Сила Армении – в том, что она дает равномерный поступательный свет. Об Армении надо говорить не как об объекте познания, а как о способе мышления.
Ей же и посвящается…
В тот мартовский вечер в Доме Москвы в Ереване я впервые увидела Викторию. Тогда она сказала о том, что я описываю Армению вне ориентализма и этим во многом отличаюсь от других авторов, пишущих об Армении. В целом, я примерно понимала, о чем идет речь, этой теме я до того посвятила ряд статей, где описала проблемы армянской литературы в ее русском сегменте, в частности, «Новое армянское русское слово». Автоцитата:
«Казимир Малевич предупреждал, что дупло прошлого не может вместить гигантские постройки и бег нашей жизни. Поэтому нет смысла расширять это дупло и армянам, делая из собственной литературы что-то древнее, аморфное и хтоническое. Часто при чтении новой прозы и поэзии армянских коллег складывается ощущение, что это списано с манускриптов в Матенадаране или сделано на излете советской эпохи. Это послевкусие рождается благодаря сухому, выхолощенному языку, в которых видны более ранние вставки. Такая литература уверенно стоит, только не на своих ногах, а на распорках, полученных от предшественников».
В статье «Мучительные роды Антипараджанова» я описала хорошо знакомый вам феномен под видом «армянского айнэнэ»: многие «творцы» не приняли смерть мастера, не смирились с тем, что самодостаточная цивилизация закрылась после его ухода: продолжают расчленять гранаты, вставлять страусиные перья в ракушки.
И все же этот год я возвращалась к этой фразе «Армения вне ориентализма», чтобы ее осмыслить ее до конца. В помощь были Освальд Шпенглер и Костан Зарьян, которых можно назвать Ламарками в политологии, так как в своих концепциях они пытались создать целостную концепцию, где описаны многие этносы, культуры, зафиксированные в своем динамическом равновесии, с одной стороны, с другой стороны, там дана проекция в их будущее. Отмечу бегло, что Шпенглер в «Закате Европы» вообще не говорил об армянской ментальности и правильно, а Зарян в романе-эссе «Испания» пишет о том, что различает первичные цивилизации и неизменно отмечает три первоначальных вида творчески созидательного человека – Тибетский человек, Араратский человек и Средиземноморский человек. И писатель отдает предпочтение Араратскому человеку, который, он считает, стоит ближе к современной цивилизации, то есть к праосновам христианской цивилизации. В целом, Костан Зарян творил в глубоком сознании того, что армянская словесность – одна из предоснов мировой культуры, и все его творчество пронизано ощущением и создано этой концепцией.
Самая большая трагедия, которая произошла с нами в пост-шпенглеровский и пост-заряновский период: это новое смешение душ. В силу мировых и локальных войн снова стали появляться гибридные социумы, государства, среди них одним из самых показательных является немецко-турецкое государство. И снова мы вынуждены говорить о комплементарности, о том, какие культуры могут притягиваться и взаимодополнять друг друга, и давать поддержку там, где ослабевает, находиться под угрозой полного уничтожения или нивелирования. Увы, так не произошло с Россией и Арменией, когда рухнул СССР. Именно армянская культура могла стать для русского человека опорой в сохранении ее духовности, но история распорядилась иначе и нас отбросили друг от друга силы энтропии.
Все эти исследования продвигали меня к подлинному смыслу, который вкладывала Виктория, когда говорила, что ей близок мой подход. Впрочем, он не ограничивает существование армянской ментальности и культуры, которая может быть описана как ориентальная, восточная и азиатская, но все же, как и понимаю Аракелову, в самой армянской ментальности заложено стремление к самоочищению, что и доказал великий Комитас, возвращая армянский мелос к народным источникам. Значит, сила Армении – в том, что она дает равномерный поступательный свет. Об Армении надо говорить не как об объекте познания, а как о способе мышления.
Наверное, я так бы и жила догадками, если бы мне не попался в руки сборник статей Владимира Захарова «Статьи о М.Ю. Лермонтове». Исследования кавказоведа, Председателя Всероссийского Лермонтовского Комитета, Президента Института политических и социальных исследований Черноморско-Каспийского региона. Автор вписывает свои исследования в размышления об ориентализме, опираясь на наиболее влиятельную книгу последней четверти XX века «Ориентализм». Она вышла в 1978 году в Нью-Йорке, ее автором стал известный американский обществовед и культуролог палестинского происхождения Эдвар Вади Саид. Захаров берет эти разработки для того, чтобы показать, что Лермонтов воспринимает Кавказ как Восток. И, стало быть, его поэзию интересно рассматривать как «востоковедческую», ориенталистскую.
Для чего это делается?
Для того, чтобы найти «алеф» Лермонтова, точку отсчета его физических и метафизических исканий. Нам же интересно в этом контексте другое – как использовать доводы Саида, чтобы выделить Армению из восточной парадигмы, ибо «идея гомогенного Востока не потеряла своей привлекательности».
Захаров отмечает, что сам Саид утверждает: интерес Запада к Востоку, породивший колониализм и укрепившийся в ходе империалистической экспансии Запада на Восток, привел к возникновению интеллектуального и литературного течения, которое рассматривает народы Востока и их культуру в качестве некоего статичного объекта, который следует интерпретировать и подчинить. Это течение и носит название ориентализма. Примечательно, что в русском языке понятия «ориенталистика» и «востоковедение» оказались однозначными. Саид разводит эти понятия, и если опираться на его доводы, то востоковедение выглядит чуть ли не лженаукой. И вот почему. В его основу ложились записки разных проходимцев – искателей приключений, посещавших Восток, не понимавших чужую культуру и не вникающих в нее. Так на Западе складывался образ «Дикого Востока», образ который сейчас тиражируется мировыми СМИ. Для Саида ориентализм – это культурология Востока. И он основывается на противоречиях и создает понятия-антиподы типа «Европа-Азия» или «Восток-Запад». Этих импульсов вполне достаточно для того, чтобы попытаться понять идею ираниста с мировым именем, кандидата исторических наук, доцента Института востоковедения Российско-Армянского Университета Виктории Аракеловой: она на самом деле толкает всех нас к обсуждению сегодняшнего состояния русско-армянских отношений, замечая кривизну этого зеркала. Ведь армянские ученые часто становились основоположниками фундаментальных наук в СССР, а на экране их изображали как профессора Хачикяна в красной рубашке. Для кого? Кому это выгодно?
Со временем красная рубашка, в которую был одет герой Фрунзика Мкртчяна в фильме Георгия Данелия «Мимино», видоизменилась в женский халат на заключенном Грачья Арутюняне.
Увы, в самом притяжении русской и армянской культур друг к другу уже заложен дрейфующий фундамент, который не позволил создать в искусстве шедевры, которые бы в равной мере объединяли подлинно русский и армянский дух. Но это не означает, что нам нужно смириться с этим. Да, многие исследователи отмечают, что армянская культура являлась для русского творца не такой привлекательной, как грузинская. В эссе «Путеводные звезды Спендиарова» я пишу о выдающемся симфонисте Александре Спендиарове, ученике Н.А. Римского-Корсакова, он причислял себя к русской школе. При этом с детства его тянуло к ориенталистике. Он жил к Крыму, а любовь к музыке родилась с крымскими татарскими песнями, что напевала мама. Спендиаров вошел в русскую культуру через ее азиатский портал. Именно русская ориенталистика пленяла Спендиарова: «Шехеразада» Римского-Корсакова, «Князь Игорь» Бородина. Это направление в музыке и объединило музыкальные пласты обеих культур. Исследователь М. Рухкян подробно разработала тему кровной связи творчества начального периода Спендиарова, завершившегося «Тремя пальмами», с традицией русской ориентальной музыки. Для него это был не просто отклик на зов Кавказа. Он откликался и на сочувствие русской интеллигенции, размышляющей о судьбах кавказских народов, и на голоса русских художников, обретающих свой взгляд на откровения Востока. Справедливый упрёк бросает исследователь русским композиторам. За все годы совместного сосуществования ни один армянский образ, ни одна армянская мелодия не были отражены в русской музыке. Даже Римский-Корсаков признавался, что восточные темы гениальной «Шехеразады» он выдумал сам. Он говорил об этом Спендиарову, пытаясь подтолкнуть его к написанию симфонических картин, и особенно – восточной оперы.
Русско-турецкие войны, где армяне были особенно востребованы как знатоки местности, языков, воины, в составе российской имперской армии сражающиеся за исконно армянские земли, снова синтезировали азиатские элементы обоих народов. Примечательно, что в советское время армяне и русские не особенно-то и продвинулись навстречу к глубинному пониманию того, что составляет сущность русской и армянской истории, духа. И в наши дни «кнопка ориентализма» стала во многом срабатывать как обычное приспособление для манипуляций.
С нами произошло то, что когда-то с европейцами, немцами или французами. Вспомним крайне занимательную книгу Жерара де Нерваля «Путешествие на Восток» (Scènes de la vie orientale, 1848), где у него перед поездкой наблюдалось помрачнение рассудка по причине несчастной любви. Он описывает нравы, обычаи, ищет взгляды красавиц, участвуя в мистериях. Это опыт не только литератора, но и этнографа.
Обычно выхолощенный европеец ехал на Восток, чтобы погрузиться в его чувственность и краски, ароматы специй. Пресыщенность Европой толкала в странствия, какую-нибудь Абиссинию – на поиски приключений, ни к чему не обязывающей влюбленности. Бывали в этих историях и парадоксы: отчим Шарля Бодлера отправил начинающего поэта в Индию, чтобы удержать его от пагубного влияния Латинского квартала. А дальше было то, что его никак не приблизило к карьере юриста: креолка с Гаити балерина Жанна Дюваль, попытка суицида, до конца жизни мучившая обоих «болезнь Купидона».
Чаще всего получилась не великая поэзия и полинезийская живопись, а все та же ангедония, сплин, так и не вылеченная всполохами южного солнца, которые гасились сознанием утомленного, скучающего европейца. Как и у Александра Македонского – люди шли на край мира и утыкались в ее крышу. Восточная нега так же быстро надоедала, как и жизнь повесы Парижа. Разобраться с этими состояниями неудовлетворенности собой и Востоком помогает шведский искусствовед Петер Корнель в книге «Пути к раю. Комментарии к потерянной рукописи»:
«Восток Нерваля — неопределенное магнитное поле, лишенное центра и конечной точки. Центр в представлении Нерваля не имеет ничего общего с шатобриановской самоочевидностью — он меланхоличен и текуч. «В Африке мы мечтаем об Индии, точно так же как в Индии мечтаем об Африке».
«Нерваль пишет своему другу Готье, что для того, кто не бывал на Востоке, лотос по-прежнему остается лотосом, а для него после поездки он стал неким сортом лука».
Итак, взаимоотношения европейца и Востока часто напоминают претензии человека, который пытается верить в Бога, но ожидает, что эманация должна сойти на него, наполнить выгоревшее сознание и душу.
По этому же пути может пойти и русский человек, до которого сегодня пытаются что-то донести из армянской действительности. Вся индустрия туризма использует те же традиционные механизмы «гомогенного Востока», которые должны привлечь северного белого обескровленного человека в солнечную, фруктовую Армению, который по всем законам жанра должен уже в аэропорту Звартноц заявить: «Чем удивлять будете?»
Все эти рыночные уловки, усиленная проработка различных направлений туризма – кому языческий Гарни, кому упакованные как товар христианские святыни, кому кулинарные фейерверки из книги Вильяма нашего Похлебкина- снова оборвут возрождающийся интерес русского к Армении. Потому что снова и снова она подается как экзотика, страна дешевой женской красоты, и так будет продолжаться до тех пор, пока измученный хоровацем русский – опять же турист - не вернется домой пресыщенный и безразличный.
PS.
Тегеран, Тбилиси, Душанбе и Герат… Многие центры караванной торговли на Великом Шелковом пути и восточных культур посетила Виктория Аракелова. Вся ее жизнь – Синдром Непрекращающегося Путешествия. Но особенно дороги ей те пути и воспоминания, что связаны с историческими землями Армении.
Однажды ее подруга из Турции, красавица Элиф с греко-армянскими корнями привезла ореховое варенье, сваренное старушками из последней армянонаселенной деревни Вакифлы, что в Самандаге, в Антакье.
Виктория посвятила этому событию целый рассказ. «Антакья! Так и хочется сказать «Антиохия» – это древнее имя некогда селевкидской столицы, а затем центра Антиохийского княжества – гораздо органичнее звучит в контексте рассказа об армянских бабушках – они наверняка и тысячу лет назад варили там ореховое варенье…Две баночки в декоративных матерчатых сумочках с замысловатым узором».
Не знала Элиф, что для Виктории ореховое варенье, это не только часть городской традиции, разделенной ее семьей. Но и примета особенной связи с ее бабушкой: она варила и айву, и кизил, и розовые лепестки, но с ореховым было целое «сакральное действо». Бабушка приберегала для любимой внучки массу «последних банок». Вот только зайдет Вика к ней, сразу отправляла деда в чулан за «последней банкой орехового для Вики».
…По Аштаракской трассе мы едем в деревню Карби. Она находится в Арагацотнском марзе, на правом берегу реки Касах. Здесь живут очень трудолюбивые люди, дома с крепким фундаментом, не кренятся заборы, сельчане сдержаны и приветливы. Карби - поселение очень старое, упоминается с XIII в. Как пишут исследователь Виген Аветисян, часть Айраратского ашхара называлась, по имени Карби, «Карбо еркир» (страна Карби). В конце XIII века, после нашествия Тамерлана, развитие Карби приостановилось. В первой половине XVII в. деревня пострадала от турецко-персидских войн. В 1639 году армяне и персы договорились и стали укреплять торговые пути: долгожданный мир принес Карби процветание.
Карби имела церкви, монастырь и обитель. Сохранилась трехнефная базилика Сурб Аствацацин (Св.Богородица) 1691-1693гг., построенная из гладкотесаного туфа. С востока к церкви, прилегает двухэтажная церковь-колокольня, построенная тоже из туфа в 1338г. Другими средневековыми памятниками Карби являются церкви Циранавор, Тух Манук. В деревне и в окрестностях сохранились часовня «Заргаренц жам», пещеры и руины крепости.
Машина привезла нас в узкую средневековую улочку. На двери в дом я увидела металлическую курдскую кошачью лапу – подобные в Чехии называются «клепадло». Мы вошли на подворье и увидели цветущий сад и удивительный дом, из тех, что мог бы описать Милорад Павич. Столько гостеприимства в нем, тайн и метафизики! Рассматриваю индийские барабаны, медную иранскую посуду: «минакарли» - это уникальная иранская техника, применяющая специальную эмаль, существовавшая еще в эпоху Ахеменидов и Сасанидов…
Но хозяйка уже сама накрыла стол, принеся фруктовый пирог и любимый армянами чай с мятой и чабрецом. И как главного персонажа нашего чаепития вынесла тарелку с …
Знакомьтесь, Валерия, это ореховое варенье!
Ну, вот нас только познакомили. А я на него уже с ложкой.
Разваренная нежная скорлупа грецких орехов: их лучше всего собирать в мае или июне, так как они сочетают в себе молочную спелость и кладезь питательных элементов. Лекарственные свойства грецкого ореха известны еще со времен Древнего Вавилона. Ценность именно неспелых орехов в том, что кожура, которая потом затвердевает, содержит огромное количество йода.
Как и с Элиф, и с другими друзьями Виктории, мы пили чай в саду - в деревне с очень древним названием Карби, восходящим к урартским временам и чувствовали извечную радость обновленного мира.
Валерия Олюнина