Армен Джигарханян: «Цена и вкус простых вещей»

03.06.2010

просмотры: 1263

yle="text-align: justify;">Мудрец и телепат Армен Борисович Джигарханян видит собеседника насквозь. Как ни хотелось поговорить с ним об Армении и ее культурных сокровищах, о главных уроках, вынесенных из работы в Русском Ереванском театре, где проработал до Москвы без малого 13 лет, о работе с Эфросом в «Ленкоме», о славном периоде театра Маяковского эпохи Андрея Гончарова и о том, как эти уроки он применяет в своем замечательном театре, ничего не вышло: Армен Борисович слушает себя, свой внутренний голос. А он хотел рассказать о своем. За окном собиралась гроза, думалось о вечном. А нам только того и надо было. – Армен Борисович, спасибо вам большое за то, что в вашем театре собираются для работы замечательные, волшебные люди: режиссеры Юрий Клепиков, Евгений Гинзбург, Вениамин Смехов, бард Сергей Никитин, режиссер театра слабослышащих актеров «Недослов» Анна Башенкова. Благодаря вам больше их творчества обращено к нам. Но отчего-то репертуар театра похудел к лету. – Если называть вещи своими именами – народ не ходит. Финансовый кризис продолжает сказываться на театре. Я понимаю, время от времени человечеству нужны такие серьезные изменения, человечество должно их переживать. Но нам от этого не легче. На театре эти изменения и пережидания сильно отражаются. Конечно, психотерапевты найдут проблему поглубже, чем отсутствие денег. Антон Павлович Чехов говорил, что люди больные не любят ходить в театр. Душевно нездоровым трудно в театре. Понимаете? Это все очень не просто. Надо себе задавать вопросы… Я про себя думаю, что искусство имеет какую-то удивительную нишу. Но в подавляющем большинстве случаев искусство находится в стороне жизни. Суровой, суровой жизни. И я не знаю, почему в трудную минуту мы перестаем в него верить. – У каждого – личные причины. – Как бы мы личным ни крутили, все равно живем в одном пространстве, в одном поле. Ближе всего к жизни нашла язык церковь. В церкви люди, я вот, нуждаемся. И идем в церковь чаще, чем в храм искусства. – Глава Российской и Ново-Нахичеванской епархии Езрас говорит: «Что нас делает армянами? Наша преемственность. Каждый армянин должен быть носителем национальных ценностей». Фонд развития армянской культуры проводит в Москве фестиваль «Карот» – «Ностальгия», вы в экспертном совете. Что Армения может сегодня рассказать миру своими традициями? – Мы никогда с вами не узнаем. Никогда. Чехов гениально сказал «Пока Бог не откроет им тайну…» А мы с вами уже выяснили, что ни в искусстве, ни в религии никто тайны нам не откроет. Мы должны сами разбираться, обдираясь в кровь. Иногда умные люди помогают нам, мы читаем их труды. Я читаю и говорю в свой черед: «Это частично так». Но знаю по жизни, что все гораздо, гораздо проще. Есть идеологи, истину проповедующие, есть верующие в них, но лекарство не там. Лекарство в простоте, в ее величии. – Если бы в Москве можно было легко найти песни Комитаса и стихи Саят-Нова, вы были бы рады? – Да ничего это даст! Ни-че-го! Не выдумывайте. Мы можем пять – шесть человек из МГУ найти, которым это может быть интересно. Человечество веками идет к этой истине. Моисей на 40 лет увез людей в пустыню, три поколения спрятал от светской жизни, чтобы они что-то поняли. А ты хочешь – песни Комитаса в каждый магазин. Это творчество имеет генетический код, твои бабушки должны быть заражены им, и их бабушки тоже. Тогда в этом генетическом коде что-то к тебе придет. Тут не хватит простых культурологических движений. – Почему не верите, что людям это нужно? - Потому что в три раза дольше прожил и больше повидал. Видел больше боли и несправедливости, и моя истина держится на опыте жизни. Мы должны опять пойти к Моисею и заново, с пониманием того, что делаем, учиться кушать хлеб. А вместо этого мы много болтаем и нам даже кажется, что мы добрались до сути. У меня был друг-армянин, он жил на Дальнем Востоке и писал потрясающие рассказы. Один был про пекаря. Он не пропагандировал армянскую музыкальную культуру, нет. Он пек хлеб и люди знали слово «хац», по-армянски «хлеб». Посмотри, какая маленькая хрупкая вещь – они ничего не узнали об Армении кроме хлеба, а это самое дорогое, самое настоящее. Как сказал один гениальный человек, Ницше, искусство нам дано, чтобы не умереть от истины. Видишь, как просто. Чтобы прочувствовать эту простоту, кому-то и жизни не хватает. Я работаю в театре неприлично давно. Работаю со студентами, с актерами. Работал с наглыми. Многие решили, что основа актерства – наглость. А на мой вкус, актерская профессия – самое стыдливое из того, чем занимается человек. Чем дальше живу, тем страшнее сказать «да». Нет у меня для мира слова «да». Есть «нет», есть «может быть». Я такие вещи в жизни видел, такие метаморфозы с людьми. Поэтому «да» приберегаю для другого случая. – Китайские археологи обнаружили недавно на высотах горы Арарат древние сооружения, очень похожие на Ноев ковчег. – Ну меня там не было – как я могу проверить? Мне надо съесть, выпить, понюхать – тогда я чувствую. По-моему, нас тут дурят, как с кризисом. Стали говорить: мало денег от кризиса. Оказывается, и деньги есть, и все они положены куда надо. Так и с ковчегом. Дурят нас, клянусь! Мы сами все это выдумали – и кризис, и веру в найденный ковчег. Все, что дали просто так, все что ты не сам познал, заработал, купил, а тебе дали, также могут и забрать. – Как выстраиваете сейчас репертуарную политику? – Администрация мне говорит: на это пойдут, на это нет. Великую литературу не любят. На «Гедду Габлер», спектакль, который был очень хорош на мой вкус, последний раз было продано четыре билета. Сейчас я жду подписей на бумагах от спонсоров. Если бумаги не подпишут, мы резко сбавим обороты и завтра здесь будем показывать голых девочек, бегущих из одной кулисы в другую. – Смотрите «Комеди клаб»? – Нет. И аллергии нет, и времени нет. – Что вас радовало всерьез в последнее время? – Меня радуют дети, животные и первозданность всего, что происходит. Я начал бояться общепринятых истин. Не потому, что боюсь, что фраернусь и не то приму за истину. Просто давно живу на свете и знаю, из чего печется хлеб и варится каша. С годами начинаешь понимать вкус простых вещей. Одного музыканта спросили, кто самый лучший композитор. Он ответил «Я». Спустя время ответ был «я и Моцарт». Скоро он думал «Моцарт и я». И лишь в конце жизни: «только Моцарт». В конце жизни человек судит иначе. Теперь и я начинаю понимать, что в оценках надо очень послушать свой организм. Врачи говорят: «Мы вам сейчас сделаем инъекцию пенициллина и посмотрим, как ваш организм на него реагирует». Вот этот вопрос для меня стал важным – как мой организм реагирует. Я и к искусству стал так же относиться – слушаю реакцию организма на него. Это непростая вещь, каждый день снова ее надо перерешать – найти, куда ногу поставить. Найти опору для следующего шага. Беседовала Екатерина ВАСЕНИНА, «Театральные Новые Известия ТЕАТРАЛ»