Солнечный гений Арно Бабаджаняна рожден XX веком. Его имя, как горная вершина, поднимается над течением времени, над повседневностью, которая видна при любом взгляде, будь то взгляд в прошлое или в будущее. Образ этой выдающейся личности никогда не потускнеет в нашем сознании. При каждой мысли о нем становится на душе удивительно тепло, рождается ощущение искусства или истинности всего сущего.
ЭТО ДРАГОЦЕННОЕ ЧУВСТВО, СООБЩЕННОЕ НАМ ХУДОЖНИКОМ, которому был дан божественный дар общения с духом музыки и с людскими душами. Его светоносное искусство это удивительная, самая животворная энергия, способная творить чудеса. Каждое его сочинение было откровением: « Героическая баллада» для фортепиано с оркестром, Скрипичный и Виолончельный концерты, «Ода Армении», «Полифоническая соната», «Шесть картин для фортепиано», «Скрипичная соната», «Третий струнный квартет», без которых невозможно представить армянскую музыку.
Тот факт, что без малого сорок лет его нет с нами, а его музыка звучит, свидетельствует о безусловном признании его выдающегося дара, единственного в своем роде. Вслед за Арамом Хачатуряном, явившим миру первую армянскую симфонию, первой балет и инструментальный концерт, Бабаджанян поведал миру о жизни и искусстве своего народа как в концертном жанре, так и в камерной музыке, и в песне. Широкой известностью пользовались и его миниатюры «Вагаршапатский танец», «Прелюдия», «Каприччио», «Размышление», музыка для кино и драматического театра. А фортепианная «Поэма» стала обязательной в программе одного из Международных конкурсов им. П.И. Чайковского. И чем больше проходит времени со дня его преждевременной смерти, тем яснее становится, как нужно людям светоносное и человеческое искусство Арно Бабабджаняна.
Вниманию читателей представляем несколько коротких отрывков из воспоминаний друзей композитора.
Нелли СААКЯН, поэт, писатель, эссеист: Арно
Огромный дар Бабаджаняна-композитора несомненен, но дар Бабаджаняна-пианиста несомненен еще более. Такие чувства, вероятно, испытывали современники Листа, Шопена, Рахманинова, и я удивляюсь, что всё еще не учрежден мировой приз «золотой руки». Одному из первых он, вне всякого сомнения, был бы присужден Арно Бабаджаняну.
КОНЕЧНО, ИСПОЛНЯТЬ ЧУЖОЕ ВЕЛИКОЕ ТВОРЕНИЕ задача почетная. Но играть свое, сочиненное еще буквально вчера!... Какую проповедь вы предпочли бы услышать: из уст того, кто сам написал вдохновенный текст, или из уст, кот заучил чужое?... Бабаджанян брал аккорды такого полного и глубокого звучания, что щемило сердце. “Суховатое” под руками других пианистов фортепиано поражало чувственностью и сочностью. Ориентальный стиль? Нет, первородно, исконно восточный, выросший из души человека, которому не занимать родных армянских созвучий.
- Армения вошла в меня так глубоко, что я не представляю себе, чтобы я мог написать что-нибудь не созвучное нашим напевам, начиная от песни до камерно-симфонических вещей, говорил мне Арно в один из пасмурных осенних дней 1980 года в Москве. Что бы я не написал - все армянское. Удивительное дело, десятилетиями живу в Москве, но за какой звук не возьмусь - встает Армения. Это потому, что композитор все черпает из первых детских лет и время от колыбели до юности для него важнейшее. Помните у Сент-Экзюпери: «Я родом из детства»? Так и я. И не просто из Армении, а еще конкретней из Еревана двадцатых-тридцатых годов. Я еще потому так охотно согласился написать музыку к кинофильму «Песня первой любви», что там были слова, сказанные как бы о моем детстве.
Да, я рос вместе с Ереваном. Когда-нибудь, если доживу, буду одним из его старожилов, хорошо помнящим его глинобитное начало. Помню, как в самом начале тридцатых годов отец купил мне велосипед. А надо сказать, что купить велосипед в те трудные годы значило примерно то же, что сегодня купить дорогостоющую автомашину. Отец же был обыкновенный служащий, бухгалтер. Все поражались такому жесту отца. А он, мудрый и прозорливый, объяснял: « У мальчика, видно, большой дар, и я не хочу, чтобы он клянчил у сыновей более обеспеченных родителей проехаться на их велосипедах разок-другой. Пусть растет уверенным и неущемленным. Ведь большую вещь не создашь с ущемленной психикой».
Сегодня, когда меня спрашивают, кому я обязан тем, чего достиг, я все уверенней и уверенней отвечаю: отцу. Он был из породы редких отцов и редких наставников. Моим чувством Армении я целиком обязан ему. Отец дружил с Чаренцем. Поэт часто по-дружески заходил к нам. Гордый моими первыми музыкальными успехами отец как-то похвастался перед Чаренцем, что я сочинил «Пионерский марш». «А ну-ка сыграй», попросил Чаренц. Я бросился к фортепиано. «А ноты у тебя есть?» спросил Чаренц по окончании игры. «Есть», «Давай-ка их сюда». И он размашисто написал по всему фронту заглавного листа (как это умел делать только он - добрый великий Чаренц): «Издать 1000 экземпляров. Егише Чаренц. 1931 год». И что вы думаете? Издали. С моим портретом. С портретом человека, которому не исполнилось еще и одиннадцати лет…
Эдвард МИРЗОЯН, народный артист СССР: «Мерилом для него была музыка высокого качества»
Вероятно, я один из немногих счастливцев, кому довелось быть свидетелем всего творческого пути Бабаджаняна - от становления, мужания вплоть до блистательного расцвета.
МЫСЛЕННО ПРОСЛЕЖИВАЮ, КАК ПРОИЗВЕДЕНИЯ АРНО одно за другим уверенно занимали свое место в наступательном движении армянской музыки. Причем, не побоюсь сказать, каждое произведение. Полифоническая соната и «Героическая баллада», «Трио и Скрипичная соната», «Шесть картин» и Виолончельный концерт, фортепианная «Поэма» и Квартет памяти Шостаковича, фортепианные пьесы, песни, музыка к драматическим спектаклям и кино... Все это богатейший, а главное - звучащий пласт нашей музыки. Для Арно не существовало "хороших" или "плохих" жанров: мерилом для него была музыка высокого качества. Ниже однажды заявленной очень высокой планки он не опускался никогда...
Бабаджанян творил в эпоху крайностей, "запретных зон", неправедных огульных обвинений и гонений, критики слева и справа... В этом окружении он шел своим путем, подчиняясь только своей тончайшей интуиции, велению своего большого сердца и совести художника - творца...
Он был, бесспорно, выдающимся пианистом, и не просто сильнейшим, но и стоящим особняком по стихийности таланта, по своеобразию и неповторимости видения мира. Поистине здесь в досадное противоречие входили необъятные возможности его пианизма и невозможность (по нехватке времени, по болезни) их полной реализации.
А как обожал Арно свой инструмент, как его тянуло к роялю, как любил он музицировать! В обществе за рояль он садился, как правило, только по собственному желанию (не любил и даже обижался, когда его об этом просили). Под его необыкновенными пальцами рождалась музыка. Прекрасно он играл классику и романтику (предпочтение отдавалось Рахманинову и Шопену), был непревзойденным исполнителем собственных произведений, неподражаемо импровизировал - в любой манере, в стиле любого композитора...
Играя, уходил в себя, целиком погружаясь в музыку, и в этот момент для него не существовало никого и ничего. А присутствующие, полностью поглощенные его игрой, испытывали ни с чем не сравнимое наслаждение.
Александр АРУТЮНЯН, народный артист СССР: «Армянская рапсодия»
...Однажды нас с Арно Бабаджаном пригласил к себе новый начальник Управления по делам искусств Геворк Ованесян. Сообщив, что намечается большой правительственный концерт, он предложил нам написать к этому вечеру произведение для хора и оркестра (возможно, он помнил нашу совместную работу над гимном).
ОДНАКО НАС С АРНО ЗАХВАТИЛА ИДЕЯ написания пьесы для двух фортепиано. Придя к нему домой, мы стали обсуждать форму предлагаемого произведения и решили, что оно будет двухчастным, в чередовании медленного и быстрого разделов. Отец Арно Арутюн Яковлевич, человек очень музыкальный, посоветовал нам взять в основу медленного раздела мелодии народной песни «Эх, садовник».
Работали мы каждый у себя дома, а потом встречались в консерватории, в классе с двумя роялями. Проигрывая материал, мы совместно искали и фактуру, и приемы развития, стараясь при этом, чтобы оба инструмента имели равные права. Вспоминаю, что я "сходу" предложил фактуру первого раздела, а Арно, импровизируя, "нашел" тему. Дальше все пошло уже легче, и дней через десять мы завершили работу, назвав наше детище «Армянской рапсодией». Работать с Арно было чрезвычайно интересно. Конечно, возникали и споры, иногда горячие, но все это было естественно.
Рапсодию впервые мы сыграли на этом правительственном концерте в зале Оперного театра. Было это в марте 1950 года. После исполнения в кабинете директора театра нас благодарил Анастас Иванович Микоян, к приезду которого был приурочен этот концерт... Арно в нашем дуэте заражал меня какими-то труднообъяснимыми импульсами, что, вероятно, определяло качество нашего исполнения - с неизбежными красками и игрой светотени.
Рапсодию мы с Арно играли десятки раз в престижных залах разных стран. Произведение завоевывало популярность и вошло в концертный и учебный репертуар, «Армянская рапсодия» была издана в Армении, а в 1996 году - в Японии ...
Адам ХУДОЯН, заслуженный деятель искусств РА: «У меня не было от него тайн»
1983 год был отмечен горестным событием: не стало Арно Бабаджаняна. Я не мог смириться с мыслью, что нет рядом человека, с которым был пройден весь мой жизненный путь.
ДУШОЙ МЫ БЫЛИ ВМЕСТЕ ДАЖЕ ТОГДА, когда находились в разных городах и странах. Это был человек, от которого у меня не было тайн, который все понимал без слов и видел меня насквозь. В день рождения я всегда получал поздравительные открытки Арно, которых у меня хранится немало.
Наверное, еще много будет сказано о доброте Арно, его редчайшей отзывчивости, готовности прийти на помощь. Эти свойства его натуры еще будут изучены и поставлены, я уверен, в прямую связь с удивительной человечностью, эмоциональной наполненностью и редчайшей "контактностью" его музыки…
Вглядываясь в фотографии, вспоминаю встречи - Арно всегда в центре внимания, быть может, даже не сознавая этого. Он удивительно умел заполнять собой окружающее его пространство...
Памяти Арно я посвятил свою Вторую виолончельную сонату соло (1994 г.)...
Наталия Гомцян, "Голос Армении"