Можно ли сохранить человечность в нечеловеческих условиях? Все ли участники войны – герои? Попавшийся мне в руки дневник хирурга Геворка Григоряна о борьбе за Геташен – ответ на эти и похожие вопросы.
Самым страшным испытанием для врача стал плен и череда последовавших унижений в Гянджинской тюрьме. Однако он не сломался. Выстоял. И даже больше – сумел сохранить душу, способную к любви и состраданию.
Потому как иначе устроен человек, защищающий свою землю.
Не зло победит в этой истории…
Эта старая история кажется бесконечной до тошноты.
Это летопись нашего последнего тысячелетия։ разгром, изгнание, тысячи потерянных домов, погромы в Западной Армении и процветающей Киликии…
На протяжении нескольких веков миллионы невинных жертв, бесчестье, позор, унижения…
Однако освободительная война в Карабахе подвела черту подо всем этим.
И мы теперь знаем։ не зло победит в этой истории.
Рубикон был уже перейден…
В конце ноября 1990 года во время дежурства в больнице я услышал по телевизору, что в Геташене нужны врачи. Утром, сдав дежурство, я обратился в министерство здравоохранения и попросил направить меня туда. Мне оформили двухмесячную командировку.
Домой я вернулся в некотором смятении: осознавая необходимость во врачах в Геташене, я не учел последствий моего отсутствия.
Младшей дочери было всего 3 месяца, не говоря уже об остальных моих 4-ех детях, также нуждавшихся в отцовской заботе. Жене и без того приходилось нелегко.
Тем не менее, Рубикон был уже перейден.
Его я тоже прооперировал…
30 ноября азербайджанский ОМОН напал на Мартунашен. Потерпев позорное поражение, оставляя убитых и раненых, азербайджанцы отступили. С армянской стороны был один убитый и двое раненых. Когда я их оперировал, наши ребята привели в больницу взятого в плен азербайджанского милиционера. Его я тоже прооперировал, позже его вернули азербайджанцам.
Люди в Геташене умирают из-за нехватки медпомощи…
Мое возвращение в Ереван почти совпало с землетрясением в Грузии. Наш спасательный отряд «Спитак» сразу направился в зону бедствия. Пока я был в Грузии, в Геташене все перевернулось с ног на голову, однако я ни о чем не знал.
Однажды я узнал страшные вещи։ люди в Геташене умирают из-за нехватки медпомощи, село обстреливается со всех сторон, полеты из Армении не осуществляются, есть много жертв…
Ночью я позвонил Рафику. Рафик - ереванский парень, один из участников Арцахского движения. Он работал в аэропорту и мог помочь мне добраться до Геташена.
Его голос дрожал։
- Татула нет, Артура нет…
И сейчас я содрогаюсь, вспоминая этот голос.
Татула нет…Героя Геташена нет. Он не говорит «убит», говорит «его нет».
Утром я был в аэропорту. Рафик провел меня на взлетную площадку. Там уже стояли два военных вертолета. Я выбрал момент и проскользнул в один из них. Внутри были мешки с мукой и гробы для погибших героев. В моих ушах все еще звучал голос Рафика։ «Татула нет, Артура нет»…
Боже, что творится Геташене…
Не захотел, просто не смог лечь в постель в грязной одежде…
Когда я выглянул из иллюминатора, то понял, мы приземляемся не в Геташене, а в Шаумяне.
Ребята долго упирались, но, убедившись, что я не отступлю от своего, нашли для меня лошадь, и с наступлением сумерек мы двинулись в путь.
На рассвете мы добрались до Мартунашенского леса и решили войти в село.
Нашли Эдикин дом и вошли внутрь. Ребята легли на балконе, я прошел в комнату и подошел к кровати, думая прилечь немного отдохнуть.
Отодвинув рукой покрывало, я слегка опешил։ постель была такой свежей и белоснежной, что, казалось, подготовлена для молодожен.
Я не захотел, просто не смог лечь в нее в грязной одежде. Я снова застелил постель и лег на пол, на небольшой коврик.
Откуда мне было знать, что на следующий день эта постель и дом Эдика станут добычей грабителей.
Я и Валерий решили уйти из Геташена последними…
Через два дня мы должны были уйти из Геташена. Ребята решили перевезти в Шаумян оружие и другие боеприпасы. Они подошли к нам несколько раз, призывая поехать с ними.
Врач Валерий Хачатрян плохо себя чувствовал, у него было больное сердце. Дороги он бы не выдержал.
Я не имел никакого морального права бросить друга и спастись, оставив его на произвол судьбы. Кроме того, в селе все еще оставались люди и больные, нуждавшиеся в нас. Одним словом, я категорически отказался покинуть село. Я ехал сюда, чтобы остаться до конца.
Позже сказали, что нас везут в Гянджинскую тюрьму…
И солдаты советской армии, и азербайджанцы проявляли несказанную наглость в отношении армян.
Настала наша очередь. Я и Валерий подошли к солдату советской армии и протянули документы. После проверки мы должны были подняться в вертолет. Но случилось непредвиденное. Солдат, глянув на свидетельство командировки, разразился диким смехом и позвал азербайджанского полковника.
- Их направили из Еревана. Якобы, врачи.
На лице полковника засветилась блаженная улыбка։ наконец, нашлись нарушившие паспортный режим, да еще из Еревана.
Затем последовал резкий приказ։
- В машину их.
Куда нас собирались везти, мы не знали. Позже сказали, что в Гянджинскую тюрьму.
Все, что будет описано ниже, невозможно ничем объяснить.
Поневоле я возьму на себя роль Вергилия и сопровожу вас в ад.
И я сделал шаг вперед…
Валерия били до тех пор, пока он не замолк. Наверное, потерял сознание. Затем в нашу камеру вошли три разъяренных пса и человеческим голосом спросили, кто тут другой врач.
Мы стояли бок о бок с доктором Саркисом. Это был тяжелый момент. Страшные крики Валерика все еще раздавались в моих ушах. Я вдруг представил Саркиса, который был старше меня, в этом состоянии. Нет, это недопустимо. И я сделал шаг вперед.
Меня тут же вывели в коридор. Удары градом посыпались на меня со всех сторон.
Карабах наш…
Не знаю, почему, но я всегда думал, что врач есть врач. Его не будут мучить, но оказалось, что эти дикари далеки от норм цивилизованного общества. Более того, если ты был врачом, значит, ты был еще большим преступником. Они считали, что если я приехал из Еревана в Геташен, значит, я фанатичный националист.
- Видели, что мы учинили на вашу голову? А теперь скажи, Карабах наш или ваш?
- Наш, - ответил я.
Открылась дверь. Четверо вошли внутрь и стали меня избивать.
Я не мог иначе, потому что я врач…
Зная, что в камере есть врач, тюремные надзиратели время от времени обращались ко мне за советами или же приводили ко мне азербайджанских заключенных. Я их осматривал и пытался дать какой- либо совет.
Я не мог иначе, потому что я врач. Но позже те же надзиратели с особой жестокостью избивали меня, будто не они только что просили о помощи.
Мы понимали, что могло случиться, если бы мы отошли от «сценария» …
Кто-то объявил, что нас скоро освободят и сопроводят до границы Армении, однако прежде нужно правильно ответить на несколько вопросов.
Вскоре началось само представление.
Нас вынудили по одному встать на ноги, представиться и сказать, что в тюрьме нас обеспечили едой, постельным бельем (представляете?), медпомощью, сигаретами и всем тем, в чем мы нуждались.
Кроме того, мы должны были сказать, что никакого насилия к нам не применялось, и у нас нет никаких претензий. Оставалось только выразить благодарность тюрьме и азербайджанскому правительству за такой теплый прием.
Мы вынуждены были играть предложенную нам роль, так как понимали, что могло случиться, если бы мы отвлеклись от «сценария».
Мне казалось, я побегу в сторону Армении…
Наконец нам вернули документы и отпустили. Мне казалось, я побегу в сторону Армении, припаду к земле и буду ее целовать, но я был абсолютно обессилен.
Я понимал, что это не сон, что это реальность, но не мог поверить в происходящее.
Значит, есть спасение из ада.
Я добрался до своего дома и поднялся на второй этаж. Господи, неужели я дома, и за этой дверью моя семья.
Однажды я с семьей сяду в машину, и мои дети спросят, куда мы едем…
Вопрос Геташена (оккупирован Азербайджаном – ред.) до сих пор остается нерешенным. От села остались одни развалины.
Будучи в тюрьме, я мечтал о том, что однажды с семьей сяду в машину, и мои дети спросят, куда мы едем.
- В Геташен, - отвечу я.
Я надеюсь, что им выдастся реальная возможность построить новое село, сохранив и обогатив дедовские традиции.
И тогда сбудется моя мечта.
Новости Армении - NEWS.am