3 октября 2010 г. исполнилось шесть лет с того дня, как ушёл из жизни журналист-миротворец Андрей Ореховский. Ему было 48. Большую часть своей журналистской жизни он работал в газете «Комсомолец Кузбасса», позже ставшей «Кузнецким краем». Надо сказать, что он выделялся среди собратьев-журналистов своим неудержимим стремлением к правде, желанием докопаться до истины, найти истоки и причины случавшихся конфликтов, и в конце концов, искренним желанием помочь людям. Таких статей множество в его архиве. Вернувшись в родной Кемерово из далёкого Владивостока в конце восьмидесятых, он сразу окунулся в проблемы, назревавшие в разных концах Союза ССР, и выбивает командировки в Армению (Нагорный Карабах), Фергану, снова Армению, Приднестровье и так далее. Почему же он, рядовой корреспондент региональной газеты, едет туда, куда вроде и не должен был? Да потому что круг его интересов, его миропонимание выходило далеко за пределы какой-то одной области. Его мироощущение было всеобъемлемым. Ему как журналисту хотелось постичь побудительные причины, по которым один народ вдруг начинал стрелять в другого, соседи становились врагами, и реки превращались в потоки красного цвета.
И вот прошло немало лет с тех лет. Нет уже с составе нашей страны тех республик, куда ездил Андрей Ореховский, и нет с нами его самого. Но что запомнилось в нём как в человеке? Очень чуткий, тактичный, любящий и чрезвычайно добрый муж и отец. Как в журналисте? Это действительно был профессионал высокого класса. Закончив филфак университета с красным дипломом, и выбрав журналистику, он наверное, ни разу, как мне кажется, не дал повода усомниться в его профессиональных качествах. Многочисленные дипломы журналистских конкурсов – тому подтверждение. Это и конкурс «Вопреки» имени Ларисы Юдиной, и премия имени Сахарова, и многие другие. Таких, как он, действительно очень мало. Но ведь и бывал он в местах конфликтов не просто как любопытствующий – очень быстро пришло понимание, что можно ещё помочь. Своим правдивым словом, а где и делом. Он переходил границы враждующих сторон, проникал в отряды боевиков. Не нужно думать, что это было хоть сколь-нибудь безопасно. Организовывал совместно с солдатскими матерями мирные посреднические миссии в Чечню, (и не только в неё одну). Искал их пропавших сыновей.
Но вот, когда уж минуло столько лет, история жизни Андрея получила своё продолжение. Вот как бывает. Человека уже нет, а дела его остаются в памяти людской, и продолжает жить его образ.
С полгода назад раздаётся в квартире звонок. Из Армении. Спрашивают Андрея Ореховского. Вернее, признаются, что долго его искали, пока не узнали с оказией, что его больше нет. Номер телефона сменился, и пока кто-то из их города Берегован не поехал в Кемерово, они не могли найти никакую информацию о нем. Постепенно приходит понимание, что в этом году было двадцатилетие с тех тревожных событий в Нагорном Карабахе, когда под молчаливым согласием властей вырезались и выселялись целые армянские сёла из пограничных к Азербайджану территорий. Этот костер позже разгорится почти во всех местах нашей многонациональной тогда могучей страны. Но об этом в те годы конца 80-х ещё никто не знал.
Андрей Ореховский оказался одним из тех немногих журналистов, кто освещал в прессе этот конфликт. В подшивках архива нахожу три больших материала на эту тему и много заметок. Значит, три раза Андрей выезжал в Армению. И вот, спустя годы один из тех, с кем он там общался, выходит на связь. Впоследствии Союз наших республик распался в пламени конфликтов, и связь между ними оказывается нарушена. Но оставим в стороне причины национальной неприязни, благо что спустя годы мир на земле Армении и других республик всё же установился. Что же было там, кроме того, что описывал Андрей Ореховский в своих статьях?
– Посмотри, я посылал Андрею материалы о Карабахе, – слышу я в трубке.
Да, есть. Вот полка, на которой стоят книги о конфликте на Кавказе, а вот и маленькая самиздатовская брошюра. Открываю – вижу перечисление зверств, над мирным населением, ещё аж в 1988 году. Кто не знает, это «мирные» ещё времена. Армения была в составе СССР. На одной из страниц вижу фотографию женщины. То, что написано снизу, не укладывается в голове. Её, среди многих прочих, зимой вывели, раздетую, на улицу, зверски избили, и надругались над ней, как женщиной, далее описывать нет слов. Женщина погибла.
– Найди фамилию Григорян. Это моя мама, – откуда-то издалека, как будто из прошлого века, доносится до моего слуха голос Энгельса. Дальше сбивчиво, с характерным акцентом и очень взволновано объясняет роль Андрея Ореховского в его личной судьбе. В шоке от прочитанного, с трудом понимаю его слова. Андрей, прибыв в те места, и узнав эту историю, сумел пройти во враждующие с армянским народом населённые пункты. По факту это означало, что он перешёл линию фронта. Был на могиле его матери. И это не всё.
В его статьях тех лет нахожу названия населённых пунктов Эркеч, Армянские Борисы, описание перехода на ту сторону, упоминается там фамилия Григорян. … Но вот видимо, он не рассказал всю правду об этой истории. Что-то тут не то, недоговоренность какая-то. Впрочем, тогда там много чего происходило, что не вошло в статьи. Может быть, нашел он её слишком личной и не подлежащей огласке? А может, не стал афишировать этот случай в силу скромности?
«Вот и село Армянские Борисы. Кладбище на горе. Эмма Григорян 1930 – 1988гг. – одна из первых пала в огне конфликтов. … Была убита в Сумгаите на пороге своего дома — на третий день продолжавшихся армянских погромов.
В «Комсомольце Кузбасса» об этом было рассказано... Но было ли это искуплено? – спрашивает Андрей в своём материале «Долгая дорога в Эркеч», – Искуплено общественностью страны? Искуплено государством? Нет. Так разве же не отсюда берет свое начало и все дальнейшее? Как цепная реакция... Как снежный ком...
Помог перевезти убитую Эмму Григорян в Армянские Борисы парень-азербайджанец, водитель. Факт этой помощи я рассматриваю как исконную суть, как свойственную людям потребность объединяться против насилия и жестокости. Потребность, заглушенную сегодня войной, ушедшую вглубь, но все же еще способную останавливать занесенную руку». Помог… Почему Андрей вспоминает это? Кому помог азербайджанец? И вдруг меня осенило. Ведь действительно, из сбивчивых слов Энгельса можно было понять, что Андрей участвовал захоронении его матери. Но захоронение было в 1988 году, а Андрей был там спустя год. Что-то не сходится. Всё было, пожалуй, не так просто, как он написал. Ведь не стал бы вспоминать так эмоционально этот случай Энгельс, если бы Андрей просто прошёл туда. Он, скорее всего, принимал самое непосредственное участие в… перезахоронении(!) мамы Энгельса. Из Сумгаита в Армянские Борисы. Видимо, ещё была надежда, что конфликт уладится, и сюда, в родные места, смогут приехать близкие. В Сумгаит попасть армянам было уже невозможно. Кто бы об этом его исключительно мужественном поступке узнал, не расскажи о нём сам сын Эммы Григорян?
В памяти тех людей он остался, как мне показалось, национальным героем. Разговаривала я и с Амалей Григорян, супругой Энгельса. Добрые, хорошие люди. Очень хорошо отзывались об Андрее. Да и шутка-ли. Двадцать лет прошло. За это время сколько всего было. Но вот помнят же. Полгода уже длятся наши разговоры с далёкой Арменией. Приглашают в гости. Вместе с дочкой Андрея – они искренне радовались, что у Андрея была семья, растет дочь. Конечно, было бы интересно побывать в тех местах, где бывал в командировках Андрей Ореховский, и посмотреть и описать, как всё изменилось и какова сейчас там жизнь. Двадцать лет спустя. И поклониться могиле Эммы Григорян.
А самое интересное, что прислал Энгельс письма, ксерокопии их, которые писал ему Андрей в те годы. Они свидетельствуют о том, что между ними действительно была хорошая дружеская связь. И это действительно важно, важно для изучения истории тех лет.
В письме от 26 марта Андрей пишет:
«Дорогой Энгельс!
Большая радость для меня – твои весточки. Рад я и тому, что присылаемые мною материалы представляются тебе интересными. Это для меня очень важно – знать, что наша работа находит согласный отклик в далёкой и близкой Армении, что мы, находясь в Кузбассе, можем хоть как-то содействовать выявлению подлинности и правды, можем разделить нашу общую боль».
Вскоре Армению сотрясает новая волна погромов и в материале «Разговор на языке пуль» в мае 1990 года Андрей напишет: «Ереван — в шоке. В течение двух дней в столице Армении то там, то здесь гремели выстрелы, строчили автоматные очереди, лилась кровь, падали убитые, раненые».
О чем взволновано скажет и в дальнейшей переписке (от 10.09.90г.): «Очень тревожит меня ситуация у вас в республике. Кажущаяся лёгкость решения – именно кажущаяся. В этом плане я за тебя беспокоюсь – за всех, кто для меня дорог. Держись. Привет всем!».
И уже в январе 1991 года можно узнать: «Я же снова в поездках, продолжаю свою тему и свою линию. Высылаю тебе материал последнего рейса – в Вильнюс, был там 10 дней. Скорее всего, буду ещё писать. Поджимают Эстония, Грузия, беспокоит Туркмения и Тува. Продолжается работа над Сумгаитом. Буду благодарен, если сообщишь о новостях деятельности твоей группы защиты прав сумгаитских армян».
В его статьях мы видим часть проблемы, но эти проблемы находят отражение в его письмах. С позиции журналиста – это тоже, пожалуй, важно. Даже может быть более важно для нас теперешних, для понимания того, что происходило в те годы здесь, в нашем Кузбассе. Так, по всей видимости, в Армении не хватало топлива. И выстраивались новые связи, чтобы доставить туда уголь из Кузбасса. Специально для Энгельса и его друзей он оформляет им подписку на нашу региональную газету «Комсомолец Кузбасса» и она доставляется им в Армению. А ему, в свою очередь, приходит газеты из Нагорного Карабаха, подшивки которых за несколько лет до сих пор лежат у нас в архиве.
Весной новый виток событий. В письме от 1 марта 1992 года: «Скорблю по поводу событий в Степанакерте, по поводу разрушений и гибели мирных жителей. Не получая от тебя весточек, беспокоюсь. … Я в настоящий момент занят организацией мирной миссии. Считаю, что не следует терять надежды на восстановление мира даже сейчас. Или хотя бы на прекращение огня и начало мирных переговоров». Здесь же пишет, что призывает к этому делу депутата Юшенкова и Бондарева, координатора парламентских миссий. Но всё же мало верит в их помощь: «…если же дело будет продолжаться так долго тянуться, надо будет ехать одному, что конечно, осложнило бы дело. В марте должно решиться, в любом случае собираюсь в Карабах, в том числе и в Степанакерт. От моей 4-й поездки должен быть толк.
Посылаю тебе, Энгельс, икону – пусть она хоть в какой-то степени будет хранить тебя в пламени Карабаха, в пламени надвигающейся, ещё более серьёзной войны. Будем же противодействовать кровавому Марсу. Будем отстаивать справедливое дело мира». Миссия всё же была организована. В следующем письме этого же месяца находим: «Мне, похоже, удалось организовать в Карабах мирную посредническую миссию, как я и обещал. Выезжает миссия облсовета по возможности в ближайшее время. Надеюсь, что наша миссия – как миссия кузбассовцев /то есть явление сравнительно новое, а в какой-то степени и первое /может содействовать нормализации обстановки на деле. … В составе мирной миссии /или в индивидуальном порядке/ постараюсь в апреле снова побывать там, обнять Ленника и тётю Айкануш, поклониться могиле твоей матушки. Рассчитываю преклонять перед ней колени каждый год. Этот могильный камень – символ крёстного пути всего народа». Об этом Андрей и рассказывал в упомянутом выше материале «Долгая дорога в Эркеч». Выходит, круг замкнулся. Андрей действительно сделал что-то такое, что оставило неизгладимый след в его душе. Видно, что с семьёй Григорян их связывало нечто неизмеримо большее, чем простое журналистское расследование.
Для Андрея были характерны высокие, максимально идеальные представления о человеческих взаимоотношениях, качествах людей. Это положительное качество не часто выявляется у обычных людей. Наверное, поэтому оно и выделяло его самого и написанные им материалы какой-то особой проникновенностью, верой в людей. Он был предельно искренен, когда писал: «Словом, держись. Держитесь вместе. Цементируй сумгаитское братство, небывалое, наверное, в истории человечества… С уважением, преданный тебе, А.Ореховский».
И действительно, Андрей, как показала его будущая жизнь, был активным журналистом-миротворцем, не раз проявляющий свои силы в несвойственном, казалось бы, корреспонденту областной газеты качестве: не просто написать о происходящем, но и стараться помочь людям, чтобы не только словом, но и делом привести конфликтующие стороны к миру. В его статье, написанной в январе 1990 года, мы можем прочесть такое признание: «Почти весь октябрь 1989 года я находился в Армении и Азербайджане, включая Нагорный Карабах. Я был там, потому что хотел помочь. Я хотел все увидеть собственными глазами и разобраться, насколько туго затянулся карабахский «гордиев узел», чем живут люди и что нужно сделать, дабы отвести надвинувшуюся катастрофу. Вернувшись, за перо я взялся не сразу. Требовалось не навредить. Требовалось осмыслить трагедию народов. А самое главное — требовалось оглянуться вокруг, всмотреться в стороны нашей жизни, предопределившие Карабах, и занять, насколько это возможно, позицию беспристрастного свидетеля. А это было нелегко».
Итак, теперь становятся понятными чувства Энгельса Григоряна, входящего в группу защиты прав сумгаитских армян, когда он вспоминает о тех далёких событиях. Андрей запомнился им как никто другой. И этого они не скрывают.
И вот нет с нами Андрея. Не пишут журналисты на миротворческие темы. Может, потому что нет этих конфликтов? Или нет сейчас таких газет, где подобные темы нашли бы себе место? И самих газет у нас осталось очень немного.
Это был уникальный человек. Журналист-миротворец. Спустя годы всё отчётливее это становится видно. Поэтому всё же хочется верить, что с уходом его не канут в лету его старания, а память о нём будет сохранена в следующих поколениях, как сохраняют её жители далёкой Армении. А знаком к этому была бы мемориальная доска на его доме на улицы Весенней, о том, что жил и творил здесь, в этом доме №26 журналист-миротворец Андрей Ореховский.
Выделено курсивом мною. – Е.О.
Евгения Ореховская
http://www.karabah88.ru