Арцахское национально-освободительное движение было общенародной борьбой. На защиту родной земли встали не только рабочие, продавцы, машинисты, крестьяне-сеятели, но и интеллигенция. Простого армянина, по велению сердца и души записавшегося добровольцем, воодушевляло и то, что рядом с ним сражались ученые и люди искусства. В том числе сыновья известных людей.
Гагик Кочинян, младший сын бывшего первого секретаря ЦК КП Арм. ССР Антона Кочиняна, был микрохирургом, а когда началась война - председателем Врачебно-трудовой экспертной комиссии (ВТЭК) Еревана. Он мог бы запросто сидеть в своем уютном кабинете, но, по его словам, «испугался, разозлился» и… решил взять в руки оружие. На мой вопрос, как его боевые товарищи отнеслись к тому, что он был сыном первого секретаря ЦК Компартии Армении, Гагик Кочинян ответил: «Совершенно нормально. На войне такие вещи в расчет не принимаются. У каждого есть отец и мать. Мой отец был первым секретарем ЦК. Ну и что?» Впрочем, он все же подтверждает: «Ребятам моя фамилия придавала сил: с нами даже сын Кочиняна!»
Гагик Кочинян был врачом секретного взвода «X», но, по его же признанию, первым делом для него было воевать и только потом - лечить.
***
Испугался, разозлился и решил, что я тоже должен пойти. Это было в июне-июле 1992-го. Руководство Армении обратилось к офицерам запаса с призывом принять участие в защите страны. Я пошел в военкомат Мясникянского района, представился начальнику третьего, офицерского, отдела. В то время я был руководителем ереванского ВТЭК. Сказал: я старший лейтенант запаса Советской армии (это звание я получил по окончании аспирантуры Медицинского института), вы призвали, я и пришел. Спросили: «Может, ищете работу?» «Нет»,- ответил я. «Тогда пошли к военкому». Пошли. Военком задал тот же вопрос: «Работу ищете?» Я ответил, что нет. Потом меня направили к представителю министерства в военкомате. Это был молодой человек. Я скажу о вас в министерстве, сказал он мне, вы позвоните попозже, я вам отвечу. Я рассердился: какие еще звонки, зачем, я же сам явился, если надо, сами позвоните! Я был немного удивлен: сами призывают и сами же странно себя ведут.
Мне так никто и не позвонил. Не знаю, почему. А может, просто из-за фамилии - решили, что, наверное, я свихнулся. Не знаю. Хотя времена были очень смутные, и столько дел было у них!..
После моего похода в военкомат прошло два месяца. А как-то раз ко мне пришли получить группу инвалидности Александр Таманян-младший и мой школьный друг Эдик Авакимов. Эдик мне сказал, что через несколько дней они едут в Аскеран. Я сказал, что поеду с ними. Вот так я оказался в секретном взводе «X» и в Карабахе.
***
Мне, наверное, повезло: тяжелораненых не было, а если б были, то пришлось бы нелегко - ни чистых инструментов, ни нормальных условий для операции. По рации сообщили из Кашатаха: везем «аиста», то есть раненого. Если б случилось серьезное ранение, скажем, в грудь или живот, самое большее, что я мог бы сделать, это остановить кровотечение и доставить в ближайший госпиталь.
В основном случаи были легкие: у кого-то прихватывало сердце, и я давал ему лекарство, кого-то ранили, и я его перевязывал. До отправки в Карвачар у кого-то из парней случился перелом, я наложил шину. Вся тамошняя медицина заключалась в том, чтобы ребята были здоровы и не попали под пулю. Я их предупредил: если вас ранят, на меня не надейтесь!
***
Но как-то раз в Карвачаре были ранены 12 бойцов. Четверых мы переправили в местную больницу. Света не было, но хоть койки были. Подключили капельницы. В другой раз ранило в ногу одного из бойцов. Кровотечение прекратилось только после третьего-четвертого шва. Слава Богу, пациентов с проникающими ранениями у меня не было.
***
Как-то раз - это было до вступления в Карвачар - сделал небольшую операцию: у одного из ребят была киста, воспалилась. Я сказал ему: давай переправим тебя в Варденисскую больницу, удалят тебе кисту, заодно и отдохнешь несколько дней. А он уперся: нет и нет, непременно хочу завтра с вами пойти! Я вынужден был вскрыть кисту, чтобы гной вытек и он мог назавтра пойти с нами. Пошел. Но… по дороге спрыгнул с камня и сломал ногу…
***
На поле боя работа врача была для меня вторичной. Я был прежде всего солдат и первейшим моим делом было воевать.
В первый раз лицом к лицу с врагом я столкнулся в конце марта - начале апреля 1993-го. На вершине горы были окопы врага, мы приблизились почти вплотную - метров на 20. Видели друг друга: он стреляет в тебя, чтобы убить, ты - в него. Слава Богу, все кончилось благополучно - враг бежал. После этого мы вошли в Карвачар.
Вплотную с неприятелем мы сошлись и в Аскеране. Расстояние между нами было метров 200-300. Во время шквальной перестрелки один из наших парней в полутора-двух метрах от меня упал. Умер на месте. После этого мне страшно захотелось убить врага. Почти 60 патронов выпустил по их окопам…
***
Самым воодушевляющим для меня моментом было освобождение Карвачара в апреле 1993?го. После стольких веков мы взяли в руки оружие, сразились и победили. А самое большое воодушевление я пережил 10 апреля, в день рождения моего внука. Хорошее застолье устроили, отметили и освобождение, и день рождения внука. Со стороны могло показаться, что началась новая война. А вообще-то освобождение Карвачара было хорошей операцией. Армянские силы двинулись с двух сторон - от Севана и Карабаха. Мы вошли со стороны Севана. Потерь почти не было, лишь один из наших бойцов был ранен в ногу, другой - в руку.
***
В Арцахской войне мы победили благодаря нашему духу. А кроме того, мы знали, за что воюем. Однажды к нам в плен попал молодой лезгин (кстати, он оказался с медицинским образованием, помог мне с подключением капельниц нашим раненым парням). Так вот, он рассказывал, что их пригнали насильно: дали в руки автоматы и послали.
А у нас такого не было. По моему мнению, мы, из Армении, сделали немало, но дух карабахцев был другим - они стояли до конца.
***
Война отняла жизни хороших парней - тех, кто знал, ради чего воюет, ради чего идет на смерть. Многих ребят не стало, а останься они в живых, многое пошло бы не так, как сейчас. Но война закалила нас. Дала нам осознание, что можешь победить. Знаешь: насколько ты можешь убить, настолько же и тебя могут убить. Но ты на это согласен. И после этого в тебе остается что-то.
***
Для меня имело значение, с кем я пойду на войну. Я благодарен военкомату за то, что меня не призвали. Благодаря этому я пошел на поле боя с Александром Таманяном-младшим, с Эдиком Авакимовым, Гагиком Гиносяном, с несколькими другими физиками. С людьми, которые никогда не были воинами, но обладали воинским духом и знали, на что идут, ради чего рискуют жизнью. Были люди - просто прирожденные командиры. Мы пришли в Кашатах, нас было 10 человек, а там еще 150 - из разных отрядов. Представьте себе маузеристов 1918 года - каждый представляет войну по-своему, каждый сам себе голова. Больше месяца сидели они в Кашатахе. Их должны были сменить, но смены все не было. Обещали, что сменят в ноябре, но уже конец декабря, Новый год на носу, а они все еще сидят в траншеях.
Когда мы пришли, они через пару дней заявили: мы устали, уходим! И только два человека - Александр Таманян и Саяд по прозвищу Кудасов - смогли призвать этих 150 человек к порядку. Грозя оружием, с помощью уговоров и мата, но сумели. После этого они еще месяц пробыли с нами. Если б не эти двое, они никогда бы нас не послушались. А для того, чтобы убедить, чтобы призвать к порядку, нужно быть внутренне сильным, нужно, чтобы в тебе заговорил командир.
***
В конце апреля мы вместе с Таманяном идем горами в Варденис. Мы на конях, за собой еще по коню ведем. По дороге встретилось село. Таманян говорит: давай зайдем, хурджин едой пополним. Зашли в один из домов, спустились в подвал, а там - хачкар! Это придало нам таких сил, так воодушевило!.. Это село ты не захватил, оно было твоим! То же самое было и в Кашатахе. Вошли в одно из сел, а там полно хачкаров. Это придает уверенности - что это твое, что ты не захватчик.
***
Война - плохая штука. Здесь убьешь человека - пойдешь и сядешь. А убьешь на войне - становишься героем. Да, убиваешь врага, но человека ведь! Это сложная тема. Но в одном я уверен: если снова начнется война, а я буду здоров,- пойду опять.
Арпи СААКЯН, "Собеседник Армении"