Когда в июле 1916 года Валерий Брюсов завершал редактирование примечаний к знаменитой антологии "Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней", судьба Даниэла Варужана все еще была ему неизвестна. Конечно, он догадывался, но прямо заявлять об этом не хотел.
И даже в самой антологии, над которой он работал почти весь предыдущий год, этот вопрос был представлен им сдержанно: "О том, какие надежды в будущем можно соединить с именами двух деятелей западноармянской литературы - Даниэла Варужана и Сиаманто, сейчас говорить затруднительно, так как есть горестное известие, будто оба молодых писателя погибли в страшные дни Великой войны (впрочем, есть и противоположный слух, что обоим им удалось спастись от турецкой резни)".
МЕНЕЕ СДЕРЖАН БЫЛ ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ В ХАРАКТЕРИСТИКЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ САМИХ МУЧЕНИКОВ: "Но то, что ими уже сделано, достаточно для того, чтобы обеспечить им место в истории армянской литературы; оба – истинные поэты!" Историю армянской литературы он к тому времени знал уже в деталях: "Языческие песни" Варужана были ему известны в подстрочном переводе.
Еще Аршак Чобанян говорил о гибели целых циклов мифологических и эпических произведений армянских язычников; Брюсова подхлестывала эта мысль – ему действительно удавались прекрасные переводы древнейших песнопений. Он, конечно, переведет и Варужана, адаптировавшего древнейшие гимны к актуальной армянской жизни. Несколько позже "Первый грех" языческого цикла представит в русском изложении Анна Ахматова.
Своего хироманта Варужан встретил в 1913 году в долине Евфрата. Именно в водах этой великой реки и принимали крещение первые армянские христиане, еще за 1600 лет до роковой встречи Поэта и Предсказателя. А еще раньше евфратская долина являла собой место ритуальных шествий и организованных обрядов языческих армян. Соседние народы называли язычников халдеями, или колдунами. Они обладали умением предсказывать погоду, что естественно: культура ранних земледельческих обществ всецело зависела от капризов природы. Гадали они и по звездам, и по полету птиц, и по линиям рук допотопного землепашца. Жрецы бродили по городам и весям, добывая хлеб насущный предсказаниями. В том числе и судеб.
СВОЕГО КОЛДУНА ОН ВСТРЕТИЛ В 1913 ГОДУ В ДОЛИНЕ ЕВФРАТА.
Взял меня за руку старец убогий,
Глянул таинственно из-под бровей:
- Путник, три складки – три разных дороги
Вижу я здесь, на ладони твоей…
Поэту в ту пору было 29 лет – возраст весьма солидный по меркам западноармянской литературы: предел гениального Петроса Дурьяна был определен в 21 год, Мисака Мецаренца – в 23… Впрочем, Даниэлу Варужану спешить было совсем необязательно, тем более что старик наверняка знал нечто важное:
Первая, между холмами белея,
Тянется вдаль. Тебя ждет впереди
Лес, где поет обнаженная фея…
Посох разбей и туда не иди!
Тысячелетний старик что-то наверняка перепутал: это был уже пройденный этап жизни Поэта. Колдун определенно имел в виду Венецию и знаменитый карнавал, где многоликая обнаженная пери зазывала Варужана в лес. Право же, ведьма! Но Венеция… в этом городе богатейших переливов светотени вне образов мыслить невозможно. Он жил в Венеции около четырех лет: в 1902-1905 годах посещал школу мхитаристов Мурад Рафаэлян. И тем не менее чародейка не заманила Поэта к себе. Он действительно разбил посох…
В море уводит дорога вторая –
К тихому острову неги, любви,
Где протекает река золотая…
Весла сломай – и туда не плыви!
Бельгийский Гент, с университетом и богатыми музеями – это и есть дорога к морю. Так, во всяком случае, подумал сам Поэт. Расположенный на реке Лис прекрасный город связан морским каналом с Северным морем, куда так часто направлялся и он - студент историко-филологического факультета местного университета. Здесь Варужан изучит всю мировую литературу – "от индийцев до Гомера и от Гомера до Метерлинка". Однако и в Генте он не останется: сломает весла посреди канала и вернется на Родину…
Третья зовет тебя в небо. Доверься
Крыльям своим и не грезь об ином.
Мчись же, пока не умрет твое сердце,
Испепеленное звездным огнем!
– Вот это, старик, уже совсем другое дело! – воскликнул Поэт. Доверившись крыльям собственной судьбы, Варужан в 1909 году вернется в родное село Бргник - и "о другом не грезит". Должность скромного преподавателя в сельской школе не претила честолюбию поэта с европейским образованием, которому во Фландрии обещали "золотые реки". Он прекрасно осознавал свою миссию, ибо был уверен в главном: иммунитет его древнего народа зиждется на культуре и просвещенности. К тому же у него будет достаточно времени для занятия и собственно литературой.
24 апреля 1915 года Поэту шел 31 год: возраст по меркам западноармянской поэзии и вовсе недопустимый. Предел гениального Петроса Дурьяна был определен в 21 год, Мисака Мецаренца – в 23… Впрочем, Варужан волновался напрасно: все у него было уже позади. Утренний стук в дверь приостановил ход времени – час пробил! Наряд аскеров, ворвавшийся в константинопольскую квартиру Поэта, указал ему на дверь.
ВАРУЖАН, УВЫ, ОШИБАЛСЯ: В ТОТ ДЕНЬ ПРОБИЛ НЕ ТОЛЬКО ЕГО ЧАС. 24 апреля 1915 года созидание целого региона было брошено в фильтрационный лагерь… Оно там фильтровалось: столь представительного форума армянской интеллигенции история еще не знала. "По-моему, турки вознамерились поломать хребет нации, – констатировал в камере Сиаманто. – Нас всех непременно убьют".
Выпускник Сорбонны, как всегда, оказался прав. Над ними долго издевались, а потом пустили через "турецкую мясорубку" – это когда каждый из вставших в замкнутый круг аскеров разрубает лишь одну часть тела жертвы: эта часть определяется лотереей.
Впрочем, Брюсов обо всем этом лишь догадывался. Летом 1916 года, когда поэтов уже не было в живых, он напишет: "Судьба их все еще остается невыясненной. Известно, что в начале Великой войны, после Ванского восстания, они были арестованы турецким правительством в Константинополе в числе 10 000 армян (всей местной интеллигенции) и сосланы в глубь азиатской Турции. Перед окнами тюрьмы, в которую были заключены Сиаманто и Варужан, три дня стояли виселицы, причем узникам было категорически заявлено, что они будут повешены. Однако потом виселицы были убраны, а заключенные уведены в другое место. Есть известие, что на пути узники были убиты, но некоторые из беженцев оспаривают это. Хочется верить, что страшная судьба минула этих талантливейших представителей молодой поэзии Турецкой Армении".
Арис КАЗИНЯН, "Голос Армении"