— Я иду по Чалтырю — и всюду эта красочная цифра — 75, приезжаю в Ростов — та же картина: всюду отмечают мой юбилей! — со смехом говорит мне Римма Андраниковна Аванесян, ровесница нашей Ростовской области.
Она любит добрую шутку и, сколько себя помнит, старается превратить будни в праздники, расцветить жизнь улыбкой, стихами, рисунками, вышивками, гобеленами, представив их фрагментами того мира, где живут сказочные красавицы и растут чудесные цветы.
У Риммы Андраниковны две крошечные комнатки в старом одноэтажном домике, больше похожие на художественные мастерские, чем на жилые помещения: стены сплошь (порой в два слоя) в вышивках и гобеленах ее работы, столик завален книгами, альбомами, там — разноцветные нитки, здесь — баночки с бисером. Дней, проведенных без занятий художественным творчеством, у нее, наверно, и не бывает.
Страсть к рисованию у Риммы, должно быть, от мамы — Розы Саркисовны. В детстве Римма была для мамы и музой-вдохновительницей, и любимой моделью. Бывало, взглянув на свою малышку, мама забывала все на свете, брала лист, карандаш и пыталась запечатлеть эту неповторимую детскую прелесть.
Роза вообще мечтала когда-то о судьбе художницы. Окончив школу, сдала документы в приемную комиссию ростовского художественного училища и в тот же день случайно услышала разговор каких-то других абитуриентов: если пойти учиться на педагога, будешь получать хорошую стипендию.
Роза была из очень бедной семьи. Она решила, что не вправе пренебречь возможностью хоть чуточку пополнить семейный бюджет. Да и учительство — дело хорошее, благородное.
Через год в Ростов из Карабаха приехал Андраник Аванесян. Он тоже был из очень бедной, да к тому же многодетной семьи, собирался учиться на бухгалтера, но встретил своих земляков — однокурсников Розы. Они сагитировали Андраника поступать в педагогический. Причем сразу на второй курс, чтоб держаться всем вместе.
Андраник успешно сдал экстерном все предметы за исключением русского языка. Подтянуть его по этому предмету на комсомольском собрании поручили Розе, и он влюбился в своего репетитора.
Потом Андраник окончил еще и военное училище. Война застала молодую семью — Розу, Андраника и Римму — в Адлере — там в то время был их дом.
— Папу ранили в первых же боях, — рассказывает Римма Андраниковна. — А на лечение его отправили в адлеровский госпиталь. Поправившись, он упросил главврача позволить ему заглянуть домой… И — через восемь месяцев родилась моя сестренка. Папа ее не увидел: он погиб в 43-м под Сталинградом.
После освобождения Ростова от немцев Роза с дочерями вернулась в родные края. Среди самых ярких воспоминаний военного и послевоенного детства Риммы — спасенные ею книжные иллюстрации (это когда на растопку приходилось пускать мамины книжки, а дочка украдкой вырывала из них листы с самыми красивыми картинками), сердечность и вместе с тем требовательность чалтырьских школьных учителей и уроки родной ее бабушки Кехецик:
— Бабушка старалась отучить меня от бесцельного времяпрепровождения, говорила: «Только собака без дела бегает по улице, а человек должен работать. Вон, видишь, цветок? Правда, красивый? А вышить его сумеешь?»
Так и приохотила к рукоделию. Но уроки улицы Римме тоже пригодились:
— К сожалению, бывают в жизни ситуации, которые невозможно разрешить интеллигентно. Вот тогда-то приходит мне на помощь та Римма, которая могла совершать отчаянные поступки и была в мальчишеской футбольной команде отличным вратарем.
Римма Аванесян изучала филологию в Ростове и Ереване, училась на Высших режиссерских курсах в Москве, работала в литчасти драматического театра в Ереване и армянском республиканском институте этнографии. Но всякий раз, в поворотные моменты судьбы, дома возникали проблемы, требовавшие ее участия и, стало быть, возвращения. Донская земля словно почему-то не отпускала.
Уже в перестройку Римма вновь на неопределенный срок попрощалась с родным домом. В те годы в Мясниковский район часто приезжали на заработки из Армении. От кого-то из этих людей Римма услышала о далеком карабахском хуторе, пострадавшем во время недавних бедствий — стихийных и военных. Прежние жители его покинули, сейчас он возрождается к жизни, но разруха там — страшная, детей учить некому. И Римма, работавшая здесь в библиотеке, собралась и поехала туда — преподавать армянский и русский языки.
Это было как в собственное ее детство: ни тетрадей, ни учебников. Чтобы научить русскому разговорному, Римма придумывала разные ситуации и сценки — дети с удовольствием их разыгрывали. А с русским литературным знакомила по стихам Пушкина и Лермонтова, Кольцова, Цветаевой, которые знала наизусть в великом множестве.
Как-то раз она услышала забавный разговор. Кто-то из вновь прибывших спросил ее учеников, а, правда, мол, что у вас необычные уроки русского языка и литературы? «Ну, конечно», — ответили ученики и, выдержав паузу, прибавили со значением: «У нас же учительница — не здешняя. Она — ростовская».
Римме достался, возможно, худший во всем хуторе домишко, но она не унывала. Украсила стены нарисованными еще в Чалтыре портретами приятельниц, которых ее карандаш превратил в старинных красавиц, — ну вот, уже, вроде, и не одна. В компании — всегда веселее.
Дети легче взрослых переносят невзгоды. Римма стала замечать, что на лицах ее учеников, ребят из других хуторов все чаще играют улыбки, но у большинства взрослых — по-прежнему потухший взгляд: продолжался карабахский межнациональный конфликт, который здесь все называли войной. Она тогда много размышляла о судьбе Армении, однажды словно увидела перед собой прекрасную молодую женщину — армянскую Мадонну и прониклась уверенностью: если сотворить этот образ на гобелене, что-то может перемениться.
Женщины со всего хутора приносили Римме свои «краски» для гобелена с Мадонной: кто — шерстяную кофточку, кто — детскую шапочку, чтобы распустила их и превратила в частичку райского сада.
Этот гобелен она повезла в Эчмиадзин — древнюю святыню армян, попросила встречи с католикосом и сказала, что это — ее жертвоприношение. И как уж это все одно с другим связано, только через полтора месяца война в Карабахе остановилась.
Возможно, Римма еще долго жила бы в этом удивительном месте, где поднимаешься на гору, — и вот она, открывается перед тобой Грузия, поворачиваешься в другую сторону, а там уже — Турция, и ты словно на перекрестке, овеваемом ветрами самой истории, но… Снова потребовалась ее помощь родным, и Римма уехала в Чалтырь, сказав ученикам, чтобы не забывали те красивые и хорошие армянские и русские стихи, которые она им читала, а еще лучше — расширяли бы свой поэтический кругозор, потому что стихи – это и радость, и красота, и утешение, и спасательный круг в море житейской суеты.
Недавно в издательстве «Нюанс» вышел сборник стихов самой Риммы, написанных на армянском языке, в переводах ростовских поэтов. Меня сначала немножко удивил ее псевдоним — Римма РА, но, мне кажется, я его разгадала. В этом «РА» — зашифрованы имена ее родителей — Розы и Андраника. А еще это, наверно, — обещание служить Солнцу, которое вдохновляло поэтов со времен Древнего Египта:
Ветер вдруг дохнул нектаром утренних цветов,
к югу заспешил, смахнул вуаль над озерком,
нити бусинок зашевелил среди кустов
и отправился за дальний окоем.
Там короной серебристой тихий свет мелькнул,
пронеслась над озерком загадочная тень,
и фонарь волшебный, будто глаз во тьме, мигнул,
намекая миру на грядущий новый день.
И сгустилась тишина в предчувствии чудес,
и разбуженная чайка голос подала,
и тонули мрак и холод в глубине небес,
уступая восхожденью света и тепла.
Марина Каминская, http://www.nvgazeta.ru/