Я могу представить, что происходило в Советской Армении в 1920–30-е годы, но, поскольку я тогда не жил, не могу на 100 процентов утверждать, что было возможно, а что — невозможно, что было дозволено, а что — запрещено в то время. Зато я могу с уверенностью сказать, какими были «красные линии» в 1970–80-е годы — это время я видел собственными глазами.
Исключено, чтобы в тот период кому-то вообще пришло в голову пойти в Первопрестольный и, например, показать там средний палец. Даже если бы кто-то всё же осмелился на такое, в атеистической стране это считалось бы непристойностью, хулиганством и поступком, абсолютно не соответствующим образу армянина. Невозможно представить, чтобы коммунистические руководители Антон Кочинян или Карен Демирчян позволили себе неуважительные высказывания в адрес Католикоса всех армян — независимо от их отношения к религии или лично к Верховному Патриарху.
Тем более подобное было невозможно до 2018 года в Третьей Республике — несмотря на то, что второй президент Роберт Кочарян является убеждённым атеистом. Как получилось, что то, что было недопустимо, сегодня стало «допустимым»?
Я далёк от мысли, что предпосылки нынешнего духовного, культурного, нравственного и интеллектуального упадка не создавались до 2018 года или что это исключительно армянское явление. Но то, что всё это происходит именно при нынешней власти, вовсе не случайно, потому что в лице Пашиняна к власти в Армении пришёл «охлос», толпа.
Это, разумеется, не новое явление и подробно описано в политологической литературе. Немецко-американский философ Ханна Арендт, например, ещё в 1950-е годы писала: «Когда исчезает пространство ответственного слова и ответственного действия, власть переходит к толпе, и это неизменно становится предпосылкой несвободы».
Соответственно, толпа действует импульсивно, не обсуждает, а лишь требует, заменяет аргументы криками — я бы сказал, визгом, — а ответственность подменяет арифметикой: «мы — большинство, мы — весь народ». Самым наглядным признаком таких ситуаций является отсутствие институтов и общего публичного пространства.
И действительно, у нас сегодня нет не только реальных партий и общественных объединений, но и самого поля, где по какому-либо вопросу можно было бы прийти к согласию или хотя бы обсудить его. Мы находимся именно в таком состоянии.
Приведу примитивный пример. Определённая часть общества уверена, что нельзя называть Католикоса всех армян «Ктричем Нерсисяном». Другая часть говорит: почему нельзя — очень даже можно. Так считают не только премьер-министр и его придворные с пропагандистами, но и несколько епископов, священнослужителей, а также некоторое количество людей из кругов, которые принято называть «интеллигенцией».
Существует ли пространство, где две группы — говорящие «можно» и «нельзя» — могли бы обсудить этот вопрос? Разумеется, нет. И в таком случае преимущество получают те, кто громче кричит, или те, кого больше — или кажется, что больше. Те, у кого есть государственные рычаги. Пример своим поведением, конечно, подаёт премьер-министр.
Но он не ограничивается демонстрацией непристойности. Он говорит: моя воля — это воля народа. «Народ должен решать», как называть Верховного Патриарха, кто должен быть католикосом, как проводить литургии, кого лишать сана и так далее. Продолжая эту логику, можно сказать: «народ должен решать», можно ли мочиться в подъездах зданий или нельзя. Если премьер-министр и члены ГД это делают, значит, можно — ведь «народ их избрал».
И гражданин, показывающий средний палец на территории Первопрестольного Святого Эчмиадзина, является представителем этого «народа, который всё решает и сделал свой выбор».
Здесь мы вновь возвращаемся к рассуждениям Ханны Арендт. Признаками охлократии (хотя философ не использует этот термин), по её мнению, являются сакрализация «воли народа», манипулирование эмоциями большинства и замена писаных и неписаных законов «чувствами масс».
А после охлократии, когда люди окончательно устают от полного отсутствия «нельзя», приходит настоящая, тотальная диктатура, при которой «нельзя» определяются исключительно со стороны государства.
Арам Абрамян, газета «Аравот»