сказал: "Для меня это особенный вечер, особенный момент в моей жизни, к которому меня привел мой фильм".
Представляя картину, Рубен Дишдишян отметил: "Со стороны Фатиха Акина создание такой картины – очень большой и мужественный шаг. Вы знаете, что реакция на историю Геноцида армян в Турции неоднозначна, но Фатих, будучи этническим турком, осмелился сделать такую картину, которая, как мне кажется, получилась очень честной".
Гость редакции "Ноян Тапан" – режиссер фильма "Шрам" Фатих Акин.
– Фатих, скажите, почему вы – турок по национальности, гражданин Германии – решили снять фильм на тему Геноцида армян?
– Я взялся за этот фильм, потому что для меня была некомфортна та ситуация, которая создалась в Турции вокруг темы Геноцида, о котором запрещено было говорить. Как художник, я считал это неправильным и решил поднять этот болезненный вопрос, чтобы возникло обсуждение, пусть и очень непростое. Ведь многие молодые люди в Турции не знают, какая страшная трагедия произошла сто лет назад. Я чувствую ответственность за то, что произошло, хотя ни я, ни мой отец тогда еще не родились. Но мы – часть этого общества. Победить страх перед словом "геноцид" мне помогла книга журналиста Гасана Джемаля "1915 год. Геноцид армян". До этого я пытался избегать употребления этого слова при обсуждении тех событий. Я работал над "Шрамом" семь лет. Изначально цель моего фильма была в том, чтобы он понравился моей маме, моему отцу, моим друзьям в Турции и в то же время – армянскому обществу, Армении и Диаспоре. Я начал это путешествие, задаваясь вопросом: "Может ли этот фильм стать мостом? Может ли объединить тех, кто принимает и не принимает Геноцид в Турции?".
- И вы получили ответ на свой вопрос? То есть огласка этой темы может привести к тому, что проблема выйдет на такой уровень, что Турция наконец признает Геноцид? Вообще, на ваш взгляд, может ли это произойти в принципе и если это реально, то когда?
- Я не думаю, что один фильм может что-то изменить кардинально. Но, кажется, день ото дня становится легче говорить на эту тему. Табу десятилетней давности сегодня становятся слабее. И у меня есть друзья, люди искусства, создающие работы об этом. Есть прослойка турок, которые признают это, и она становится больше каждый день... В Турции уже существует гражданское движение, которое постепенно растет. И, возможно, мой фильм что-то привнесет в этот процесс и что-то сделает для того, чтобы это движение стало еще более многочисленным. Но мне кажется, что если в будущем Турция и признает, что в действительности был Геноцид армян, то это будет сделано не из-за того, что турки чувствуют свою вину и признают ее. Скорее всего, это случится по геополитическим причинам, когда будет выгодно – либо экономически, либо политически – открыть границу между Турцией и Арменией, и только тогда это случится. Например, в связи со сложившейся ситуацией сейчас российский газ собираются поставлять через территорию Турции. И если это будет осуществлено, и если в будущем политика Армении останется пророссийской, то, возможно, создастся такая политическая ситуация, при которой будет выгодно и удобно открыть границу между этими двумя странами и если не признать Геноцид, то хотя бы сделать несколько шагов в этом направлении. В это я верю.
– Уже состоялись премьеры фильма в Стамбуле и Ереване. Каковы ваши впечатления? Как к фильму отнеслись турки и как – армяне?
– Это были две абсолютно разные премьеры. Если говорить о премьере в Турции, то она была одновременно и красивой и грустной. Красивой она была в том плане, что люди после премьеры не танцевали, не пели, они просто сидели за столами, делились историями, просто рассказывали что-то друг другу. Грустной она была в том плане, что мы не могли договориться с кинотеатрами, чтобы показывали наш фильм, хотя у нас был дистрибьютор, который верил в нас. Кинотеатры боялись проблем со зрителями, с какими-то агрессивно настроенными группами, правительством и не хотели брать фильм в прокат. И мы буквально молили кинотеатры, чтобы они показали его. Они согласились, но не было никакой рекламы, афиш – ничего. Фильм прошел очень незаметно, всего в 24 кинотеатрах. Даже если это была, с одной стороны, революция – что фильм все-таки показали в Турции, – то она была очень тихая. Если говорить о премьере в Ереване, то это был шок для людей – в основном потому, что турок снял фильм на такую тему и с таким взглядом на нее. Поэтому был шок, но шок в хорошем смысле этого слова.
– Скажите, а не было какой-то травли в связи с фильмом в Турции, статей, угроз запретить вам въезд в страну?
– Я получал некоторые угрозы этим летом, когда фильм вышел, но мы не очень серьезно отнеслись к этому. Сейчас, когда я презентую фильм, да – мне нужна охрана, но это не влияет на мою обычную жизнь. До того как мы выпустили этот фильм, меня в Турции все очень любили, а сейчас уже не любят. С въездом проблем нет, так как нет проблем с правительством. Мои противники – это обычные люди и какие-то группировки.
– "Шрам" - заключительная часть вашей условной трилогии, повествующей о любви, смерти и дьяволе. Фильм "Головой о стену" рассказывал о любви, "На краю рая" – о смерти. Новая картина, как сказано в пресс-релизе, рассказывает о дьяволе, сатане. Можете ли вы пояснить немного эти слова, поскольку сложно представить себе некое абстрактное зло: как правило, оно воплощается в конкретных людях, в их поступках…
- Я сразу решил, что буду показывать всю эту историю через моего героя. И что бы ни происходило, мы видим эту историю с его точки зрения. Допустим, когда к нему приходят жандармы и забирают его среди ночи из постели, разлучают его с семьей, мы видим это через его восприятие. Естественно, для многих людей, истории которых я читал, этот момент был решающим в их судьбе… И для меня был важен вопрос, насколько злыми и несущими зло я должен был показать этих жандармов. Потому что были ли они злыми сами по себе? Нет, потому что, возможно, они не были такими, они лишь получили приказ от кого-то… Затем мы видим сцену убийства в пустыне. И это делают люди, которых выпустили из тюрьмы. Кто их выпустил? Их выпустили опять же по чьему-то приказу. Я постарался сделать фабулу картины универсальной, выбор, перед которым стоят герои, – понятным для зрителей, хотя, так или иначе, персонажи моей картины в большинстве своем – враги. Я надеюсь, что каждый увидит в этом рассказе о трагедии свое. И получит ответы на свои вопросы. На мой взгляд, добро и зло тесно связаны между собой. К примеру, самое красивое тело может носить внутри рак, как один и тот же человек способен на самые прекрасные поступки и самые отвратительные преступления. Я считаю, что в процессе эволюции люди находятся между двумя этими понятиями. То есть зло и добро существуют внутри нас, и все зависит от того, что мы выбираем и кормим внутри себя в каждый данный момент – добро или зло.
– Главного героя, армянина Назарета, играет французский актер алжирского происхождения Тахар Рахим. Чем обусловлен такой выбор? Он молод и в заключительных кадрах кажется не отцом, а скорее братом своей 17-летней дочери. На протяжении фильма, а проходит, видимо, около 10 лет, он практически не изменяется – несмотря на испытания, выпавшие на его долю. Это сделано специально, чтобы показать некую вневременность?
– Когда я искал актера на эту роль, как раз в процессе поиска посмотрел фильм "Пророк" Жака Одияра, увидел Тахара, он меня очень впечатлил, и я понял, что хочу работать с ним. И этот фильм оказал на меня очень большое влияние. Если говорить о его возрасте в фильме, то в то время люди привыкли заводить детей раньше, чем сейчас. Представим, что герою было 20 лет, когда он создал семью и у них появились дети, то есть когда он встретился с дочерью, ему было 37. Актеру, когда он снимался, было 30 – то есть разрыв с его персонажем был небольшой. Если же говорить о том, что в сценах они иногда больше похожи на брата и сестру, а не на отца и дочь, то это было мое решение – не использовать много грима или каких-то эффектов. Мне хотелось приблизить их по возрасту друг к другу, чтобы, как вы правильно заметили, сделать их вне времени.
– И еще раз – о проблеме признания Геноцида. Насколько я поняла из вашего ответа про Турцию, моральный вопрос не играет никакой роли в политических решениях, они связаны с экономической выгодой. И признание Турцией Геноцида не будет означать осознания своей вины, желания ее искупить. Тем не менее, как вы думаете, почему не признают Геноцид, скажем, США – известные поборники идеалов справедливости и гуманизма, Великобритания, Израиль? Холокост признают, а Геноцид - нет.
– То же самое, те же самые геополитические вопросы. В Первой мировой войне Турция стала союзником Великобритании, и сейчас Турция является самой дальней восточной страной, до которой НАТО может дотянуться, скажем так. На юго-востоке Турции существует военная база, откуда стартуют самолеты Великобритании и США, если нужно достигнуть Ирака или Сирии. Следовательно, если Великобритания совершит шаг и признает Геноцид армян, ответом Турции просто может быть закрытие этой базы, а сейчас это невыгодно ни США, ни Великобритании. К сожалению, вопрос признания Геноцида является не моральным вопросом, а только лишь политическим. Если в будущем когда-нибудь Турция признает Геноцид или сделает шаг навстречу Армении, давайте это так называть, то опять же это будет геополитический вопрос. Потому что очень многое сейчас зависит от конфликта Азербайджана и Армении, который происходит и влияет опять же на отношения Турции и Армении. Если же говорить про отношения Израиля и Турции, то, так как политика Турции сейчас больше направлена на усиление ислама и религиозной составляющей и из-за этого она становится более антисемитской, Израиль может принять абсолютно политическое решение признать Геноцид армян. Но я опять же считаю, что это неправильно – использовать трагический период в истории в качестве политического рычага в решении своих проблем. Это должно перейти в область моральных вопросов. Но пока что политики не готовы разделять моральные вопросы и политические.
"Голос Армении"