Помимо крушения советских республик в Европе еще одним немаловажным фактором в деле смещения в 1919г. фокуса большевистского внимания на Восток стали военные успехи белогвардейцев. Командующему Вооруженными Силами Юга России Антону Деникину удалось в начале года подавить большевистское сопротивление на Северном Кавказе подчинить себе казачьи войска Дона и Кубани, получить через черноморские порты от союзников по Антанте большое количество оружия, боеприпасов, снаряжения. Упразднение власти большевиков стало приобретать реальные очертания.Уже в июне Деникин признал власть адмирала. Колчака как Верховного Правителя Русского государства.
В создавшейся ситуации большевистское руководство обрекалось на поиски союзников, причем как в пределах бывшей Российской империи, так и в сопредельных регионах. Естественно, в первую очередь речь шла о землях с мусульманским населением, занимавших почти весь юг бывшей империи и южную приграничную зону. Руководство страны вело активные переговоры с исламистскими лидерами, вынужденно заигрывало с ними, очень часто шло на односторонние уступки. Одновременно нельзя игнорировать и идеологический фактор, а именно – осознание ведения антиимпериалистической борьбы со стороны угнетенных масс, народов, стран.
Самой наглядной иллюстрацией времени и его приоритетов служит августовское обращение наркома по делам национальностей РСФСР Сталина к наркому иностранных дел Чичерину о необходимости отстранения армян от восточных дел и замещения их кадрами, вызывающими доверие мусульман. На фоне принципиально новых внешнеполитических запросов им даже был поднят вопрос о целесообразности дельнейшего пребывания в должности заместителя народного комиссара иностранных дел РСФСР Левона Караханяна (Лев Карахан).
Содержание и акценты сталинского письма неправильно рассматривать на фоне его личных симпатий и антипатий, на фоне пристрастного отношения к той или иной политической фигуре или целой нации. В рассматриваемый период Армянская Республика являлась союзницей Антанты и Деникина, посему присутствие армянина (вне зависимости даже от его политических убеждений) в Наркомате по внешним сношениям (тем более в качестве координатора Восточной политики) не только удостаивалось неоднозначной оценки в сугубо большевистской среде, но и умело использовалось со стороны негодующих «новых союзников».
Думается, письмо наркома по делам национальностей продиктовано прагматизмом (оно никак не стыкуется с позициями того же Радека, близкого к пантюркистам) и отражает «метаморфозы революционного времени», в том числе его идеологические приоритеты.
Сталин пишет:
«За последнее время я был поражен тем обстоятельством, что разные мусульманские делегаты <...> упорно обходя Карахана, а значит, и Наркоминодел, предпочитают говорить со мной, следуя за мной по пятам в Питер и Смоленск, либо обычно беседуют со Стасовой <...> приехав недавно в Москву, я был также поражен, что представителями нашей партии и вообще нашей политики в Турцию <...> посылаются армяне, причем для меня ясно, что нет лучшего средства провалить нашу работу в Константинополе, как послать армян, к которым мусульмане вообще, турки же в особенности, питают максимум недоверия. Все это навело меня на мысль о полном несоответствии состава ответственных работников Наркоминодела с нашей, так сказать, “мусульманской” политикой. Поскольку наша “мусульманская” политика оправдывалась, оправдывается и будет еще оправдываться... постольку наличие Карахана в Наркоминоделе, армянина по национальности, единственного “восточного человека”», призванного для внешнего мира представлять народы Востока, – режет слух и нарушает гармонию в нашей восточной политике, ослабляет силу и эффект нашей политики в глазах народов Востока и прежде всего мусульман. Причем следует считаться с тем, что по мере продвижения наших войск на восток, в сторону Туркестана, это несоответствие будет расти в ущерб делу и Наркоминоделу <…> Исходя из этих соображений, я в бытность свою в Москве предложил товарищу Ленину возбудить вопрос в ЦК о замене Карахана кем-либо из мусульман, хотя бы со средней партийной подготовкой. Нариманов для меня один из многих таких мусульман, причем не беда, если у него отсутствует широкая политическая перспектива: политику будет делать ведь не он, конечно, а ЦК, и Наркоминодел, – Нариманов важен как флаг».
С лета 1919г. идея «революционизирования мусульманского Востока» стала конкретной программой и в качестве военно-политического пункта вошла в текст резолюции, принятой на II Всероссийском съезде коммунистических организаций народов Востока. Этот съезд, проходивший в Москве с 22 ноября по 3 декабря 1919г., собрал около восьмидесяти делегатов – членов мусульманских коммунистических организаций Азербайджана, Северного Кавказа, Туркестана, Хивы, Бухары, Киргизии, Татарии, Чувашии, Башкирии, а также ряда городов.
Выступивший на съезде Сталин подчеркнул, что «только сплоченностью мусульманских коммунистических организаций народов Востока, прежде всего татар, башкир, киргиз, народов Туркестана, – только сплоченностью их можно объяснить ту быстроту развития событий, которую мы наблюдаем на Востоке». Принятая делегатами резолюция подчеркивала недопустимость игнорирования приоритетной роли Востока в деле распространения мировой революции.
Что касается позиции Ленина, то руководитель советского государства еще до победы социалистической революции осознавал важность восточного «мусульманского» направления; после же установления диктатуры рабочих существующие реалии ничего другого ему, собственно, и не предлагали. Известна его переписка (весной 1919г.) с новым афганским эмиром Аманулла-ханом, в результате которой и были установлены двусторонние дипломатические связи. Тем не менее в отношении отдельно взятого «турецкого вектора» он некоторое время колебался. На то были разные причины.
С одной стороны, он, конечно, рассматривал антагонизм между Турцией и Европой на общем фоне борьбы порабощенных масс против западных империалистических держав и симпатизировал Османской империи (известна его фраза в связи с постановлениями Берлинского конгресса – «грабят Турцию»), с другой – осознавал сущность Блистательной Порты как империи восточного типа, сравнивая ее с рухнувшей Российской. К лидерам этого государства он относился с пролетарским недоверием.
Например, его тревожила персона того же Энвера – бывшего начальника Генштаба Османской империи, с именем которого он связывал и падение в 1918г. Бакинской коммуны. Именно продвижение Кавказской Исламской армии Нури паши (сводного брата Энвера) ознаменовало крах Коммуны, а значит, и перспектив установления контроля над жизненно важными для большевиков нефтяными промыслами.
В целом же им вполне четко осознавалась невозможность достижения необходимых с точки зрения пролетарской революции результатов в Закавказье именно с османской поддержкой. И не только с османской.
В судьбоносные дни Бакинской коммуны, когда обсуждался вопрос о целесообразности обращения за помощью к иностранным державам, Ленин заявил: «Мы уже знаем слишком хорошо, что значит приглашение на защиту Советской республики империалистических войск <...> Мы знаем, каково было это приглашение, произведенное вождями меньшевиков в Тифлисе, в Грузии <...> Вы все хорошо знаете, что эта независимость Грузии превратилась в чистейший обман, – на самом деле есть оккупация и полный захват Грузии <...> Поэтому тысячу раз правы были наши бакинские товарищи, которые, нисколько не закрывая глаз на опасность положения, сказали себе: мы никогда не были бы против мира с империалистической державой на условиях уступки им части нашей территории, если бы это не наносило удара нам, не связывало бы наши войска союзом с штыками насильников и не лишало бы нас возможности продолжать нашу преобразовательную социалистическую деятельность. Если ж вопрос стоит так, что, приглашая англичан якобы для защиты Баку, пригласить державу, которая теперь скушала Персию и давно подбирается своими военными силами для захвата юга Кавказа, т.е. отдаться англо-французскому империализму, то в этом случае у нас не может быть ни минуты сомнения и колебания, что, как ни трудно положение наших бакинских товарищей, они, отказываясь от такого заключения мира, сделали шаг, единственно достойный социалистов не на словах, а на деле».
Разумеется, Ленин никогда не игнорировал важность турецкого вектора, собственно, потому и наладил через Радека контакт с теми же младотурецкими лидерами. И тем не менее весьма долгое время он проявлял подчеркнутую сдержанность. Ему нужны были четкие гарантии, а еще нужен был человек, способный их дать. Большевистским вождем прекрасно осознавалось, что бежавшие лидеры младотурецкого правительства не в состоянии выступать в качестве реальной силы, к тому же они были очень далеки идеологически.
Именно в это время выдвинувшийся в Турции на первые роли Мустафа Кемаль сделал Ленину предложение, от которого тот отказаться не мог. В отправленном 26 апреля 1920г. письме Кемаль предлагал гарантии: «Если советские силы предполагают открыть военные операции против Грузии или дипломатическим путем, посредством своего влияния, заставить Грузию войти в союз и предпринять изгнание англичан с территории Кавказа, турецкое правительство берет на себя военные операции против империалистической Армении и обязывается заставить Азербайджанскую Республику войти в круг советского государства».
Этому письму предшествовали следующие события. В марте 1920г. войска Антанты высадились в Стамбуле, город был объявлен зоной оккупации, парламент страны разогнан, значительная часть депутатов арестована и сослана на Мальту. Избегнувшие ареста парламентарии, которым удалось бежать в восточные районы империи, примкнули к Кемалю и вошли в учрежденный им в апреле «патриотический меджлис», позже переименованный в «Великое Национальное Собрание Турции».
Новый парламент сосредоточил в своих руках законодательную и исполнительную власть на контролируемых землях, а главнокомандующим армии и своим председателем избрал Мустафу Кемаля. Эти действия были расценены Антантой как мятеж. Таким образом, к весне 1920г. большевики и кемалисты порознь воевали «за одно и то же правое дело, против одних и тех же врагов».
Турецкий историк Омер Коджоман в этой связи отмечает: «Наступление британских войск на Стамбул 16 марта 1920г. оказало решающее влияние на характер советско-турецких отношений, склонив таких видных турецких лидеров, как Кязим Карабекир и Февзи Чакмак, к идее наладить связи с большевиками для получения от них военной помощи… Сближение же с Турцией давало большевикам дополнительный шанс на усиление их кавказской кампании, так как теперь они могли перетянуть на свою сторону значительную часть мусульманского населения Кавказа».
Было время, когда будущий основатель республиканской Турции Мустафа Кемаль и будущие лидеры младотурецкого правительства были соратниками. Есть сведения о том, что все они происходили из салоникских денме. В бытность свою молодым офицером Кемаль не гнушался критики в адрес султанского режима Абдул-Гамида II (его даже привлекали к аресту за чтение запрещенной книги Намыка Кемаля «Родина»), в результате чего был выслан в Дамаск. Там он организовал движение «Ватан ве Хюрриет» («Родина и Свобода») и установил связи с другими младотурецкими организациями. Впрочем, верхушка этой партии не допускала Кемаля в свой узкий круг.
Со временем будущий основатель Турецкой Республики не преминул громогласно высказать отношение к представленному в лице Энвера, Талаата и Джемала младотурецкому триумвирату, называя их «пошляками», «мелкими людишками», неспособными руководить страной. Впрочем, это произойдет чуть позже, а пока он вступит в свой первый конфликт с пашами и уже в 1909г. на младотурецком съезде выступит против вовлечения армии в политическую борьбу. Прервав с Энвером отношения, Кемаль постарается отойти от интриг и посвятить себя исключительно военному ремеслу. В политику он вернется уже после войны.
В январе 1919г. в Константинополе начал работу судебный процесс по расследованию преступлений руководства младотурецкой партии «Иттихад ве теракки» («Единение и прогресс»). Он предшествовал открывающемуся уже через месяц трибуналу, в ходе которого главарям младотурецкого правительства должно было быть предъявлено обвинение и в истреблении армянского народа. Процесс этот растянулся до 1920г., причем четверо из обвиняемых – Талаат, Энвер, Джемаль и Назим – заочно были приговорены к смертной казни.
По итогам январских слушаний, проходивших под контролем Антанты (главным образом британского оккупационного корпуса), было арестовано 120 иттихадистов, в числе которых значились Джавид (бывший министр финансов, вице-председатель парламента), Шукри (главный секретарь ЦК «Иттихада»), Эммануэл Карассо (депутат от Константинополя), Джанполад (бывший глава министерства внутренних дел) и многие другие лидеры партии.
На слушания в качестве свидетеля и был приглашен будущий основатель и первый президент республиканской Турции Мустафа Кемаль. Будучи главой республиканской Турции и лидером созданной им же Народно-республиканской партии, именно он заложит основу политики государственного капитализма (этатизм) и светского устройства общества (лаицизм). Современная Турция – дитя Мустафы Кемаля, не случайно прозванного «Отцом турок» (Ататюрком).
Впрочем, тогда, в январе 1919г., его статус был еще несколько иным. Свидетель давал показания против ввергнувших страну в водоворот Мировой войны младотурецких главарей и весьма охотно пользовался случаем отомстить людям, с которыми когда-то был связан. В своем выступлении он подчеркнул: «Паши, совершившие невиданные и невообразимые преступления и доведшие тем самым страну до нынешнего состояния, для обеспечения своих личных интересов снова разжигают недовольство. Они заложили фундамент всякого рода тирании, организовали высылки и погромы, сжигали, облив нефтью, грудных младенцев, насиловали женщин и девушек, конфисковали движимое и недвижимое имущество, высылали женщин в Мосул, совершая над ними всяческие насилия. Они погрузили на корабли тысячи невинных и сбросили их в море. Они <...> заставляли стариков месяцами без пищи пешком покрывать большие расстояния, выполняя каторжные работы. Они отправляли женщин в публичные дома. <…> Факт беспрецедентный в истории какой-либо другой нации».
Эти показания вызвали достаточно широкий резонанс. В целом идея демонстративного разрыва с младотурецким прошлым слагала тогда стратегию многих деятелей (как Кемаля, так и примкнувших к нему). Примечательно выступление на том же трибунале бывшего министра юстиции Саида Мола бея. Он призывал отделить турок от «Иттихада» и его руководителей: «Когда мы говорим турки, нужно отделить от них салоникских денме и организованный ими “Иттихад” и военщину».
Свидетельством демонстративного отхода от иттихадистов является и следующее высказывание ставшего уже президентом Турции Мустафы Кемаля, опубликованное в 1926г. сразу после раскрытия организованного против него заговора: «Я должен истребить и уничтожить всех членов “Иттихада”. Именно эта партия вследствие своей прискорбной политики уничтожила и выселила один миллион христиан».
Вместе с тем важно подчеркнуть, что Кемаль лукавил, когда произносил на трибунале 1919г. столь высокопарные слова. Уже в следующем году именно он вторгся в Армению, а месяцами позже вызволил из мальтийской ссылки, реабилитировал и принял у себя более шестидесяти младотурок, назначив их на высокие посты. Позиция Мустафы Кемаля по Армении ничем не отличалась от младотурецких подходов. В этом отношении будущий президент Турции был продолжателем и приверженцем пантюркистских идей.
Как совершенно справедливо указывает Е.Лудшувейт, его выступление на трибунале являлось дипломатической уловкой: «Мустафа Кемаль не хотел, чтобы его провозгласили продолжателем дела клуба “Единение и прогресс”. Фактически этот клуб своими деяниями стал неприемлемым как для турок, так и для европейцев. Однако в действительности члены “Иттихада” сплотились вокруг Кемаля».
Пропагандируемый отход Кемаля от этой идеологии проявлялся лишь формально, и то до поры до времени.
Примкнувшее к новому турецкому лидеру «военное крыло» сплошь состояло из пантюркистов, ориентированных на ликвидацию уже восточной части исторической Армении как естественной преграды на пути слияния Турции и «тюркского государства Азербайджан». В числе последних – бывший командующий II Кавказским корпусом Османской армии Кязым Карабекир паша, удостоенный султаном в декабре 1916г. звания бригадного генерала за десятимесячные бои против русской армии и армянского ополчения (в 1920г. он будет руководить действиями турецкой армии против Армении). Другим соратником Кемаля стал командующий османской армией и военный министр Февзи Чакмак паша, удостоенный звания фельдмаршала и генералиссимуса (в самом начале 1920-х годов именно он возглавит правительство Турции). Среди прочих членов младотурецкой партии, перешедших на сторону нового вождя, Исмаил Хаккы, Али Ихсан, Али Фуад (Джебесой), а также бывший османский полковник на Месопотамском фронте Исмет Иненю, который станет министром иностранных дел, премьер-министром, позже – вторым президентом Турецкой Республики.
Помимо собственно офицерских кадров вокруг Кемаля сплачивались и виднейшие идеологи пантюркизма. В числе последних – салоникский денме Моис Коен, известный под псевдонимом Текин Альп. В 1928г. в Стамбуле вышел в свет сборник его статей под названием «Политика отуречивания» – призыв к правительству окончательно отуречить всех жителей страны (восемью годами позже он опубликует книгу «Кемализм», где подчеркнет, что идеи тюркизма находятся в надежных руках. Эта книга констатировала преемственность пантюркистской идеологии, и именно в этом ракурсе автором высвечивалась выдающаяся роль президента Кемаля).
Другой пантюркистский идеолог, Кемаль Рыза, предложил турецким армянам «перспективу ассимиляции» в качестве альтернативы «ретроспективе резни». Он писал: «Мы искренне желаем, чтобы армяне стали настоящими турецкими гражданами <...> Националистическая Турция стремится вырастить полноценных турецких граждан. Армянам же остается лишь облегчить наше дело. Это правда, мы националисты, но не расисты, как некоторые другие <...> Турки стремятся создать “единую нацию”, и армяне тоже должны участвовать в осуществлении этой высокой цели».
На сторону Мустафы Кемаля перешел также Сейфи бей, который при иттихадистах руководил Справочным бюро армии и собственноручно готовил и направлял на места секретный циркуляр об уничтожении армян. Показательно, что он был приглашен возглавить дело реабилитации бывших младотурецких должностных лиц через суд посредством ссылок на соответствующие цитаты и документы.
Тогда же активизировал свою деятельность вызволенный в 1921г. из мальтийской ссылки и реабилитированный Зия Гекальп – идеолог и публицист, который сразу же издал новый опус, впрочем, с хорошо знакомыми старыми расистскими постулатами: «Объединение ста миллионов турок в одной нации является для турецких националистов одним из наиболее мощных источников воодушевления. Если бы не существовал туранистский идеал, турецкий национализм не смог бы так быстро развиваться».
В двадцатых годах вновь заявил о себе один из патриархов пантюркизма, волжский татарин Юсуф Акчурин (Акчура), известный своими публикациями начала века. Перспективу сближения позиций большевиков и кемалистов он дополнял классовой составляющей: в частности, выступал против греков и армян именно как агентов империализма, как расшатывающей устои тюркского мира «пятой колонны», а главную причину отсталости собственно тюркского населения представлял в аспекте деятельности «греко-армянской агентуры».
В авангарде «пантюркистского возрождения» стоял, естественно, сам Кемаль. Описан случай, когда при посещении средиземноморской Аданы и примыкающих к ней районов, где только весной 1909г. пантюркистами было вырезано около тридцати тысяч армян, он заявил: «На протяжении всей своей истории эта страна была тюркской, она тюркская сейчас и навеки будет жить в качестве тюркской».
Показательно и следующее его заявление: «Никто не должен ожидать от нас того, что мы не будем беспокоиться о судьбе нашего народа, живущего за пределами наших границ. Однако дело народа нельзя защищать непродуманно и безответственно. Дело нации, прежде чем стать темой политики, должно стать продуманным идеалом. Продуманный идеал – значит цель, которая опирается на науку и знание. Поэтому пропаганда должна всегда опираться на положительные знания. Необходимо вычислить границы движения и определить последовательность действий. Турки и тюрки, оставшиеся за пределами Турции, в первую очередь должны заниматься сохранением своей культуры. Мы смотрим на дело тюрков с такой позитивной точки зрения. Отдаем должное великой тюркской истории, богатым источникам тюркского языка и диалектам, произведениям тюркского происхождения. Нам дорога даже культура и язык якутов – тюрков, которые живут за Байкалом, в тысячах километров от нас».
Весьма ценно также свидетельство Айрие ханум (вдовы расстрелянного в марте 1921г. в Берлине Талаат паши) относительно характеристики, которую дал ее супругу Кемаль: «Айрие ханум, у меня нет неприязни к Талаат паше. Не считаю его виновным в нашем участии в войне, мы вынуждены были принять в ней участие <...> В деле переселения национальных меньшинств, пытавшихся нанести удар в спину, Паша во время войны за независимость принес большую пользу».
Но важно учитывать и следующий нюанс: если в аспекте отстаивания пантюркистской идеологии Мустафа Кемаль был подлинным последователем младотурок, то иначе обстояло дело на «других фронтах» его деятельности. В самом начале двадцатых годов (речь только об этом периоде) он действительно стоял во главе народно-освободительного движения, которое характеризовалось антиимпериалистическим содержанием и являло собой синтез пантюркизма – с одной стороны, и патриотизма и классовой борьбы – с другой. Потому вокруг Кемаля и стали сплачиваться не только выходцы из буржуазных слоев, но также и самые широкие слои турецкого крестьянства. Он был вождем мусульманских трудящихся, обладал серьезном ресурсом, а руководимая им борьба объективно характеризовалась элементами классовости и революционности.
Сотрудничество между большевиками и кемалистами – двумя силами, борющимися против общих врагов диктовалось очевидной политической целесообразностью, поэтому нельзя толковать природу непродолжительного, но судьбоносного для обеих сторон сотрудничества в ракурсе региональных интриг рыцарей Циркульного королевства.
Panorama.am