Завершаем публикацию очерка журналиста Ваана Ишханяна об армяноязычных амшенцах-мусульманах, живущих на восточном черноморском побережье Турции. Первые части очерка можно найти по следующим ссылкам:
Начало - http://www.yerkramas.org/2012/02/17/kto-oni-govoryashhie-po-armyanski-amshency-musulmane-nachalo/
Продолжение - http://www.yerkramas.org/2012/02/18/kto-oni-govoryashhie-po-armyanski-amshency-musulmane-prodolzhenie/
Амшеснак
- Как вы называете ярасу - летучую мышь? - спрашивает по-турецки Гарун.
- Чхчик,- отвечает Хачик, - а вы?
- Машкатев.
- Интересное слово, - говорю я, состоит из двух корней: «машк» - кожа и «тев» - крыло.
Благодаря беременности Анаит выясняется, что на амшенском «беременная» будет «эргутак», что с армянского можно перевести приблизительно как «два в одном».
С хопа-амшенцами беседа без переводчика невозможна, но за эти десять дней я понял: поживи я с месяц в Хопа и пообщайся с амшенцами побольше, я научусь понимать их язык.
Если вслушиваться в их речь, то можно уловить армянские слова, и я постепенно осознаю, что это действительно армянская речь, и вскоре начинаю понимать некоторые слова в предложении, а то и сами короткие фразы, но некоторые слова совершенно незнакомы: день рождения - дзин ор, луна - лусинка, печка - печку, звезда - астах, есть - ко, дует - пча гу, увели - дарин, село - кях, не человек - мард ча, берег моря - дзиап, лес - цах, откуда идешь - усти кугас или устен кугас, куда идешь - нор кертас, грядущий день - кам ор, центр - ак (от армянского «глаз»), петь - гоншуч или ганшуч (от армянского «звать», «кричать», «взывать»), более всего Бог даст нам дождь - менашадэ Аствац чах шу да мез, учиться - гардуш (от армянского «читать»), смотрю - пут геним, хорошо - сой, головной платок - язма, как ты - сойес та.
В Армении хорошую пирушку - утел-хмел - нередко шутливо-просторечно называют «утуш-хмуш». Несколько раз услышав в амшенском слова с окончанием «уш», я понял, что это окончание глагола неопределенной формы: порел (копать) - поруш.
Амшеснак - язык материнский
Домашние Джемал Вайича в Кайакойе признались, что до того, как пойти в школу, турецким не владели. Ни Гарун, ни Джемал, ни Джемил, никто из тех, кому ныне за тридцать, до семи лет по-турецки не говорили - только на своем амшенском. Турецкий учили в школе. Есть еще женщины за семьдесят, которые до сих пор почти не знают турецкий, да он им фактически и не нужен: из села не выезжают, с чужаками не общаются. А вот мужчинам учить турецкий приходится: работа у них, как правило, вне села.
По словам Гаруна, в 80-е годы власти начали активную политику ассимиляции хопа-амшенцев. Учителя в школах, как правило, турки, но в местных школах пара-другая учителей - местные, и именно их и заставляют власти: идите и объясните всем своим, что они должны отказаться от своего языка, ибо они отстают в учебе, не могут получить хорошего образования, поэтому должны оставить свой язык и учить нормальный турецкий.
- Хорошо помню, как учитель чуть ли не на коленях умолял меня: ты должен учить турецкий, потому что это язык школы, - рассказывает Гарун. - Да еще и на семьи давят: мол, дома учите детей турецкому, не надо дома говорить на амшенском… Мой отец был человек строгий, требовал, чтобы я не говорил на амшенском, стращал, а сам дома только по-амшенски и говорил, поскольку знал, что лучше всего я понимаю этот язык, но требовал, чтобы я отвечал ему по-турецки.
- А мать?
- Нет, со стороны матери никакого давления, ни одного турецкого слова.
Школа в Башобе открылась в 1952 году. Образование стало обязательным. А как было раньше - до этого?
- Просто не учились, - объясняет директор башобской школы, 60-летний Кадир Аксу, педагог с сорокалетним стажем.- И сейчас есть старики, которые не знают сегодняшних письмен - турецкого алфавита, разве что чуть смыслят в османском - арабописьменном турецком. Когда Ататюрк велел поменять алфавит, в городах начали открывать школы, но в деревнях школ не было. Ну а сельчане своих детей в городские школы не отправляли, да и не было таких богачей, которые могли бы позволить себе дать детям образование - все поголовно были бедняками.
Во времена молодости Кадира школа была пятилетней, начальной, и для получения среднего образования приходилось отправляться в город.
Сейчас в деревне есть даже детский сад и школа-девятилетка с высоким уровнем преподавания, где учатся сто юношей и девушек. Чтобы продолжить учебу в лицее, надо отправляться в Хопа.
- Все ваши ученики амшенцы? - спрашиваю я, но не успеваю даже договорить, как девушка-ученица, подававшая нам чай, кивает: да! Значит, и она понимает мой армянский. А вот из 26-и учителей амшенцев лишь двое.
В школе запрещено говорить на амшенском.
- Мы не позволяем этого,- говорит Кадир Аксу,- да и другие учителя не понимают…
- Ну а если заметите, что говорят - опять запрещаете?
- Этого требует закон, но мы же не диктатура, чтобы ежеминутно затыкать всем рот.
- А на уроках вы объясняете им, что они амшенцы?
- Мы их не учим этому специально, но если они интересуются, кто они и каковы их корни, я обязан разъяснить им.
- И что вы им говорите?
- Ну, что-то да говорим…
- А как считаете вы сами - кто такие амшенцы?
- На чьем коне сидишь, того и песню должен петь. Мы люди, которым угрожает ассимиляция. Это мы здесь, это наши деды родились и жили здесь, а из бесед с крестьянами все мы знаем, что мы тут люди пришлые - переселились некогда в эти края. Мой отец рассказывал мне что-то такое, потом я слышал это от других и какой-то вывод для себя сделал.
- И каков же этот вывод?
- Долгую речь умещу в два слова: мы не те люди, чтобы отрицать свои корни.
Советские хопа-амшенцы
По итогам русско-турецкой войны 1878 года к России перешла провинция Ардвин вместе с поселениями амшенцев, а по Батумскому договору 1921 года Турция получила обратно большую часть этой территории, при этом часть амшенских сел осталась в составе Советского Союза. В 1944 году Сталин наряду с другими мусульманами - турками и курдами - депортировал амшенцев в Казахстан и Киргизию. После распада СССР большая их часть переселилась в Краснодарский край.
70 лет - не слишком большой срок, чтобы обе части амшенцев перестали родниться семьями, однако он оказался достаточным, чтобы и та, и другая обрели новые привычки, которые оказались чуждыми друг для друга.
Наргиза Мамушева сначала увидела своего будущего мужа Муми Йылмаза на фотографии, после чего спросила, не турок ли он - если турок, то замуж за него не выйдет. «Мы не турки, мы амшенцы, - объяснили ей родственники. - Какие мы, такие и они». «Я тоже поинтересовался: ты кто - русская? Она ответила: нет, я не русская, я тоже амшенка. Наша кровь»,- подтверждает и Муми.
Наргизе повезло: она родилась во времена, когда хоть и по фотографии, но заранее увидела суженого и дала согласие на брак. Не в столь уж далекие времена заключались и «заочные» браки, так что жених и невеста впервые встречались только в день свадьбы.
Вместо того чтобы послать фотографию, Муми охотно поехал бы в Апшеронск сам. Препоной оказался не обычай-адат, а турецкие законы: Муми отсидел несколько лет в тюрьме и, согласно турецкому законодательству, 4 года не имел права покидать пределы страны. Сейчас в тюрьме сидит его брат Джихан - за то, что побил полицейского.
Братья-водители Йылмаз родом из села Ишмекая. Два года назад Джихан попал в аварию возле Сочи и разбил машину. Руку помощи на чужбине протянул ему некий говорящий по-амшенски незнакомец. Он оказался из их рода. «Внук сестры моей бабушки», - объясняет Муми. Он две недели пробыл в Апшеронске, и здесь его с целью женитьбы познакомили с будущей женой - Авой Карачоглы. «Мы встретились и понравились друг другу», - признается Ава.
Джихан вернулся домой и попросил у брата разрешения на женитьбу. По традиции амшенцев, если старший брат не женат, то младший должен испросить его разрешения жениться самому. «Он сказал мне: у меня есть девушка на примете, позволишь жениться? - рассказывает Муми. - Я говорю: иди, разрешаю, только и для меня невесту найди!».
В 2010 году состоялись бракосочетания двух братьев из Хопа и двух девушек из Краснодара: 40-летний Муми Йылмаз женился на 20-летней Наргизе Мамушевой, а Джихан Йылмаз - на 16-летней Аве Карачоглы. Свадеб было две: первая без Муми в Апшеронске - по обычаям советских амшенцев, вторая уже в Хопа. У Авы уже девочка, а Наргиза пока «две в одном».
«Я говорила, что еще маленькая, хочу закончить учебу и поступить в университет, но мне сказали: нет, замуж! - рассказывает Ава в своем новом доме.- Я ничего не могла поделать, если старшие говорят, надо повиноваться... У нас если даже девушка учится, то после замужества мужья не разрешают им учиться дальше…» А еще она рассказывает, что в Краснодаре нет таких амшенок, которые окончили бы учебу и работали. Амшенки Хопа в этом отношении пользуются большей свободой. Директор башобской школы Кадир Аксу рассказывает, что во времена его молодости женщины также не получали даже среднего образования - их очень рано выдавали замуж. Однако сейчас времена изменились: девушки могут даже поступать в университеты в больших городах.
Ава родилась в Апшеронске, но знает, что ее отец и мать переехали из Средней Азии. Наргиза же родилась в Киргизии - когда ее родители перебрались в Краснодар, ей было всего шесть месяцев. Только в Хопа узнали Ава и Наргиза, что их деды были депортированы из Батуми - дома у них об этом помалкивали: «От родителей мы слышали только, что в Киргизии была война, и мы бежали сюда, в Краснодар», - рассказывает Наргиза.
В Апшеронске семья Авы была близка с одной армянской семьей, и, говоря на родном языке, они почти полностью понимали друг друга. «Армяне и амшенцы для меня - один народ»,- утверждает Ава. Наргиза придерживается иного мнения: «Нет, мы разные: армяне христиане, а мы - мусульмане».
В Хопа они говорят только по-амшенски - их русский язык здесь никто не понимает. Их и хопа-амшенский - один и тот же язык, отличаются лишь отдельные слова. А вот обычаи различаются значительно сильнее. «Здесь женщины одеваются очень закрыто, всегда в платке, а незамужние девушки обязательно должны закутывать голову. У нас же не так: если муж позволяет, то даже замужние могут выходить на улицу простоволосыми, а платки носят только старушки».
Амшенцы Турции в свою очередь считают, что бывшие советские амшенцы более консервативны. У них мужчины и женщины едят отдельно, друг с другом не общаются, тогда как в Хопа ничего подобного нет, сказал мне Джемал Вайич. И действительно, если заходишь к кому-то в дом, то женщины наравне с мужчинами здороваются за руку, а близкие - даже обнимаются.
Наргиза рассказывает, что они, «советские», более консервативны в семейных отношениях. «У нас невестка с дедушкой не разговаривает. Если он хочет, чтобы невестка говорила, то делает ей подарок, а здесь такого обычая нет - все нормально разговаривают друг с другом, - рассказывает она.- А кроме того, люди здесь более верующие, чем у нас, чаще ходят в мечеть. Мне кажется, что здешние амшенцы отношением к вере похожи на русских».
Этим молодым женщинам повезло: они пришли невестками в один и тот же дом и вместе избывают тоску по родине. Общаются и с другими невестками из Краснодара. Как сообщает Наргиза, в Хопа целых 43 невестки из Апшеронска.
- Я говорю мужу: мне скучно дома, может быть, пойду работать, а то даже гулять не выхожу - негде, да и родни нет…– делится Наргиза.- Но муж не позволяет, говорит, что и так всем меня обеспечивает… У нас моя мама тоже не работала - отец не разрешал, говорил, я всем тебя обеспечиваю, и довольно!..
На черноморском побережье Хопа они с тоской вспоминают о родных русских берегах, где жизнь была намного оживленней и интересней: в городе полно кафе и скверов, женщины и девушки свободно гуляют, как и юноши и мужчины…
Больше всего отличаются друг от друга свадьбы. Для амшенцев, живших при советских порядках, стремление выпить и поесть стало гораздо сильнее религиозного рвения, и выпивка и обильные возлияния стали частью свадебного обряда. А вот амшенцы в Турции, хоть и живущие в считающейся светской стране, тверды в вере и не устраивают шумных попоек, спиртного почти не употребляют - разве что в доме жениха устраивают пирушку.
Свадьба и обручение
Невесту - Джулю Карабаджакову - забирают из села Чамурлу, хотя родной дом ее - в киргизском городе Кызыл-Кыя. Чтобы соблюсти традицию, роль отчего дома невесты играет дом родственников Карабаджоглы - Хизира Йылмаза. Отец невесты не приехал на свадьбу - присутствуют лишь ее мать Хедие и сестра.
Сумерки уже сгущались, когда невесту привели в дом жениха. Тут же явилась родня жениха и под музыку зурны и дхола повела круговой танец. Жених, Айдин Енигюль, вошел в дом, но у двери в комнату невесты дорогу ему перекрыли ее сестра и еще какая-то женщина. Айдина они пропустили только после того как он заплатил «выкуп». Айдин повязал на талию невесты красный пояс, и в этот самый момент хлопнула пробка от шампанского - это была единственная бутылка спиртного на свадьбе.
Свадьба проходила в Кемалпаше, в центре зала танцевала молодежь, а на стульях сидели вдоль стен закутанные в платки женщины и наблюдали за весельем. И никакой выпивки или еды.
- Почему нет выпивки - ислам не разрешает? - спрашиваю я у отца жениха — Изета Енигюля. У него пять сыновей, и все они - шофера.
- Да, религия не позволяет,- отвечает он.
* * *
Обручение в Хопа проходит в зале поменьше. Рассевшись по стульям, мужчины и женщины наблюдают за обрядом, словно смотрят представление. На пальцы Мукерема Аксу и Севим Вайич надели соединенные красной ленточкой кольца, после чего брат Севим обрезал ленточку, а родственники жениха одарили его деньгами.
Так состоялся ачек-ншан - открытое обручение, когда жених участвует в обряде самолично (если сам жених отсутствует, то обряд называется капал-ншан - закрытое обручение). Сама свадьба состоится, видимо, через год - времена изменились, а раньше свадьба вообще проходила года через два-три после обручения, причем отец невесты предупреждал жениха: до самой свадьбы лица невесты не увидишь!
Гостям раздали пакетики напитков с соломинками и печенье, после чего начались хороводы под волынку.
Любящие супруги из враждующих народов
Каждый раз, говоря о своих чувствах к Нежле, Огюз начинает волноваться. «Сейчас я люблю Нежлу даже больше, чем когда в первый раз признался ей в любви»,- говорит он. Первая встреча будущих супругов состоялась 20 лет назад, но и сейчас Огюз подает нам в своей закусочной «Налья» собственноручно приготовленные им яства и вновь и вновь признается Нежле в любви.
Нежла смущенно смеется: столько лет прошло, а ты все о любви да о любви! 43-летний Огюз Коюнджу лаз, а его жена Нежла Вайич - амшенка. Оба они родились в Хопа, но вот уже многие годы живут в Кемалпаше - городе своей первой встречи. А свела их вместе прежде всего идея - они оба по убеждениям коммунисты, и встретились они в 1992 году на первомайской демонстрации в Кемалпаше - первой после переворота 1980 года.
У них двое детей - 15-летняя дочь Джанан-Селен и полуторагодовалый Дениз, которого назвали именем известного турецкого коммуниста Дениза Гезмиша, повешенного в 1972 году.
Огюз не помнит другого брака между лазами и амшенцами и горд тем, что он и его жена положили начало сближению двух народов. «Наш брак вытекает из нашей социалистической сути,- говорит Огюз.- Я признаю все этнические группы, не делаю между ними разницы, ну а любовь вообще превыше всего!»
По словам Нежлы, хотя лазы и амшенцы веками жили рядом, однако недолюбливали друг друга. Сейчас они, правда, не убивают друг друга, но вражда и недоверие все еще остаются.
За последние несколько лет было всего несколько браков между лазами и амшенцами, причем вопреки воле родителей: лазы не хотят, чтобы их сыновья приводили невесток-амшенок. Лазская и амшенская молодежь также практически не общается друг с другом, ибо знает: если даже они полюбят друг друга, то женитьбой это не кончится.
Но если даже случается, что амшенцы отдают лазам своих девушек, то обратных примеров не бывает никогда. Нежла вспоминает лишь один случай, когда амшенец женился на лазской девушке. Родители девушки, естественно, были против, поэтому парень вынужден был просто выкрасть ее. Хотя и лазы, и хопа-амшенцы мусульмане, вражда между ними даже сильнее, чем между мусульманами и христианами.
«Фактор религии не играет здесь никакой роли, - говорит друг Огюза, амшенец-коммунист Кемал Татар.- Никогда не услышишь, чтобы во время споров сказали: в конце концов, вы же оба мусульмане! Лаз с большей охотой отдаст дочь какому-нибудь немцу, нежели амшенцу. Между этими двумя народами можно увидеть общности, однако эти общности и религия не примиряют их».
В семье Огюза Нежлу приняли нелегко. Отец его и мать-турчанка, правда, не особо перечили сыну, а вот бабушка со стороны отца воспротивилась: «Неужели ты введешь в наш очаг армянку?!» Впрочем, потом она смирилась, и свадьбу сыграли отменную.
- Значит, вы считаете амшенцев армянами? - спросил я, имея в виду бабушку Огюза.- Но ведь и среди амшенцев есть такие, кто не считает себя армянином!
- Да, действительно, многие амшенцы не любят, когда их называют армянами, потому что «армянин» здесь - ругательство, оскорбление, Это турецкие шовинисты создали такую атмосферу,- говорит Кемал и добавляет на амшенском: — Мне говорят: ты армянин-мусульманин, а я отвечаю: нет, я не мусульманин, я атеист!
Когда Нежла собиралась выйти замуж за Огюза, ее отца уже не было в живых, и против этого союза выступил уже ее брат.
- «Случись что,- передает Нежла слова брата,- то он разведется - бросит тебя, и ты останешься на улице! Если он посмеет сделать такое, я его убью!» - сказал мне брат. Мы, амшенцы, более открыты, намного легче отдаем своих дочерей. Это лазы не признают других…
- Огюз, а какая разница между лазом и амшенцем? - спрашиваю я.
- Жена у меня амшенка, поэтому не хотел бы говорить, но… Амшенцы более драчливы, но это не в плохом смысле: чем выше в горах живут люди, тем они неотесанней и грубее, и чем ближе к морю спускаешься, тем цивилизованней.
- Кем будут считать себя твои дети?
- Дочка иногда говорит, что она мелез - полукровка,- отвечает за него Нежла.- Моя мама дома говорит только на амшенском, и дочь тоже хорошо владеет этим языком, а сторона мужа на лазском не говорит.
Огюз из тех немногих лазов, которые знают родной язык, но почти не говорят на нем.
- В школе запрещали говорить на лазском,- объясняет он.- Мой отец хоть и был социалистом, запрещал нам говорить на лазском.
Лазский активист, бывший политзаключенный Мериам Осчеп, живущий в Хопа, говорит, что он один из очень немногих, кто еще говорит по-лазски. Лазский язык вытесняется даже из сферы бытового, семейного общения. Лазы, те, кто помоложе, уже считают себя турками: «Если не знаешь лазского, то какой ты лаз,- сетует Мериам Осчеп.- Лет через двадцать не будет уже никого, называющего себя лазом, разве что признаются: дед мой был лазом… Это значит, что вместе с языком исчезает и нация».
Сам Мериам Осчеп выучил лазский как следует лишь годам к 25-и, и для него сейчас очень горько, что этот язык исчезает.
- Над лазским языком сегодня потешаются,- печально говорит он,- на нем мало говорят. Это будет первый исчезнувший язык.
В то же время он гордится своим ныне покойным братом, музыкантом Казимом Коюнджу, который популяризировал лазские песни и был также одним из первых, кто исполнял амшенские песни.
А вот амшенский, в отличие от лазского, по словам Нежлы,- язык для амшенцев родной, материнский, и никому даже в голову не придет потешаться над ним.
- Если я буду разговаривать с кем-то на турецком, и вдруг подойдет амшенец, я заговорю с ним на амшенском,- говорит она,- независимо от того, понимает его мой первый собеседник или нет.
Огюз чаще всего слышит амшенскую речь и уже начал понемногу понимать ее.
- Тебя не смущает, когда рядом говорят на амшенском, а ты не понимаешь? - спрашиваю я его.
- Наоборот,- отвечает Огюз.- Я восхищаюсь тем, что они хранят свой язык.
Ваан ИШХАНЯН, "Собеседник Армении"