В этом десятилетии Турция на фоне не очень позитивной динамики отношений с Евросоюзом (не говоря уже о переживающих кризис отношениях с США) активизировала свою политику в направлении Арабского Востока. Эти страны более близки ей культурологически и конфессионально. Что кроется за новыми тенденциями и какие перспективы открываются в этой сфере? На эту тему беседуют ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН доктор политических наук Александр Фролов и один из ведущих российских тюркологов Виктор Надеин-Раевский.
.
– Виктор Анатольевич, ряд экспертов высказывает мнение, что такое движение Турции на юг происходит под влиянием не столько «нестыковок» в отношениях с ведущими странами Евросоюза и США, но и мотивировано более глубинными факторами, исторической памятью о временах, когда Стамбул играл очень важную роль на Ближнем и Среднем Востоке, в Северной Африке, да и на Южном Кавказе.
– Мне представляется, что Анкара ныне ориентируется на развитие политики «мягкой силы», то есть укрепления образа Турции в мировом общественном мнении как продвинутой промышленной державы, настроенной на укрепление мира и всесторонних отношений со всеми странами. Вспомните инициативу тогда ещё премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана по созданию новой системы безопасности на Кавказе. Это так называемая кавказская платформа безопасности, в рамках которой должны были взаимодействовать в интересах укрепления добрососедства три республики Южного Кавказа: Азербайджан, Армения и Грузия, а также Турция и Россия.
– После распада СССР, когда рухнула привычная двухполюсная конструкция международных отношений, турецкой политической мыслью выдвинуто и немало других идей, в том числе и относительно нового сближения под эгидой Анкары бывших владений Османской империи. Поначалу Турция делала ставку на развитие отношений с ключевыми арабскими странами Ближневосточного региона – Саудовской Аравией и Египтом. Но они не смогли решить вопрос о том, кто будет ведомым, а кто ведущим…
– Стремление турок к лидерству в регионе, конечно, натолкнулось на неприятие со стороны сильнейших по своему потенциалу и влиянию арабских государств региона. С Саудовской Аравией вопрос ясен: хранитель главных мусульманских святынь претендует и на духовное лидерство в мусульманском мире. Да, и идеологически Анкара и Эр-Рияд очень далеки – ими поддерживаются весьма несхожие идейные течения в исламе, что, к слову, сегодня проявляется в Ливии, где эти государства оказались по разные стороны баррикад.
Что касается Египта, то поддержка Анкарой палестинцев снискало ей поначалу в кругах «арабской улицы» устойчивую репутацию защитника «справедливого дела народа Палестины». Эти настроения повысили популярность Партии справедливости и развития, её программы в кругах арабских умеренных исламистов. В Египте во времена Мурси его сторонники обсуждали даже идею взять для своей политической структуры название эрдогановской партии. Но после того как в Египте к власти пришли военные, отношения между Каиром и Анкарой разладились – опять же прежде всего по идейной причине…
– Саудовская экономика – первая на арабском Ближнем Востоке, а это означает, что саудовцы могут сделать выгодные предложения соседним странам, пообещать большие инвестиции.
– Саудовская экономика, безусловно, первая. Но это экспортно-ориентированная экономика, экономика огромных запасов углеводородов, высококачественной лёгкой нефти. К тому же это легко извлекаемые запасы с низкой затратной составляющей. Это огромные конкурентные преимущества. Соответственно аравийское королевство – это огромная концентрация капиталов, это сотни миллиардов нефтедолларов. Такие средства позволяют королевской семье приступить к реализации амбициозных проектов – взять, к примеру, строительство города будущего, возводимого на северо-западе страны. Футуристической проект стоимостью 500 миллиардов долларов является флагманом плана «Саудовская Аравия – 2030», инициированного наследным принцем.
Кроме капиталовложений в экономику стран региона и попыток модернизации собственной экономики, Эр-Рияд осуществляет масштабные программы в религиозной сфере – строительство мечетей и медресе, финансирование программ религиозного образования. Это, безусловно, даёт рычаги влияния на арабский мир.
Однако не следует недооценивать турецкую экономику. Это уже не та развивающаяся страна, которую мы видели 30 лет назад. Турция стала крупным производителем товаров и лёгкой промышленности, и тяжёлой промышленности. Конечно, большой сегмент турецкого экспорта – это сельхозпродукция, производство продуктов питания. Однако важнее другое: в 2018 году эта страна побила свой исторический рекорд экспорта в 168 млрд долларов, при этом до 90 процентов турецкого экспорта пришлось на долю промышленной продукции.
На рынках арабских стран Турция сумела стать основным игроком в сфере строительства, выступая в качестве подрядчика строительных работ, пионером внедрения современных западных технологий в этой сфере. Это были те «дрожжи» на которых взрастало турецкое «экономическое чудо».
Анкара ныне ориентируется на развитие политики «мягкой силы», то есть укрепления образа Турции в мировом общественном мнении как продвинутой промышленной державы, настроенной на укрепление мира
– Мы наблюдаем переключение внимания Турции на «государства второго эшелона», в частности на Судан, Катар. В какие проекты он реализуется?
– Если говорить о Судане, то до военного переворота там Турция взяла в аренду суданский остров Суакин в Красном море на 99 лет. Когда-то этот остров входил вместе со всей территорией Судана в состав Османской империи и был одним из главных центров исламской цивилизации на побережье Восточной Африки. Турки намерены на острове ограничится восстановлением памятников культурного наследия. Анкара изъявила готовность отреставрировать имеющие историческую ценность мечети и создать туристический центр, ориентированный на паломников, направляющихся в Мекку.
Как будут обстоять дела сейчас, после свержения и ареста президент Омара Башира, судить пока воздержусь. Симптоматично, что ведущие функционеры бывшей правящей партии «Национальный конгресс» взяты под стражу. Эта партия, поясню, близка к «Братьям-мусульманам» (решением Верховного суда РФ в 2003 г. международная организация «Братья-мусульмане» признана террористической и деятельность её на территории РФ запрещена. – Ред.).
С Катаром у Анкары совсем другая ситуация. Эмират благодаря нефти и газа – очень богатое государство с огромными возможностями в сфере капиталовложений. Однако у его властей не сложились отношения с большинством арабских государств, чьи правительства обвиняют его в финансировании уже упомянутых «Братьев-мусульман». Именно поэтому эмиру потребовалась и дипломатическая, и военная поддержка со стороны Анкары. Турция располагает военной базой в этом небольшом по площади государстве на берегу Персидского залива. Арабы, кстати, именуют его Арабским заливом – Эль-Халидж-эль-Араби.
– А как сейчас развиваются отношения Анкары и Тегерана?
– Турция и Иран на протяжении веков являлись традиционными соперниками. Но в нашем глобализирующемся мире им приходится учитывать новые реалии. Турки заинтересованы в торговле с восточным соседом – прежде всего в энергетической сфере, в закупках иранских нефти и газа. Гипотетически газопровод из Туркмении может быть проложен через иранскую и турецкую территорию и стать частью южного европейского газового коридора. Есть ещё один общий интерес: и Анкару, и Тегеран беспокоят сепаратистские настроения местных курдов в приграничных районах.
– Курдская проблема сближает Анкару и с Багдадом…
– Да, они дружно выступили против референдума в Иракском Курдистане. Никто в регионе не поддержал Эрбиль, разве что Израиль. Впрочем, нет единства и в рядах самих курдов – там есть и умеренные группировки, и радикальные. Некоторые организации иранских курдов поддерживают связи с рядом западных спецслужб. Недавно турки договорились с Багдадом о совместных действиях против отрядов Рабочей партии Курдистана, которую Анкара рассматривает как террористическую организацию. Отсюда, замечу, и стремление турок обезопасить свою южную границу. Американцы, контролирующие северо-восток Сирии – земли восточнее Евфрата, ставку сделали на курдов, сгруппировавшихся вокруг партии Демократический союз. А её турки рассматривают как сирийское ответвление Рабочей партии Курдистана, мечтающей об обретении курдами своей государственности.
– Развитие турецкой военной промышленности предоставляет Анкаре дополнительные инструменты усиления своего влияния в регионе. Готова ли она реализовывать программы военной помощи?
– В настоящее время уровень импортозамещения в оборонной и авиационной промышленности Турции составляет 65 процентов, а к 2023 году должен быть доведен до 75 процентов. Если в настоящее время экспорт продукции оборонной и авиационной промышленности Турции составляет 2 млрд долларов, то к 2023 году планируется довести его до 10,2 млрд. Конечно, это планы, конкуренция на рынке оружия для Ближнего Востока всё сильнее. Тем не менее Турция вполне способна не просто поставлять широкий ассортимент вооружений, но и обеспечивать их обслуживание, что вполне устраивает многие арабские страны. Особый вопрос – это обучение военного персонала. В этой сфере у турок уже накоплен опыт.
Александр ФРОЛОВ, "Красная Звезда"
http://redstar.ru