Свыше 70 лет прошло с тех пор, как не стало великого певца России Федора Шаляпина. Но с течением времени только острее становится интерес к его жизни, окружению. Немало об этом могут поведать архивные документы: бесстрастные строчки, если внимательно вчитаться, способны заговорить взволнованным голосом. На наших глазах происходит нечто большее, нежели просто проверка временем, - само время наполняет все, связанное с певцом, своим мощным дыханием и помогает глубже понять духовный мир человека, ставшего легендой.
Как всякий великий художник, Шаляпин все время продолжает раскрываться новыми гранями своей личности, жизни, творческой судьбы. Главным источником является, конечно, творчество, о котором, к сожалению, мы имеем весьма смутное представление. Немногие сохранившиеся записи вряд ли доносят до нас всю красоту и мощь его несравненного голоса. Но полноту представления обеспечивает все остальное, что вышло из-под пера его современников, богатое эпистолярное наследие самого певца. Его обширная переписка обретает смысл и значение как органическая часть того духовно-нравственного богатства, которым долго еще будут гордиться не только русские.
Уникальная личность певца привлекала к себе внимание во всем мире. И это естественно: он был явлением мировой культуры. К тому же он был связан узами дружбы со многими выдающимися деятелями не только России. Имя Федора Шаляпина, так много сделавшего для развития вокального искусства, дорого и нам, армянам. Не кто иной, как Василий Корганов - выдающийся армянский музыковед, исследователь русской, западноевропейской и кавказской музыки, композитор, библиофил, стал первооткрывателем таланта Шаляпина. Более подробно об этом можно узнать из книги "Статьи, воспоминания, путевые заметки" самого Василия Корганова с обширным предисловием доктора искусствоведения Маргариты Арутюнян, по чьей инициативе и вышла когда-то эта книга. Как свидетельствует автор, на одном из ученических музыкальных упражнений класса Дмитрия Андреевича Усатова 10 апреля 1892 года Василия Корганова поразило исполнение роли Дона Базилио, а еще больше - Мельника "долговязым, весьма жалко одетым юным блондином". Заметка в газете "Кавказ", написанная Коргановым, оказалась первой печатной похвалой в адрес 19-летнего певца.
"Прочитав эту заметку, - пишет в своих воспоминаниях Ф.И.Шаляпин, - я с трепетом душевным почувствовал, что со мною случилось что-то невероятное, неожиданное, чего у меня в мечтах не было. Я, пожалуй, сознавал, что Мельник спет мною хорошо, лучше, чем я когда-либо пел, но все-таки показалось, что заметка преувеличивает силу моего дарования. Я был смущен и напуган этой первопечатной похвалой. Я понимал, как много от меня потребуется в будущем..."
Как видим, Шаляпин с большой благодарностью отнесся к своему первооткрывателю.
Вспоминая впоследствии отзывы о Шаляпине, смутившие юного артиста, Корганов был поражен выпадами известных специалистов, проглядевших необыкновенное дарование певца: "Дирижер оперы И.Труффи даже говорил о нем не раз на своем ломаном русском языке: "Это никакой артист". Директор музыкального училища М.И.Ипполитов-Иванов решительно ничем не проявил признания в нем редких артистических задатков. Странно также, что такой опытный оперный артист, как Федор Петрович Комиссаржевский, приглашенный в тифлисское Музыкальное училище заменить Усатова в класс пения и поместивший тогда же в местной газете "Новое обозрение" фельетон о местной опере, где Шаляпину давали пока второстепенные роли (напр. жреца в "Аиде"), не заметил выдающегося дарования артиста. "Не в меру смелый и развязный" - так писал о Шаляпине Комиссаржевский".
Из многочисленных писем Шаляпина к В.Корганову ясно, что их связывала теплая дружба, длившаяся более тридцати лет.
Весной 1915 года Корганов обратился к певцу с просьбой устроить концерт в Тифлисе с тем, чтобы весь сбор поступил в фонд помощи армянам, сотнями тысяч истреблявшихся в Турции. В письме к Шаляпину в Москву Корганов заклинал "внести посильную лепту в благое и великое дело". Вскоре Корганов получил из Петербурга телеграмму от певца: "Двенадцатого мая могу дать концерт в пользу кавказских племен, пострадавших нашествия турок. Придет шестнадцатого апреля уполномоченный Барский. Идите наместнику. Надеюсь его помощью предоставят бесплатно театр и прочее. Привет".
Сейчас особую ценность приобретают реликвии, связанные с именем Шаляпина, которые можно отыскать не только в русских архивах. Ну кто бы мог подумать, что одно из писем Шаляпина, уникальная фотография певца с автографом находятся в далеком, затерянном в зангезурских горах краеведческом музее Кафана? А между тем это так. Вот она, страница, хранящая след пера Шаляпина:
"Многоуважаемый Каспар Иванович!
Я рад, что наконец могу послать вам обещанную фотографию. Скоро, Бог даст, увидимся в Кисловодске. Я собираюсь туда поехать в середине июля, и если ничего не помешает, то увидимся и снова вспомним "Загульби" и очаровательный кинтаури.
Буду рад. Жму твою руку Ф.Шаляпин.
Николаевская площадь, 9, N4
Петроград, 6 июля 1915г."
А вот фотография с автографом: "Милому, всегда молодому и веселому Каспару Ивановичу Тер-Маркарову.
От восхищенного его неутомимой помощью.
На память. Федор Шаляпин. Июль 1915г. Петроград".
Не имеет смысла доказывать ценность документальных свидетельств для истории театральной культуры. Дело даже не в том, что документ уже как бы в силу своего возраста обретает дополнительную ценность. Дистанция времени позволяет осознать смысл того, что вызывает столь живой и сильный отклик души.
Об адресате шаляпинских посланий нам, к сожалению, ничего не известно. Как видно из письма, это было не просто шапочное знакомство. Их связывало, видимо, нечто большее, может быть, даже дружба. Ведь представители армянской культуры умели ценить гений русского народа.
Конечно, этот автограф и небольшое письмо в сравнении с тем, что хранится в архивах России, - капля в море. Но как в маленькой капле отражается огромное солнце, так в этих свидетельствах заключена частица того вечного и еще далеко не разгаданного, что мы называем феноменом Шаляпина.
Наталия ГОМЦЯН, "Голос Армении"