С КОНЦА 30-Х ГОДОВ, С ФОРМИРОВАНИЕМ НА СОВЕТСКОЙ административной и этнографической карте принципиально нового понятия "азербайджанец" традиционное стремление советских властей присоединить тюрконаселенные персидские земли к СССР вписалось в контекст необходимости воссоединения расколотой нации в рамках единого государства. Подобная аргументация представлялась (в конце 30-х) в качестве универсального способа решения территориальных вопросов.
Так, при принятии в 1939 г. специальных законов о присоединении Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР особое место уделялось именно желанию расколотых народов к объединению. Внеочередная сессия Верховного Совета БССР постановила: "Принять Западную Белоруссию в состав Белорусской Советской Социалистической Республики и воссоединить тем самым белорусский народ в едином Белорусском государстве". Такое же постановление приняла третья внеочередная сессия Верховного Совета УССР: "Принять Западную Украину в состав Украинской Советской Социалистической Республики и воссоединить тем самым великий украинский народ в едином Украинском государстве".
Примерно такой же сценарий был прописан для северных иранских останов: тюркское и тюркоязычное население провинции Азербайджан стало называться "азербайджанским", чем должно было предоставить советскому руководству "нравственные основания" для присоединения земель. Точнее, в советском понимании речь шла уже не о присоединении, а именно о воссоединении.
Иными словами, лозунг 20-х – раздувание костра пролетарской революции – адаптировался к идее воссоединения "расколотого народа" и вписался в контекст "восстановления исторической справедливости". Впервые "историческими азербайджанскими землями" (именно в советском понимании термина "азербайджанец") провозглашались Казвин, Урмия, Марага, Тебриз, Ардебиль, Хой, Энзели… Историческим азербайджанским городом был провозглашен Тегеран.
Едва ли в отдельном азербайджанском случае уместно проводить прямые аналогии со сценарием присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР, однако определенные механизмы работы обнаруживали несомненное сходство. С позиций советского руководства автоматическое переложение названия новой социалистической нации на все тюркское население исторического (персидского) Азербайджана создавало иллюзию расчлененности единой нации (собственно, эта версия и тиражируется нынешними властями этой республики).
В НОЯБРЕ 1945 г. ПОД КОНТРОЛЕМ КРАСНОЙ АРМИИ СОСТОЯЛИСЬ ВЫБОРЫ в южноазербайджанский парламент, на которых победу - сколь прогнозируемую, столь и убедительную - одержала курируемая Мирджафаром Багировым Демократическая партия Азербайджана. Принципы становления азербайджанского государства на территории Ирана вторили логике провозглашения в 1918 г. одноименной республики на политически бесхозных землях развалившейся Российской империи: в обоих случаях процесс провозглашения замыкал мировую войну и базировался не на идейно-политической или социально-культурной консолидации разрозненных тюркских племен, а на политических разработках извне; в обоих случаях Азербайджанская республика называлась демократической и провозглашалась в процессе становления нового мирового порядка.
Так или иначе, на иранском северо-западе была учреждена Демократическая Республика Южного Азербайджана, правительство которой выпускало "свои" деньги, контролировало банки и внешнюю торговлю; республика обладала и "своей" почти восьмидесятитысячной армией. Но суверенитет этого государства декларировался весьма сдержанно, что обусловливалось осознанием временного характера независимого статуса именно как первого шага на пути к "воссоединению" с СССР (Азербайджанской ССР).
Процесс построения новой нации охватывал разные сферы. Например, устраивались "спартакиады азербайджанцев", причем под последними уже однозначно подразумевалось тюркоговорящее население иранского севера. Иногда к состязаниям допускались и местные армяне, хотя сам процесс допуска принимал болезненные формы (против армянского участия выступали азербайджанские агитаторы, и только под давлением союзного руководства вопрос разрешался положительно).
Важным механизмом в деле воспитания новой "нации южных соотечественников" был кинематограф. О роли важнейшего из искусств десятилетиями позже – будучи уже высокопоставленным чиновником в корпорации Карнеги и членом комиссии по стипендиям Белого дома - вспоминал уроженец Тебриза Вартан Григорян: "Советские фильмы… Главной темой тех фильмов было проявление необыкновенной смелости и самопожертвования ради любимой Родины. "Она защищает Родину", "Зоя Космодемьянская" Льва Арнштама, фильм об аресте и казни юной героини-партизанки, и "Радуга" были лишь некоторыми из советских фильмов, шедших тогда в кинопрокате Тебриза. Во время войны советские власти обратились к теме русского национализма, отраженной в кинофильме Эйзенштейна "Иван Грозный".
Было очень интересно посмотреть фильмы "Петр Первый" и "Александр Невский", в которых прославлялось величие русского народа, а в последнем – его "героическая борьба" против "тевтонских полчищ". Я очень отчетливо помню крупную и властную фигуру Петра Первого, преобразовавшего Россию. В летних кинотеатрах под открытым небом мы посмотрели много фильмов о большевистской революции и Гражданской войне. Фильм "Чапаев", в котором рассказывалось о Гражданской войне в России и триумфе Красной Армии, произвел огромное впечатление на меня".
ПРОГРАММА ШКОЛЬНОГО ОБУЧЕНИЯ ТАКЖЕ РАЗРАБАТЫВАЛАСЬ в соответствии с советской образовательной схемой. Средние учебные заведения "южных земель" весьма походили на советскую школу (форма, интерьер классных комнат, методика преподавания, программа обучения и т.д.). Впрочем, в учебной программе было одно различие: предмет под названием "азербайджанский язык" стал обязательным для всех, в том числе и для армянских школ. Вартан Григорян вспоминал: "Впервые в школах стали преподавать русский как второй язык. Обучение персидскому языку отошло на второй план. К нашей учебной программе добавили азербайджанский вариант турецкого языка".
Важнейшим механизмом взращивания "единой азербайджанской нации" служила историческая наука, призванная доказать этнокультурную общность всех тюрков-шиитов региона. Процесс построения новой нации стартовал еще в тридцатые годы, но тогда он ограничивался преимущественно границами закавказских союзных республик и Дагестана. В середине сороковых процесс пересек иранскую границу, чем заметно расширил свою географию, переместившись из локальной плоскости "моделирования социалистических наций" в региональный формат "оказания помощи южным братьям, соотечественникам".
В СТРОГОМ ПОДЧИНЕНИИ ЭТОЙ ЦЕЛИ РАЗВИВАЛАСЬ СОВЕТСКАЯ ИРАНИСТИКА. Многие научные монографии приходилось попросту переписывать, новые диссертации не принимались, если в них не вскрывалось главное – единство азербайджанского народа, стремление его расколотых частей к воссоединению. Именно на этот нюанс и обратил внимание Александр Солженицын в знаменитом романе "В круге первом".
"– Ах иностранцев повыбрасывать? Так это же не тебе одной, что ты расстраиваешься?
Повыбрасывать иностранцев значило заменить всюду в тексте "Лауэ доказал" на "ученым удалось доказать" или "как убедительно показал Лангмюр" на "как было показано". Если же какой-нибудь не только русский, но немец или датчанин на русской службе отличился хоть малым – нужно было непременно указать полностью его имя-отчество, оттенить его непримиримый патриотизм и бессмертные заслуги перед наукой.
– Не иностранцев, я их давно выбросила. Теперь надо исключить академика Баландина...
– Нашего советского?
– И всю его теорию. А я на ней все строила. А оказалось, что он... что его...
В ту же пропасть, в тот же подземный мир, где томился в цепях Надин муж, ушел внезапно и академик Баландин.
– Ну нельзя же так близко к сердцу! – настаивала Оленька.
Было и тут у нее что возразить: – А у меня – с Азербайджаном?
Ничто никогда не располагало эту среднерусскую девушку стать ирановедом. Поступая на исторический, она и мысли такой не держала. Но ее молодой (и женатый) руководитель, у которого она писала курсовую по Киевской Руси, стал за ней пристально ухаживать и очень настаивал, чтобы в аспирантуре она тоже специализировалась по Киевской Руси. Оленька в тревоге перекинулась на итальянский ренессанс, но и итальянский ренессанс был не стар и, оставаясь с нею наедине, тоже вел себя в духе возрождения.
Тогда-то в отчаянии Оленька перепросилась к дряхлому профессору-ирановеду, у него писала и диссертацию, и теперь благополучно кончила бы, если б в газетах не всплыл вопрос об Иранском Азербайджане. Так как Оленька не проследила красной нитью извечное тяготение этой провинции к Азербайджану и чуждость ее Ирану, – то диссертацию вернули на переделку".
ЕДВА ЛИ СТОИТ КОММЕНТИРОВАТЬ ЭТО ЦЕННЕЙШЕЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО выдающегося писателя. Разве лишь процитировать главнокомандующего Добровольческой армией генерала Антона Деникина: "Все в Азербайджанской республике было искусственным, "не настоящим". Начиная с названия, взятого заимообразно у одной из провинций Персии. Искусственная государственность, т.к. на этих землях жили разрозненные племена, враждовавшие друг с другом и доныне еще сохранившие черты кочевого быта. Искусственно держалось и азербайджанское правительство – первоначально волею Нури-паши, потом – генерала Томсона и в дальнейшем – просто по инерции. И политические партии в Азербайджане были какими-то не настоящими, партии разделяли со всем тюркским населением ненависть к армянам, проявляя ее широко и в административном порядке. И армия азербайджанцев была не настоящей".
Арис Казинян, "Голос Армении"