Сегодня начинается IV форум иноязычных армянских писателей, на который съехались десятки участников. Среди них и замечательный человек, первый посол Украины в Армении в 1996-2001 гг. Александр БОЖКО, который вновь вернулся на ту же должность в 2005-2010 гг. Посла Украины в нашей стране знали и любили, что с дипломатами бывает чрезвычайно редко. Это прежде всего объясняется отличным знанием армянского языка и культуры, а еще, конечно, чисто личностными качествами. Его армянский с украинским выговором был симпатичен всем. Армянский язык и культуру А.Божко изучал в Ереванском университете, но не формально — поскольку-постольку, — а любя. Эта неформальная любовь осталась в Александре Божко, думается, навсегда. Он уехал после ЕГУ на родину и начал переводить на украинский армянскую литературу — классическую и современную. Дальнейшая дипслужба стала продолжением духовной близости с Арменией, которую он обошел и изъездил чуть ли не всю. Возвратившись в Киев, Александр Божко Армению не забывает — пишет и переводит. Вот и сейчас он передал редакции свою интереснейшую статью о судьбоносной для украинцев Хотинской битве 1621 года, которую тщательно описал Ованнес Каменаци. А.Божко из тех подвижников, кто продолжает давнюю традицию культурных контактов между Украиной и Арменией.
Надо заметить, что истоки наших дружественных отношений восходят к раннему средневековью и вплоть до нынешних дней никогда серьезно не омрачались. Начиная с XI века расширяются торгово-экономические связи Киевской Руси и Армении. Об этом свидетельствует хотя бы торговая колония, основанная армянскими купцами в древнем Киеве. Первые поселения армян на территории Украины появились в X-XI вв. в Северном Причерноморье, а наибольшего расцвета они достигли в Крыму в XIII-XIV вв. Участие армян в жизни полуострова проявлялось, без преувеличения, во всех сферах деятельности, прежде всего коммерции, строительном деле, искусстве. Постепенно в силу различных причин ареал проживания армян в Украине расширялся, в частности они облюбовали Галичину, Волынь, Подолье и особенно Львов, Галич, Луцк, Каменец-Подольский, Могилев-Подольский, некоторые другие. В этих городах армяне имели свое самоуправление и были представлены в магистратах. Армянские вещественные следы, в первую очередь архитектурные, сохранились и охраняются государством до наших дней. Отметим, например, недавнее восстановление ансамбля Сурб Хач в Крыму, реставрацию Армянской церкви Львова.
Что касается литературных связей Украины и Армении, то они прослеживаются с XIII века. Так, на армянский было переведено “Житие Бориса и Глеба”, на древнерусский — “Житие и страдания великомученика Григория, епископа Армении”.
Армяне Украины оставили весьма богатое наследие: упомянутую “Историю Хотинской войны”, “Хроники” Кафаеци, “Путевые заметки” Дпира и многие другие. Они представляют ценнейший источник сведений не только об армянском присутствии, но также о прошлом Украины, ее городов и т.д. Всесторонний характер культурные связи наших народов приобрели с XIX века и успешно развивались в последующие годы.
Последние месяцы мне довелось провести в общении с двумя интереснейшими личностями. Один из них — армянский летописец Ованнес, проживавший в первой половине XVII в. в украинском городке Каменец-Подольском и получивший поэтому прозвище Каменаци. Второй — выдающийся армянский филолог Степан Малхасянц, автор уникального “Толкового словаря армянского языка”. А поводом к этому стала моя работа над переводом с грабара на украинский язык “Истории Хотинской войны” Ованнеса Каменаци, посвященной кровопролитной Хотинской битве 1621 г. Тогда объединенные силы украинских казаков и польского войска остановили под местечком Хотин, что ныне в Черновицкой области, значительно превосходящую их турецкую армию под водительством заносчивого султана Османа II.
Но прежде чем повести речь об Ованнесе и его “Истории”, хотелось бы прежде упомянуть с благодарностью Степана Малхасянца за его словарь, который служил мне верным поводырем в увлекательный мир древнеармянского языка. И восхититься в который раз трудом подвижника-лингвиста, который сродни творческим дерзаниям титанов Возрождения. Четыре объемистых, in quarto, тома, включающие в себя около 120 тысяч слов древнеармянского, среднеармянского, новоармянского литературного языков и множества диалектов — таков результат его более чем двадцатилетней кропотливой работы! Словарь увидел свет в труднейшие 1944-45 гг. Победа, поставившая точку в изнурительной войне и спасшая от гибели множество жизней, совпала с великой победой седовласого труженика от науки, сохранившего жизни многим-многим удивительным армянским словам. Согласитесь, что-то в этом есть. Как и в том, что на ту пору ученому исполнилось восемьдесят восемь. То есть ему было уже за шестьдесят, так сказать, время подведения итогов для некоторых, когда он взялся за воплощение своего грандиозного замысла... И победил! Судьба отвела ему еще два года жизни, чтобы он мог насладиться плодами своего труда, вернее, еще и еще раз ощутить удовлетворение от хорошо выполненной работы...
Все это впечатляет и вместе с тем наводит на размышления — увы, во многом не в пользу наших суетящихся современников. Многие ли из их тщетных трудов спустя десятилетия способны будут вызвать такое к себе уважение, как труд Степана Малхасянца? Боюсь, что нет. Не говоря уже о веках. Хорошо делать свою работу, оказывается, не так просто, отсюда, наверное, и большинство наших бед.
Вот и для Ованнеса, жившего в первой половине XVII века в Каменец-Подольском, это было крайне важно. После победы над турками в Хотинской битве его отец Акоп — священник местной церкви — настоятельно просил сына, как отметит позже Ованнес в своем предисловии, чтобы он описал это сражение. Хотинская крепость находилась в нескольких десятках верст от Каменца и нетрудно представить, что ожидало бы жителей этого городка, значительное число которых составляли армяне, если бы почти двухсоттысячная турецкая орда не была бы остановлена. Недаром армянская община Каменца 15 октября щедро потчевала возвращающихся после знаменательной битвы казаков и поляков, а юный престолонаследник — королевич Владислав и опаленный боями казацкий гетман Петро Сагайдачный целую неделю были личными гостями в доме армянского войта (старшины) Лукаша, где они, за словами Ованнеса, “все дни предавались веселью”.
Ованнес долго не мог решиться засесть за писание. “Ведь я не только не наделен значительным талантом, — сокрушался он, — но и мысль моей истерзанной сущности не преисполнена каких-то общих знаний”. Но существовало одно важное обстоятельство, подвигнувшее в конце концов Ованнеса на написание своей “Истории”, кроме, естественно, громадного резонанса, которое это событие вызывало, в том числе в армянской среде.
Один из феноменов армян Подолии и Галиции заключался в том, что более двух столетий и в обиходе, и в ведении своих дел они пользовались так называемым армяно-кипчацким языком, принадлежащим к тюркской языковой группе, но использующим армянскую письменную графику. Только в Центральном архиве Украины хранится около 18 тысяч страниц документов армянского суда г.Каменец-Подольского на армяно-кипчацком языке. На нем писались псалмы, литургии, создавались хроники, в том числе с описанием Хотинской битвы, принадлежащим летописцу Оксенту, тоже армянину, но предпочитавшего в своей деятельности пользоваться этим тюркским наречием. И нельзя исключить, что между армянами, носителями кипчацкого языка, и армяноязычными, владеющими к тому же грабаром, существовал определенный антагонизм. Как это подчас бывает и в наше время среди того или иного этноса, имеющего, в силу определенных обстоятельств, эту проблему.
К армяноязычным, судя по всему, принадлежал и Тер Акоп — отец летописца, для которого, если хотите, было вопросом чести создание “Истории” именно на армянском, “на нашем родном языке” (подч. мною — А.Б.), как напишет Ованнес. Со своей стороны, вняв просьбам отца и взявшись за написание своего труда, Ованнес определяет для себя, условно говоря, творческую планку — не просто изложить события, но превзойти при этом написанное ранее на “чужом”, то есть кипчацком языке, имея в виду заметки Оксента — одного из соавторов летописи “Камениц”, опубликованной, кстати, Г.Алишаном в 1896 г.
Ну и еще, и это, наверное, главное для призвания историка, как его понимал Ованнес, “не ошибиться на пути к истине”.
В отличие от летописи “Камениц”, где описываемое Оксентом событие, при всей его важности, лишь один из многих эпизодов многолетней хроники, “История Хотинской войны” Ованнеса Каменаци — это завершенное эпическое произведение, в котором автор ставил перед собой цель не только рассказать о длительном, изнурительном, с большими потерями для обеих сторон сражении под стенами Хотинской крепости, потому и названном “войной”, но и, используя доступный ему в то время литературный инструментарий, вызвать у читателя восхищение героизмом союзнического войска, его самоотверженной жертвенной борьбой против превосходящих сил жестокого и беспощадного врага.
Конечно, здесь в первую очередь проявляется авторская позиция в оценке этого военного противостояния, которое воспринимается не столько как конфликт поляков и украинских казаков с турками, а как столкновение цивилизаций — западной или христианской — с одной стороны, и восточной или мусульманской — с другой. И симпатии Ованнеса как обывателя европейской страны — тогдашней Речи Посполитой и к тому же армянского христианина, вполне очевидны. Но Ованнес к тому же старался хорошо делать свою работу, изложить искусно, да так, чтобы превзойти написанное “на чужом языке”. Показательным в этом отношении может быть его “Вступительное слово”, в котором он рассуждает о том, в чем, по его мнению, заключается “искусство повествования”, когда автору следует, как он считал, не только пересказывать увиденное или услышанное, но и уметь “познавать мыслью”, иначе говоря — анализировать события.
Так или иначе, но следует ему отдать должное — делал он свою работу действительно с умением. Скажем, в отличие от изложения Оксента, его повествование — динамично, более панорамное. Он то переносит свой рассказ в Стамбул, где султан Осман пишет грозное послание, а точнее — ультиматум — королю Зигмунду, то в Варшаву, где зачитывают это его письмо на Сейме среди перепуганных вельмож, то во Львов, Каменец и Хотин, а затем в польско-казацкий лагерь и расположение турецких войск. Но при этом тема цивилизационого противостояния остается ведущей — “мы” и “они”, какой бы эпизод он при этом ни описывал. Так же как и незримо витает между строк напоминание о цене возможного поражения. Грозился же польскому королю султан Осман: “Я пойду на вас и на страну, в которой вы живете, испепелю ее огнем... и всех сделаю пленниками моего народа так, как поступили мои предшественники с другими христианами”.
Читая “Историю Хотинской войны”, то и дело отдаешь должное незаурядному литературному таланту Ованнеса, который, в частности, проявляется и в его речи — образной, с меткими сравнениями и эпитетами, дабы выделить тот или иной персонаж или свое отношение к нему. Так, турецкого султана Османа II он сравнивает с кувшином, наполненным гибелью или со змеями и аспидами, которые пытаются “своей смертоносной отравой ужалить невинных”. Турки у него “расположились на высоком холме над той самой рекой Турлу (турецкое название Днестра), как темная туча, а многочисленные толпы неверных расползлись вокруг, покрыв долы и поля, как саранча”.
Описывая христианские войска, он их отвагу и самоотверженный героизм противопоставляет грубому напору и в то же время трусости турок, прибегая нередко при этом к гиперболе, чтобы вызвать у читателя соответствующий эмоциональный эффект. “И такими смелыми подвигами отметилось в тот день казачье войско, — пишет Ованнес, — что ужас потряс всех язычников, и даже сам султан Осман со всеми своими визирями проникся страхом”.
В целом участию украинских казаков в Хотинской битве Ованнес в своем произведении уделяет внимание уже начиная с пятого раздела, озаглавленного “О том, как королевич отправился в армию и о прибытии казаков”. Два сравнительно небольших пассажа в конце главы дают характеристику ситуации с привлечением казачьего войска, из которой возникает довольно драматическая картина. “В один из дней в четверг прибыл русский (в армянских средневековых рукописях Украина именуется Русией, а украинцы руссами, в то время как тогдашняя Россия — Московией, а ее жители — московитами) военачальник по имени Бородавка, а с ним 15 000 комонных казаков, которых называют запорожцами. И случилось им в дороге войско татар и турок, и восемь дней они сражались упорно с ними, убили силистрийского пашу Гюсейна и многих других... А еще четыре тысячи казаков были отправлены военачальником за добычей в отдаленные края, и которые так и не вернулись, потому как нечестивое племя турецкое напало на них и всех перебило. За все это войско свело счета с Бородавкой, о чем я расскажу в другом месте”.
Перипетии, связанные с неудачным походом Бородавки в Молдову накануне Хотинской битвы, как известно, завершились казнью гетманом Петром Сагайдачным — суровым и нетерпимым к своим оппонентам, мятежного и несговорчивого казацкого предводителя и его соратников, о чем Ованнес действительно напишет, как и положено умелому рассказчику, несколько позже, так сказать, для сохранения в изложении интриги. Но казацкая тема будет появляться затем в его повествовании уже постоянно, приобретая все новые и новые подробности и детали, которые словно призваны подтвердить тот громаднейший вклад, сделанный украинским казачеством в победу в этой, поистине, битве народов. Недаром на поле боя с превосходящими силами противника им определили центральный, наиболее опасный участок расположения союзнических войск. Да и количественно они составляли большинство — сорок тысяч, тогда как по разным подсчетам поляков вместе с литовцами и пруссаками насчитывалось не более тридцати.
Какими же предстают казаки со страниц произведения истореписца-армянина? Прежде всего они опытные воины, наделенные не только ловкостью в бою и смелостью, но и военной хитростью, недюжинной выдержкой, а, следовательно, и военной дисциплиной, умением нанести удар в подходящий момент. “А поскольку казацкий народ отличается незаурядным умением (в военном деле) и хитростью, — отмечает Ованнес, — то они выступили не ранее, чем настал вечер, а враг (между тем) истощился, бросаясь весь день то сюда, то туда”.
Действительно, из истории войн, которые вели казаки, мы знаем, что активная оборона в сочетании с неожиданными молниеносными контратаками, способными ошеломить любого противника — характерная особенность ведения боя запорожцами. Так было и в ту субботу 4 сентября. Ованнес продолжает: “А в девятнадцатом часу все казацкое войско выступило против врага и, осенив себя крестом, принялось так громить иноверцев, что те не выдержали и, развернувшись назад, обратились в бегство. А казаки, преследуя, избивали их беспощадно, так что множеством мертвых тел их была усеяна вся земля”.
Армянский летописец рассказывает, что на турок так повлиял тогдашний разгром их казаками, что несколько дней сряду они не могли прийти в себя, “все еще пребывая в скорби от потерь, понесенных ими в тот день”. Познав на себе губительную силу казацкого оружия, турки, оправившись, решили в первую очередь расправиться именно с ними. Уязвленный султан направлял против них все новые и новые войска, стремясь сокрушить казаков мощью своего наступления, но все напрасно.
В ответ предводитель казачества гетман или, как пишет Ованнес, “спарапет” Сагайдачный применяет тактику ночных вылазок во вражеский стан, которые не только причиняли врагу значительный урон, но и наводили на турок ужас, деморализовали их. Особенно разозлило Османа II дерзкое ночное нападение казаков на турецкий гарнизон, охранявший стратегически важный объект — мост через реку Днестр. “Невдалеке от мостов укрывались две тысячи турок, которые на ту пору беззаботно спали, — повествует Ованнес. — Это были отряды Карагисар-паши и Али-паши. Заметив это, казаки неслышно напали на них и всех, кто был в шатрах, перебили, не оставив никого в живых. Только одного арапа, принадлежавшего паше, передали в дар королевичу, а добычу разделили между собой”.
Здесь следует отметить, что захват военной добычи был в то время явлением обычным как в турецком войске, так и в европейских армиях, не гнушались этим и казаки. Более того, одним из условий, выдвинутых им руководством Речи Посполитой накануне Хотинской кампании, было то, что казацкое войско само должно было обеспечивать себя провиантом, фуражом и боевыми припасами, в отличие от польской армии, имевшей централизованные поставки. Это стало между прочим и одной из причин похода Яцка Бородавки в Молдову, с чем он, наткнувшись на турок и татар, так и не справился, оставив многочисленную казацкую конницу без фуража. И описывая тяжелое состояние с продовольствием, в котором оказались союзнические войска, и невероятную дороговизну в их лагере вследствие того, что татарская конница перерезала практически все пути снабжения, Ованнес замечает, что положение было бы еще ужаснее, если бы не казаки. “Но мясо в лагере, — сообщает он, — стоило не так дорого, потому что казаки ежедневно выбирались ночью из лагеря, неожиданно нападали на турок и, перебив их, пригоняли в лагерь как добычу множество скота, который потом продавали илахам (т.е. полякам — А.Б.) за достаточную цену”.
Сквозь эти строки просматривается один важный момент, на котором хотелось бы остановиться особо, и проливающий свет на сложную картину взаимоотношений в тогдашней Речи Посполитой между господствующей польской шляхтой и украинским населением, выразителем и защитником которого выступали казаки. Описывая согласованные действия союзнических войск, летописец Ованнес, очевидно, не задаваясь такой целью, невольно акцентирует на том, что казаков и поляков, то есть польскую шляхту, разъединяли некие глубокие противоречия. Ведь при всех их будто бы союзнических отношениях, при общей принадлежности к христианскому миру, это, как следует из внимательного прочтения “Истории Хотинской войны”, по сути, были разные формации, которые в данном контексте имели даже различные вооруженные силы, другие, так сказать, принципы обеспечения этих сил. И не только.
В упоминавшейся уже нами хронике “Камениц” другого армянского летописца Оксента имеется красноречивый эпизод, повествующий о том, как после унизительного поражения от турок под молдовским местечком Цецора в 1620 г., отступавшее с тяжелыми боями польско-казацкое войско сумело все же организовать сопротивление, которое наседавшие татары не могли одолеть, хотя каждый день, как пишет Оксент “погибало до тысячи татар. Но вот на расстоянии около полверсты от Днестра наше войско остановилось на ночлег, — продолжает летописец. — Среди поляков и казаков вспыхнули распри, начали они нападать друг на друга. А к тому времени неверные уже... не рассчитывали на успех, а многие из них даже отстали, только Хантемир-мурза с 12 тысячами татар был поблизости. И когда услышал, что в лагере начался раздор, то сразу с теми 12 тысячами напал на лагерь и прорвал его... (Наши) в панике начали разбегаться — и кого зарубили, кого схватили живьем, кто утонул в Днестре... А канцлеру Жолкевскому отрубили голову”.
Уроки из этого поражения, во время которого погиб также отец будущего гетмана Украины Богдана Хмельницкого, а сам он попал в плен, Речь Посполитая на этот раз сделала, пригласив под Хотин мощное казацкое войско, во главе которого стоял многоопытный гетман Петро Сагайдачный — “смелый и отважный муж”, как о нем пишет Ованнес. В Варшаве на аудиенции у короля Зигмунда Сагайдачному обещалось уравнять в правах украинское население с польским, повысить статус казакам. Но, как это не раз бывало, об обещанном сразу же забыли, тем более герой Хотина гетман Сагайдачный вскоре умер от полученной в бою турецкой раны. А притеснения украинцев усилились до такой степени, что это, в конце концов, через двадцать с лишним лет привело к освободительной войне украинского народа 1648-54 гг. во главе с гетманом Богданом Хмельницким.
Свидетельства об этом кровавом, преисполненном трагических событий, противостоянии двух славянских народов, между которыми было так много общего, в том числе и общая великая победа в Хотинской битве 1621, нам также доносят созданные на украинских землях армянские письменные источники. Но это, можно сказать, уже другая история.
Хотя по большому счету история у нас всех одна, и о ней, о ее уроках мы вспоминаем, к сожалению, в большинстве случаев только тогда, когда приходится платить по счетам. Но историю надо знать, и это хорошо осознавал летописец Ованнес из Каменец-Подольского, направивший нам через века свое послание, дабы, как он написал, “не ошибиться на пути к истине”.
Александр БОЖКО, Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины
На снимках: И.Репин “Запорожцы пишут письмо турецкому султану” - через 55 лет после Хотина; Александр Божко