Человек, как известно, умеет говорить. (Конечно, часто попадаются и такие, которые, в лучшем случае, не говорят, а выражаются). У слов, которые он при этом использует, есть свои родословные – как и у людей. И точно так же, как у людей, эти родословные нередко оказываются очень туманными и запутанными: пойди отследи сквозь толщу веков, какая там однокоренная бабушка с каким заморским дедушкой согрешила, прельстившись его длинным суффиксом, понимаете ли.
В своих тихих кабинетиках бурную жизнь Шерлоков Холмсов ведут специалисты, посвятившие свою жизнь этимологии – науке о происхождении слов. А мы с вами, которые, в большинстве своем, этимологами не являемся, периодически вставляем в свою речь те или иные слова, совершенно не задумываясь о том, откуда они взялись и что на самом деле означают. Например, такие:
“Трагедия”. Слово это греческого происхождения, и означает оно – не удивляйтесь! – “песнь козлов”. Дело в том, что в Древней Греции трагедиями называли пьесы, посвященные богам и божествам. Они сопровождались выступлениями хора, наряженного в маски, изображавшие головы божеств. Были, в том числе, и козлиные головы. Кстати, печального в этих пьесах вполне могло ничего и не быть, хотя, конечно, вмешательство богов обычно до добра не доводило, и герои претерпевали массу проблем. В конце концов, слово “трагедия” стало означать нечто вроде: “Cейчас прольется море крови, все сперва будут долго страдать, а потом в жутких мучениях скончаются”. Умер – кончилось кино.
“Лодырничать”. Доктор Фердинанд Юстус Христиан Лодер, открывший в начале XIX века в Москве “Заведение искусственных минеральных вод”, конечно, рассчитывал на успех. Однако действительность превзошла самые смелые его ожидания. Кучера и лакеи, по три часа ожидавшие своих господ, возлежавших под зонтиками в шезлонгах с кружками минералки, создали слово, точно описывающее вышеупомянутое занятие. “Анадысь, с самого полудня лодыря гоняют”, – жаловались они друг другу, удрученно почесывая кудлатые бороды.
“Вернемся к нашим баранам”. Этой фразе исполнилось уже 543 года. Она – из средневекового фарса “Адвокат Пьер Патлен”. Фарс впервые был поставлен в 1469 году и стал знаменитым. Сюжет его невероятно запутанный (на то он и фарс), а центральной его частью является сцена в зале суда. Судят человека, подозреваемого в том, что он украл стадо баранов у своего патрона. Однако судебное разбирательство постоянно запутывается из-за того, что все его участники ссорятся, скандалят и обвиняют друг друга в самых разных грехах. Так что судье приходится раз десять произносить фразу: “Revenons a nos moutons!”, что по-французски и означает – “Так вернемся же к нашим баранам!”
“Шаромыжник”. Словечко появилось на завершающем этапе Отечественной войны 1812 года. Остатки некогда грозной наполеоновской армии отступали по Старой Смоленской дороге, лишенные какого бы то ни было снабжения и провианта. Снабжались французы сами – за счет набегов на близлежащие деревни. Причем с оружием нападали редко: обмороженными руками, да еще в голодном бреду, нелегко отмахиваться от мужичьих вил с косами. Поэтому к местным жителям обращались робко и просительно: “Мон шер ами! Мой дорогой друг, не найдется ли у тебя чего-нибудь пожевать? Oчень кушать хочется!” Французское обращение превратилось в русское экспрессивное существительное. “Шаромыг” (или “шаромыжников”) кое-как подкармливали, и те шли себе дальше, заселяя российские просторы новым метким выражением.
“Дайте две!” Фраза сия, которую последние лет десять-двенадцать все, кому не лень, гоняют в хвост и гриву, на самом деле – финал некогда очень известного анекдота. Который полностью звучал так:
“– Девушка, а почем у вас эта фарфоровая кися с усами?
– Это никакая не кися, а маршал Семен Михайлович Буденный.
– Охренеть! Дайте две!..”
“Катавасия”. Коты и Васи тут ни при чем (хотя от тех и других тоже порой бывает много шуму и неприятностей). Это замысловатое на слух слово пришло из греческого языка, да еще и прямиком из церковной практики. Оно означает “схождение” и характеризует тот момент, когда в некоторых торжественных службах два хора спускаются со своих мест в центр храма, сливаются в один и совместно исполняют песнопение. Даже после долгих репетиций это схождение не всегда проистекало гладко. Так что не удивительно, что “катавасия” вскоре стала означать путаницу, бедлам и неразбериху. Так до сих пор и означает.
“Глуп, как пробка”. Чем пробка глупее вилки, комода или, скажем, латентной бифуркации, сможет объяснить только тот шибко эрудированный гражданин, который знает эту поговорку в полном, неусеченном варианте, звучавшем так: “Глуп, как пробка, куда воткнешь – там и торчит”. Постепенно конец перестали произносить – и так же все знают, что там дальше! – и досокращались до того, что теперь почти никто и не помнит, из-за чего пробку так обидели.
“До свадьбы заживет”. Что именно должно зажить до свадьбы – уже никто не помнит. А зря. Потому что до свадьбы не заживает – это медицински установленный факт. Но сей анатомический аспект был неизвестен малообразованным деревенским барышням, которым развратные хлопцы шептали эти слова на ушко, пытаясь завлечь селянок на сеновал. Кстати, “ничего, все срастется” – из той же оперы, а вовсе не про сломанные руки и ноги.
“Ксива”. Этому жаргонному словечку не менее двух тысяч лет. Именно ксивы спрашивали иерусалимские стражники у Христа и его апостолов. Потому что на арамейском языке, который служил разговорным в тогдашней Палестине, это слово означало “бумаги”, “документы”. А в русский жаргон оно проникло через образованных еврейских бандитов и мошенников, которые в начале XX века составляли немалую часть криминального мира Одессы и Киева. Кстати , еврейское происхождение (из идиша и иврита) имеют до 10 процентов слов блатного словаря. Например, “пацан”, “шмон”, “шмот”, “шухер”, “малина”, “блат”, “параша”, просто “ша!” В общем, Беня Крик со товарищи не зря кушали свой форшмак.
“Пролететь, как фанера над Парижем”. В начале эры воздухоплавания во Франции состоялась акция – пролет дирижабля “Фланер” над Парижем. В те времена любые события такого плана обязательно сопровождались многочисленными газетными комментариями. Несколько дней мир с интересом следил за судьбой “Фланера”, обсуждая его полет за вечерними чаепитиями. Аппарат благополучно налетался и забылся, а вот выражение осталось. Правда, так как уже никто не помнил ни про какой “Фланер”, то вначале он обрусел, превратившись во “фланеру”, а потом где-то потерял букву “л”. В результате и получился образ, будоражащий воображение своей загадочностью – “фанера над Парижем”.
“Голод – не тетка”. И здесь мы имеем пример того, как, отрезав хвост, все о нем потом благополучно забывают. Почему “не тетка”, а хотя бы не “не дядька”? А потому, что в целом виде фраза имела вполне удобопонимаемый смысл: “Голод не тетка, пирожка не подсунет”. То есть, в отличие от мягкосердечной родственницы, которая хоть украдкой, да подкормит, голод не знает никакого снисхождения.
“Остаться с носом”. Почему остаться с носом плохо? А без носа лучше, что ли? Нет, создатели этого фразеологизма вовсе не были фанатиками безносости. Просто 300-350 лет назад, когда он возник, слово “нос” имело еще одно значение, по важности почти не уступавшее основному – “взятка”, “подношение”. То есть – то, без чего в тогдашней России (да и не только в тогдашней, да и не только в России) шагу ступить было нельзя. Если человеку, принесшему взятку, не удавалось договориться с чиновником, то он, соответственно, оставался со своим носом и чувствовал себя по этому поводу неважнецки.
Кроме того, "носом" называлась дощечка, которую сельхозработник во время жатвы носил с собой и делал на ней зарубки, обозначавшие количество дней, которые он работал на хозяина. Порой хозяин при расчете платил денег меньше, чем следовало. И тогда работник оставался со своим ненужным носом...
“По гамбургскому счету”. В конце XIX – начале XХ вв. мир охватила лихорадка французской (так в те времена называлась греко-римская) борьбы. Во всех цирках второе отделение отводилось усатым силачам в полосатых трико, которые, к восторгу публики, смачно возили друг друга мордами по опилкам, выполняя такие восхитительные приемы, как суплес, рулада, тур-де-бра, нельсон, партер. Чемпионы были популярнее певцов, актеров и князей; имена Поддубного, Буля, Ван Риля знал каждый уважающий себя гражданин старше трех лет. А вот о том, что вся эта борьба была сплошной фикцией, наподобие современного рестлинга, знали очень немногие. Сценарии боев расписывались заранее, и зрелищность была куда важнее спорта. Импрессарио борцов продавали турнирные результаты своих подопечных, на псевдо-тотализаторах делались состояния. И лишь раз в году лучшие борцы съезжались в Гамбург, где арендовали себе арену и тайно, почти под покровом ночи, в честных поединках выясняли, кто из них на самом деле лучший, а кто – просто раскрашенная в полоску усатая кукла.
“Конь педальный”. А это мифическое существо, незаконнорожденный кузен кентавра и тяни-толкая, возникло из стремления советской промышленности дать все лучшее детям. Самые блестящие умы нашей оборонки были брошены на то, чтобы создать идеальный гибрид велосипеда с лошадкой на колесиках. Мутант, получивший официальное наименование “конь педальный”, был запущен в массовое производство в конце 1950-х годов. Дети и родители были в экстазе. Однако вскоре обнаружилось затрудненьице. Ибо ездить на конике, привычно отталкиваясь ногами, детишки не могли: мешали торчащие педали. А крутить тугие и корявые педали тоже не получалось – редкий мускулистый ребенок мог осилить дистанцию в несколько метров, после чего обычно благополучно падал, так как излишней устойчивостью конструкция тоже не страдала. И спустя несколько лет конестроители вынуждены были признать свое фиаско. Конь педальный исчез с прилавков. Но в памяти народной – остался.
Ашот ГАРЕГИНЯН