В последнее время центром сирийской войны стали нападения боевиков на российские военные базы. 31 декабря они обстреляли из минометов базу Воздушно-космических сил (ВКС) России Хмеймим. 6 января последовал массированный налет дронов не только на базу Хмеймим, но и на российский пункт материально-технического обеспечения в Тартусе.
Эти атаки спровоцировали новый виток напряженности в отношениях между Россией и США. Пентагон заявил, что экстремисты используют доступные в открытой продаже беспилотники. Министерство обороны РФ заявило, что для подобной атаки боевикам необходимо иметь инженерную школу одной из развитых стран и данные космической разведки. Кроме того, во время атаки беспилотников на российские базы над акваторией Средиземного моря барражировал между Тартусом и Хмеймимом разведывательный самолет ВМС США «Посейдон».
Можно спорить о том, были ли причастны Соединенные Штаты к этому нападению. Однако события последних полутора лет выстраиваются в неприятную цепочку. 12 октября 2015 года Россия и США подписали Меморандум о безопасности полетов над Сирией, регламентировавший поведение летчиков в сирийском небе. Но в октябре 2016-го в ходе российско-сирийской операции в Алеппо в Пентагоне открыто обсуждали возможность нанесения ракетно-бомбовых ударов по позициям сирийской армии, в ходе которой могли быть затронуты и российские объекты ПВО. В апреле 2017 года ВВС США нанесли удары по позициям сирийской армии, потеряв при этом часть крылатых ракет «Томагавк». В январе 2018-го последовало нападение на российские объекты «неопределенного противника» с использованием беспилотников. Похоже, что Россия и США все ближе подходят к грани «опосредованного столкновения».
Концептуальная база для такого столкновения прорабатывалась в Соединенных Штатах на протяжении последних 25 лет. Еще Национальная военная стратегия США 1995 года постулировала возможность ограниченного столкновения с ядерными державами (Россией и КНР) на территории третьих стран. Но после грузинской войны 2008 года американские эксперты забеспокоились относительно быстрого развития у их противников систем ПВО. По их мнению, Россия и Китай могут в будущем, размещая свои системы ПВО в определенных регионах, объявлять их закрытыми для США и их союзников. Конечно, теоретически США могут и подавить отдельные комплексы ПВО. Но сделать это, как постулировали сами американские эксперты (включая экс-министра обороны Роберта Гейтса), будет сложно из-за больших потерь в дорогостоящей технике и риска эскалации в конфликте с ядерными державами.
Для выхода из стратегического тупика Центр за новую американскую безопасность еще в 2013 году разработал «третью стратегию компенсации» (Third offset strategy). (Первыми двумя «стратегиями компенсации» американцы считают свою политику 1950-х и 1970-х годов по блокировке превосходства СССР в обычных вооружениях.) Ее идеологией стало подавление систем ПВО противника с помощью «роя» (swarm): нанесение ударов группой малогабаритных и дешевых беспилотных аппаратов, имеющих как разведывательное, так и ударное назначение. Эти беспилотники нового поколения, атакуя, подобно пчелиному рою, смогут разрушать современные интегрированные системы ПВО потенциальных противников, подавляя как информационные, так и огневые средства. Уничтожение же самого «роя» благодаря единой сетевой организации будет крайне сложной задачей.
Официально Пентагон принял «третью стратегию компенсации» в феврале 2015 года. Первоначально она воспринималась скептиками как еще одно переиздание концепций администрации Джеймса Картера (1977–1980). Но апробация ее компонентов в Сирии заставляет посмотреть на нее иначе. «Третья стратегия компенсации» имеет не только военное, но и политическое измерение. Она, по сути, возвращает нас к старой дискуссии, ведущейся военными экспертами с конца 1950-х: «Можно ли удержать ограниченный конфликт между ядерными державами на доядерном уровне?»
В основе этих рассуждений лежал простой вопрос: за какую акцию противника Вашингтон или Москва нажмет на ядерную кнопку? При массированном нападении на территорию США или СССР. Но при нападении на их союзников ситуация становится менее однозначной. Европейские страны НАТО волновались, что американцы «не будут рисковать Вашингтоном и Нью-Йорком ради Парижа и Бонна». Теперь «третья стратегия компенсации» задает перед Россией и Китаем почти тот же вопрос.
Во-первых, возникает относительно новая военно-политическая ситуация: поражение комплексов ПВО противника за пределами его страны. Каким может быть адекватный ответ Москвы на подобную акцию? В ядерную эскалацию в Белом доме явно не верят. Если Россия откажется от ответной акции, это породит массированную информационную кампанию против нее под лозунгом «поражения режима». Значит, речь должна идти об ограниченной силовой акции, адекватной по масштабам.
Во-вторых, появляется проблема идентификации противника. Опыт Сирии доказал, что американцы могут действовать не напрямую, а через иррегулярные формирования. Вполне возможна и передача им соответствующих высоких технологий через союзников США. Перед Россией (а в будущем и Китаем) встанет задача: как провести акцию возмездия против американского союзника?
В-третьих, попытки нападения на объекты ПВО оппонента делают возникновение войны технически более возможным, чем это было в годы холодной войны. Биполярная конфронтация СССР и США строилась на разделении мира на сферы влияния и устойчивом нежелании элит обеих сверхдержав воевать друг с другом. В региональных конфликтах стороны старались избегать враждебных действий, направленных непосредственно против друг друга. Теперь Россия и США оказываются втянутыми напрямую в общие конфликты, что повышает риск прямого столкновения. (Как это было, например, в ходе Гражданской войны в Испании 1930-х, когда советские летчики вели воздушные бои с итальянскими и немецкими при сохранении между сторонами дипломатических отношений.)
В Соединенных Штатах растет интерес к войнам доиндустриальной эпохи. Большинство из них были ограниченными по целям (принуждение противника к компромиссу) и по театру военных действий (заранее ограниченная территория, не затрагивающая великие державы напрямую). Опыт Грузии, Украины и Сирии доказывает, что исключать подобные ограниченные войны невозможно. Перед великими державами встает дилемма: или разработка кодекса поведения в региональных конфликтах, или снижение порога использования силы.
Алексей Фененко, доцент факультета международной политики МГУ им. М.В. Ломоносова.
http://www.ng.ru/