О Низаме и не только…
Столь вольное обращение современных азербайджанцев с историей в немалой степени объясняется и тем, что сама история, равно как и сами исторические памятники – литературные ли, архитектурные – никогда не были «азербайджанскими», тем более в нынешнем понимании термина.
Следует отметить, что вплоть до середины тридцатых годов прошлого столетия этнокультурная принадлежность Низами не оспаривалась. Собственно, почему персидский поэт должен фигурировать в качестве азербайджанского? Как вообще возможно изъятие творца-поэта из родной «среды обитания», его бесцеремонное вырывание из взрастившей талант почвы и пересадка в идеологическую оранжерею? С таким же успехом можно изъять Шекспира из английской литературы, Пушкина из русской, Сервантеса из испанской... Современниками Низами были провансальский трубадур Бертран де Борн и датский певец ранних саг Саксон Грамматик; почему бы их не представить азербайджанцами, тем более что они тоже не писали на тюркском?
Поражает «доказательная база» апологетов азербайджанизации этого поэта, основывающаяся по сути лишь на том, что Низами жил в городе, ныне расположенном на территории Азербайджанской Республики. Вместе с тем игнорируется тот факт, что сам он был персом, творил на родном иранском (фарси) и никогда не считал себя «азербайджанцем», тем более что и этнонима подобного не только в период его жизни, но и в течение последующих почти восьми столетий не существовало.
Почему бы в таком случае не представить того же Михаила Булгакова украинским писателем (хотя, в отличие от русских и украинцев – представителей не только единой языковой семьи и группы, но и ее единой восточной ветви иранцы и тюрки относятся даже к разным языковым семьям!)? В конце концов, с таким же успехом можно зачислить в великие грузинские поэты Владимира Маяковского, тем более что он не только родился и некоторое время жил в Грузии, но еще и писал: «Только нога ступила в Кавказ, я вспомнил, что я – грузин».
Гянджа раскинулась в живописной местности у северо-восточных отрогов горной системы Малого Кавказа. Несмотря на значительную древность местности, само название города известно лишь с середины IXв. и восходит к иранскому слову «гандз» («клад», «сокровище», «ларец», в некоторых случаях – «духовное песнопение»), сохранившему все свои значения и в родственном армянском. В соответствии с особенностями произношения того или иного языка (персидского ли, армянского, арабского, албанского, грузинского) город (естественно, еще до появления в регионе тюркских кочевников) именовался «Гандзаком» или «Гянджой».
Политический статус территории, на которой он располагается, весьма часто менялся в истории. Впрочем, независимо от «официальной прописки», сама местность всегда славилась своими знаменитыми на регион уроженцами. Современницей Низами была персидская поэтесса Месхети Гянджеви – представительница мусульманского стихосложения, воспевавшая характеры и образы обитателей квартала городских ремесленников, поэтов и певцов-мутрибов. Большая часть ее литературного наследия не сохранилась до наших дней, но около тридцати стихотворных отрывков и более двухсот пятидесяти четверостиший-рубаи дают представление о даровании поэтессы.
Уроженцем города был также и армянский мыслитель, литературный и общественный деятель, богослов и священник Мхитар Гош. Современник Низами, он прославился как баснописец и составитель известного «Судебника». Представленные им юридические положения (например, «О присяге и порядке ее принесения», «Каковы должны быть судьи, обвинители и обвиняемые», «О свидетелях, в чем их необходимость и почему они выбираются в числе двух или трех» и др.) и сегодня читаются с большим интересом.
Если следовать философии апологетов азербайджанизации Низами, то и армянских уроженцев Гандзака-Гянджи, тем более современников лирика, также можно причислить к представителям тюркской культуры и литературы. Впрочем, в известной степени процесс уже стартовал. Доктор исторических наук ведущий сотрудник Института этнологии и антропологии Российской АН Виктор Шнирельман пишет в этой связи: «Самым излюбленным занятием азербайджанских авторов стало переименование средневековых армянских политических деятелей, историков и писателей, живших и творивших в Карабахе, в албан <...> Наиболее влиятельной в Азербайджане книгой, где все это стало принципиальной позицией, была работа З.Буниятова, вышедшая в 1965г. и посвященная событиям арабского времени в Кавказской Албании, которую он прямо именовал Азербайджаном. В этой книге он уже говорил об «армяноязычных авторах», разумея под ними деятелей раннесредневековой Албании, писавших по-армянски, таких, как историки Мовсес Каганкатваци и Киракос Гандзакеци, поэт Давтак, правовед Мхитар Гош… ».
Факт признания Низами азербайджанским поэтом – это почти то же самое, что и признание со стороны ООН территориальной целостности Азербайджанской Республики, иными словами – обусловленное исключительно геополитическими и геоэкономическими интересами признание ее агрессии в отношении местных культур. Искажение очевидной истории не только противно, но и опасно – оно вдохновляет на новые притязания: сегодня бакинские власти продолжают последовательно заявлять об азербайджанской принадлежности Еревана, Араратской долины, Севанского бассейна, Зангезура…
Из «последних примеров». В октябре 2009г. в Нахиджеване состоялся IX саммит тюркоязычных государств с участием глав Азербайджана, Турции, Казахстана, Киргизии, а также высокопоставленных чиновников из ряда других тюркоязычных стран. Уже в своей вступительной речи президент республики Ильхам Алиев озвучил некие «ориентиры тюркского сотрудничества», которые оказались несколько иными, нежели анонсированное «углубление культурного
и экономического развития между братскими республиками».
Выдержки из этого выступления: «Добро пожаловать в Азербайджан, на древнюю азербайджанскую землю – Нахчыван!. <...> Нахчыван является единственным сопредельным с Турцией регионом Азербайджана. Отделение в свое время от Азербайджана его исторической, исконной земли – Зангезурского региона и присоединение к Армении географически расчленило наш великий тюркский мир. То есть деятельность тюркского мира как единой семьи, единой силы была приостановлена на десятилетия <> Сегодня между нами расположен Зангезурский регион – древний азербайджанский край, находящийся сейчас в составе Армении».
Столь вольное обращение современных азербайджанцев с историей в немалой степени объясняется и тем, что сама история, равно как и сами исторические памятники – литературные ли, архитектурные – никогда не были «азербайджанскими», тем более в нынешнем понимании термина. Фиксация этого обстоятельства (даже на подсознательном уровне) минимизирует степень трепетного отношения к истории, предоставляет возможность корректировать, редактировать и направлять ее по «заданному курсу». Показательно между тем, что со «своим великим национальным поэтом» азербайджанцы впервые познакомились лишь к сороковым годам прошлого столетия, иными словами – спустя почти восемьсот лет после его кончины и столетием позже, чем с творчеством Низами успел ознакомиться европейский и русский читатель. Бывает ли такое вообще с «национальными поэтами»?
Средневековая персидская литература – одна из признанных вершин художественного слова, занимающая свою отдельную нишу в сокровищнице мирового культурного наследия. Творчество Низами, Фирдоуси, Руми, Хафиза, Саади, Джами, других представителей иранской поэзии – апогей классического мусульманского стихосложения, взрастившего не одно поколение литераторов и философов, сформировавшего особый художественный вкус. Иоганн Гете преклонялся перед этой поэзией…
Европа впервые услышала имя Низами еще в конце XVIIв. благодаря французскому ориенталисту Бартелами д’Эрбело – автору изданного в 1697г. знаменитого труда «Bibliotheque orientale ou Diction-naire uaiversel, contenant tout ce qui fait connaitre des peuples d’Orient». Этот любитель восточных сказок излагал учение Муканны о метемпсихозе, пересказывал легенды об оптических фокусах с искусственной луной, о самосожжении, писал о восточном колдовстве и, между прочим, сыграл немалую роль в формировании стереотипного (ныне)
образа циркового факира – мусульманина с тюрбаном и шальварами. Как бы то ни было, но как раз с сочинений д’Эрбело европейцы и начали постепенно проявлять интерес к личности Низами, который, естественно, фигурировал как персидский поэт, творивший на фарси.
Ориенталистам неплохо известен австрийский дипломат барон Йозеф фон Хаммер-Пургшталь. Работал в Константинополе, а в начале XIXв. Служил переводчиком в британской кампании против французов. Образованнейший человек, к тому же полиглот: помимо немецкого владел английским, греческим, латинским, французским, итальянским, арабским, персидским и турецким языками. Ориенталистика влекла дипломата давно, посему, став наследником графини Пургшталь, он полностью отдался своим литературным пристрастиям: переводил сказки «1000 и одной ночи», диван Хафиза… Так вот, именно он в 1818г. и издал в Вене «Историю персидской беллетристики», где, основываясь на существовавшей к тому времени литературе о Низами и исходя из анализа известных вариантов поэм, представил биографию и мировоззрение мыслителя и даже поместил отрывки из некоторых его творений. Это и стало первым в Европе представлением поэта. Стоит, видимо, отметить, что фон Хаммер был учителем Фридриха Рюккерта – известного переводчика Хафиза, создавшего в двадцатых годах позапрошлого столетия книгу подражаний воспевателю вина – «Восточные розы».
Появление подобной литературы оказало сильное воздействие на уже немолодого Гете (впрочем, к этому немецкому гению едва ли можно подходить с обычными человеческими мерками, в том числе и относительно того, что есть молодость), который свое отношение к Востоку изложил в своей известной «Хиджре»:
Север, Запад, Юг в развале,
Пали троны, царства пали.
На Восток отправься дальний
Воздух пить патриархальный,
В край вина, любви и песни,
К новой жизни там воскресни.
В 1827г. семидесятивосьмилетний Гете в письме к своему секретарю Иоганну Эккерману подчеркивает: «Если мы, немцы, не выглядываем за узкие пределы того, что нас окружает, мы легко впадаем в педантическое самомнение. Поэтому я охотно знакомлюсь с тем, что создали другие народы, и советую каждому делать то же самое. Национальная литература сейчас мало что значит, на очереди эпоха мировой литературы, и каждый должен теперь содействовать ее скорейшему наступлению». Собственно, с этого признания великого немца понятие «Мировая литература» (или «Всемирная литература») постепенно и стало складываться в науку.
Panorama.am