Мемуары политиков высокого ранга всегда представляют огромный интерес. В них порой вырисовываются "дела давно минувших дней", не известные непосвященным детали, которые отразились на принятии ряда решений и судьбе множества людей.
В ДАННОМ СЛУЧАЕ БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ В ВОЗРАСТЕ ЕЩЕ ПОМНЯТ, ХОТЯ И ОТРЫВОЧНО, хронику 30 лет Карабахского движения. Но мы жили в тот судьбоносный для армянского народа период в разных категориях влияния на происходящие события. Поначалу поистине все решал народ, а комитет "Карабах" (после Степанакерта) выражал его волю на Театральной площади Еревана. Позже Движение оформилось во власть, отобранную у прозевавших свой звездный миг коммунистов.
Соглашусь, что мое предисловие несколько затянулось, но речь идет о мемуарах человека, начавшего свой путь в партии коммунистов, а потом так и не примкнувшего ни к одной другой. Речь идет об изданной в московском издательстве "Интеллектуальная литература" автобиографии экс-президента Армении и Карабаха Роберта Кочаряна под названием "Жизнь и свобода".
В представлении подчеркнуто: "Книга проливает свет на события одного из самых сложных и неоднозначных периодов новейшей истории армянского народа. Перед вами версия организатора и участника важнейших событий в Армении и Карабахе. В книге содержатся не публиковавшиеся до настоящего времени сведения и засекреченные ранее документы, а также исторические фото из личного архива Р. Кочаряна".
Судя по размещаемому в конце любого издания содержанию, в мемуарах отражены основные вехи биографии Роберта Кочаряна (с детства до постпрезидентского периода), а значит читатель узнает и страницы летописи НКР и Армении, в становлении которых Р. Кочарян сыграл огромную роль, что бы там сегодня ни пытались утверждать его оппоненты и противники.
...Мы живем в очень сложное для нас и историков время. Сегодня каждый недоумок, провокатор и фальсификатор (зачастую проплаченный) может безнаказанно впрыскивать в массовое сознание какую угодно ложь про вчерашние, сегодняшние и завтрашние власти. Несложно угадать, кому это выгодно и с чьей подачи нередко осуществляется. При всех ошибках, проколах и преступлениях властей за эти 30 лет (я имею в виду и коммунистов) в ответ на агрессивно-безапелляционную критику властей (почему-то с акцентом на последние 20 лет) я указываю своим искренним и неискренним оппонентам, что Роберт Кочарян и Серж Саргсян приехали в Ереван не из Сочи, и если мы наконец имеем право сказать миру, что сумели освободить и сохранить хоть часть отнятой у армянского народа земли, то заслуги этих двух деятелей превышают вклад подавляющего большинства армянских политиков. При этом, конечно, неоспоримо, что в Карабахской войне мы победили благодаря усилиям всего армянства, ценой жизни наших чистых и светлых ребят и девчат.
ВСЕ ЭТО БЫЛО СОВСЕМ НЕДАВНО. НО ВРЕМЯ ЛЕТИТ СО СТРАШНОЙ СКОРОСТЬЮ, и главным деятелям Движения давно пора рассказать о сделанном, пережитом и перечувствованном. Чтобы поколения прочитали, сравнили и сделали выводы.
В предисловии к мемуарам "Жизнь и свобода" Р. Кочарян признается, что не собирался писать книгу, хотя и понимал, что его биография уникальна и может быть интересной. Он явно скромничает, употребляя словосочетание "может быть". Если привести названия только ряда глав ("Московский студент" (оказывается, Р. К. учился поначалу в МЭИ), "Армия", "Референдум", "Взятие Шуши", "Тайная встреча с Гейдаром Алиевым", "Теракт в парламенте 27 октября", "Ки-Уэст - мирный договор, который не был подписан", "Строительство газопровода Иран - Армения", "Отношения с церковью и религией", "Выбор преемника" и другие), то можно заключить, что с прочтением книги мы узнаем точку зрения автора по указанным и некоторым другим важнейшим вопросам, касающимся новейшей истории Армении.
Как человек, не один десяток лет владеющий пером, повторю свою давнюю мысль о том, что пишущему очень трудно достоверно утаить правду. Она выпирает. Тем более если ты не Вольтер или Шекспир. Из мемуаров Роберта Седраковича (кроме предисловия я прочитал еще пару глав) вырисовывается цельный человек с жестким, бескомпромиссным, порой мешающим ему характером, не умеющий изменять своим принципам. В этом и сам он иногда признается, но это признание человека, который стал лидером со всеми своими достоинствами и недостатками. И родился он (повторяю) не в Сочи, и если вдруг судьба повернется не в ту сторону, он и без отобранного по смехотворному обвинению отечественным правосудием паспорта вернется туда, где родился, чтобы стоять на страже армянской земли.
Вниманию читателя предлагается глава "Трагические события 2008 года".
Александр Товмасян, "Голос Армении"
.
.
ТРАГИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ 2008 ГОДА
Попытка возвращения Тер-Петросяна
Летом 2007 года несколько представителей крупного бизнеса просили передать мне, что к ним обращались люди из окружения экс-президента с просьбами помочь Тер-Петросяну вернуться в политику.
Я удивился.
ПРОШЛО ПОЧТИ ДЕСЯТЬ ЛЕТ С МОМЕНТА ЕГО ОТСТАВКИ, И ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ Тер-Петросян отсутствовал на политической арене. Он жил затворником, занимался научной работой, писал книгу - кажется, про крестоносцев. Никакой политической деятельности не вел, ни во что не вмешивался и не проявлял ни малейшего интереса к политике. И вдруг ближе к осени, в конце августа, Тер-Петросян начал разъезжать по Армении и проводить встречи. Я не придал особого значения этим новостям - много работал и был слишком занят, чтобы задерживать на них внимание. Ну, разъезжает - и что? Не запретишь же первому президенту путешествовать по стране! Предпосылок к его возвращению я не видел, а предугадать, чем обернется и к каким последствиям приведет его внезапная активность, не мог.
21 сентября, в День независимости Армении, Армянское общенациональное движение - партия, которая потеряла власть с моим приходом и все эти годы являлась оппозиционной, собиралась отметить праздник в отеле "Армения-Марриотт". На этой встрече соратников с заготовленным текстом выступил Тер-Петросян, и его речь оказалась громом среди ясного неба. Он обрушил на власти Армении поток гневных тирад, которые даже при большом желании нельзя назвать просто критикой. Звучали резкие и грубые обвинения в адрес власти в целом, лично в мой адрес, а также в адрес карабахских армян - "карабахского клана", как он его назвал. В выражениях Тер-Петросян не стеснялся: обозвав существующую власть "криминальной", он заявил, что "страну разграбили", что "нынешняя власть хуже татаро-монгольского ига", что "при нынешнем руководстве Армения стала разбойничьим государством", и потребовал "прогнать карабахский клан, задушивший демократию в стране".
Выступление Тер-Петросяна было не просто неполиткорректным - оно было оскорбительным. Каждое его утверждение являлось клеветой, в каждом слове слышалась ненависть. Причем эти слова исходили из уст человека, молчавшего почти десятилетие, и звучали они на фоне небывалого экономического подъема, который тогда переживала Армения. Бывший президент, при власти которого экономика Армении сократилась в разы, с гневным выражением лица, не утруждая себя цифрами и фактами, обвинял в разграблении страны президента, в период работы которого ВВП Армении вырос в пять раз! Тот, кто после сфальсифицированных выборов 1996 года удержался в своем кресле через публичные избиения оппозиции и введение чрезвычайного положения, теперь вдруг заговорил о демократии? Безграничная степень лицемерия поражала!
В конце речи, сохраняя все тот же оскорбительный тон, Тер-Петросян объявил о своем намерении баллотироваться в президенты: "Я предлагаю себя в качестве инструмента, чтобы избавиться от этой разбойничьей клики… Моя цель - устранить их, а все остальное меня не интересует…"
ПЛАН ЕГО БЫЛ ОЧЕВИДЕН: УБЕДИВШИСЬ, ЧТО Я УХОЖУ ИЗ ВЛАСТИ, И ЗНАЯ, что преемником выбран Серж Саргсян, Тер-Петросян посчитал, что у него появился хороший шанс вернуться во власть. Способ достижения цели и выбранная тональность выступления исходили из его опыта прошлого. Он пошел путем, который однажды уже привел его к успеху в 1988-1989 годах: тогда АОД пришел к власти на волне Карабахского движения через радикальные лозунги. Те же методы и подходы они решили использовать и на этот раз. С той лишь разницей, что сейчас объектом ненависти оказались карабахцы.
Я испытал смешанные чувства: злость, досаду, недоумение… Оказывается, Тер-Петросян почти десять лет категорически не соглашался с нашей политикой, но почему-то молчал! Он мог сделать конкретные заявления, выступить в прессе, да и просто позвонить мне и выразить свое несогласие с действиями властей. Если, конечно, его хоть в малейшей степени интересовало происходящее. Меня возмутили несправедливость и полная беспочвенность обвинений. Наверное, "криминальные действия властей" заключались в том, что в стране каждый год создавалось более 30000 рабочих мест, а предприятия, которые были при нем разграблены и разорены, теперь начали работать…
На заявление, сделанное Тер-Петросяном, я ответил при первом же удобном случае - и ответил достаточно жестко. Специального повода для этого не искал: в то время, в годы строительного бума, каждую неделю сдавались в эксплуатацию по два-три крупных объекта. На одном из таких событий в Гюмри - на открытии аэропорта после капитального ремонта и модернизации - журналисты спросили меня: "Как вы относитесь к тому, что Тер-Петросян предлагает себя в качестве инструмента для избавления от "разбойничьей клики"? Я ответил: "Я не встречал в своей жизни людей, пользующихся уважением в обществе, кто предлагал бы себя в качестве инструмента против другого. Никогда не думал, что президент может быть инструментом для пользования! К тому же любой инструмент после десятилетнего простоя ржавеет и морально устаревает, а изношенные и ржавые инструменты особым спросом не пользуются".
Этим я и ограничился.
Выступление Тер-Петросяна прозвучало как вызов, и я понимал, что экс-президент стремится к радикализации. Но мы ответили по-другому. Мы опубликовали статистику и освежили в памяти людей все, что происходило в стране за последние десять лет. Показали в цифрах, как обстояли дела при Тер-Петросяне, в какой ситуации я принял эстафету и в какой - собираюсь сдавать. На Тер-Петросяне полностью лежал груз ответственности за падение экономики, за очень тяжелые зимы 1992, 1993, 1994 годов, за последствия энергетического кризиса, к которому привели не блокада и не война. Кризис был рукотворным. Он стал результатом закрытия атомной станции под прямым давлением АОД. Их же усилиями под экологические лозунги закрылись и медно-молибденовый комбинат в Алаверди, и весь химический комплекс в Ванадзоре. Этим аодовцы сломали хребет армянской экономики. На них же лежала ответственность за ваучерную приватизацию, разрушившую промышленность страны. Став премьер-министром в 1997 году, я получил в наследство бюджет в 300 миллионов долларов, который к 2007 году вырос до 2,5 миллиарда. Насколько же плотная оболочка ненависти окутывала Тер-Петросяна, если он не видел очевидного! Пришлось также напомнить людям о том, как в те годы страну потрясла серия политических убийств, организованных Вано Сирадегяном, бежавшим из страны бывшим министром ВД. Наивно полагать, что президент не знал о преступлениях своего ближайшего соратника.
МНЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ПЕРВЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ГОСУДАРСТВА ДОЛЖЕН ИГРАТЬ в жизни страны совершенно иную роль, нежели ту, на которую сделал столь неожиданную заявку Левон Тер-Петросян. Его участие в предвыборной борьбе под крайне радикальными лозунгами полностью размыло особый статус "первого президента".
Вся осень 2007 года прошла под флагом формирования предвыборных блоков. В обществе доминировала тема возвращения Тер-Петросяна в политику после десяти лет полного отсутствия. Несмотря на то что у Тер-Петросяна остались свои преданные сторонники, для которых он олицетворял массовые митинги 1988-1990 годов в Ереване, социологические опросы по кандидатам в президенты показали, что шансов на победу у экс-президента нет. Конечно, при любой власти и в любой, даже самой благоприятной экономической ситуации всегда будут недовольные и ненашедшие своего места люди. На тот момент Тер-Петросян благодаря своим ораторским способностям и таланту манипулировать толпой мог стать фигурой, которая объединит протестный электорат. Но опасения, что он окажется в состоянии выиграть выборы, у меня не было абсолютно - даже в случае второго тура голосования, при условии привлечения на свою сторону всех выбывших кандидатов. Вероятность его победы оставалась низкой. Рейтинг его неприятия оказался самым высоким среди всех претендентов на президентское кресло: более 70 процентов опрошенных отмечали, что не будут голосовать за Тер-Петросяна ни при каких условиях. Причем столь отрицательный рейтинг держался вплоть до дня голосования. С именем Тер-Петросяна люди продолжали связывать свои страдания, вызванные резким ухудшением уровня жизни в начале 1990-х, с холодными и темными ночами в годы энергетического кризиса - следствия провального правления партии АОД.
Понимая это, Тер-Петросян сделал все возможное, чтобы оторваться от скомпрометированного названия. Вокруг него объединили группу карликовых оппозиционных партий, и теперь он уже выступал не как лидер АОД, а как оппозиционный кандидат, консолидировавший часть оппозиции. Однако, несмотря на все старания, дистанцироваться от АОД и его одиозных представителей Тер-Петросяну не удалось - в восприятии людей он все равно ассоциировался с ними. Ссылка на то, что он вернулся в политику в окружении новых лиц, никого не убедила, поскольку лица эти выглядели далеко не свежими. Рядом с Тер-Петросяном оказались Степан Демирчян и Арам Саркисян, годом раньше с треском провалившиеся на парламентских выборах. В лагере первого президента оказались и люди из добровольческой организации "Еркрапа", в основном те самые, которые крутились вокруг Вазгена Саркисяна, а после его смерти стали бесхозными.
Еще одним ярким оппозиционным кандидатом на выборах был Артур Багдасарян, бывший спикер парламента, год назад ушедший в отставку. Харизматичный, умеющий впечатлить публику, лидер партии "Оринац еркир" развернул не менее активную и агрессивную кампанию. К моему удивлению, после отставки Артура "Оринац еркир" сохранила влияние на свой электорат и сумела мобилизовать его на выборы.
ЧТО ЖЕ КАСАЕТСЯ СЕРЖА САРГСЯНА, ТО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ОПРОСЫ показывали, что он должен набрать чуть больше половины всех голосов, причем немалую роль в таком раскладе играл высочайший отрицательный рейтинг Тер-Петросяна. Сам Серж активнейшим образом участвовал в предвыборной деятельности, много ездил по регионам, провел огромное количество встреч. Его команда работала с полной отдачей. Агрессивная предвыборная риторика Тер-Петросяна мобилизовала всех наших сторонников. Я в ходе кампании выступил лишь пару раз: выразил свою точку зрения, твердо высказался в поддержку Сержа Саргсяна, и этим мое публичное участие в кампании ограничилось. Я по-прежнему считал, что действующий президент не должен вовлекаться в предвыборный процесс и становиться его частью.
Сама предвыборная кампания получилась очень тяжелой. Острая, эмоционально неприятная до отвращения, она шла с нарушением всех этических норм и границ. Пресса кишела взаимными обвинениями сторон. Истерия и агрессия кампании Тер-Петросяна набирала обороты, высказывания и лозунги становились все радикальнее, тема "разбойничьей клики" максимально раздувалась. Со стороны экс-президента и его сторонников начались активные попытки влияния на государственный аппарат, где по-прежнему работали многие из их знакомых. Придя во власть, я не стал менять всех подряд, а, напротив, сохранил должности за теми, кто уже накопил знания и опыт. Я считал, что институциональная память является важным элементом управления, а формируется она не только через решения и управленческую культуру, но и напрямую, через людей. Поэтому во власти на самых разных уровнях - не на министерских должностях, хотя некоторое время и там - оставалось немало людей, тем или иным образом связанных с Армянским общенациональным движением. Кто-то работал с ними вместе в прежние годы, у других в АОД состояли родственники. Теперь же сподвижники Тер-Петросяна активно пытались перетягивать старых знакомых на свою сторону.
Происходящее выходило далеко за рамки простой политической борьбы, во всем отчетливо проглядывали личные мотивы. Я понимал, что вряд ли бывший президент, потерявший кресло в конфликте со мной, будет радоваться нашим успехам. Отсутствие аргументов восполнялось нагнетанием слепой ненависти в надежде собрать под своими знаменами всех недовольных.
Прогнозы оказались довольно точными. Выборы состоялись 19 февраля 2008 года, и по их результатам на первом месте оказался Серж Саргсян, набравший чуть меньше 53 процентов, ему существенно уступил Тер-Петросян - 21,5 процента, а Артур Багдасарян стал третьим - 17,7 процента.
Стояние на Театральной площади
А дальше начались совершенно непредсказуемые события.
На следующий день после объявления результатов Левон Тер-Петросян собрал митинг на Театральной площади, на котором отказался признать официальные итоги голосования. Он заявил, что выиграл выборы он, выиграл безоговорочно и является законно избранным президентом. После этого Тер-Петросян призвал своих сторонников не покидать Театральную площадь до тех пор, пока его победа не будет признана.
НА ПЛОЩАДИ ПЕРЕД ЗДАНИЕМ ОПЕРЫ, ТЕАТРАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ, или площади Свободы, как ее еще у нас называют, традиционно проводились все крупные митинги. Это то самое место, где когда-то все начиналось: в 1988 году именно здесь звучали требования признать независимость Карабаха, в 1996-м шли активные выступления против Тер-Петросяна. И вот теперь 21 февраля Тер-Петросян здесь же собрал своих сторонников и заявил о начале перманентных митингов.
Такого развития событий я не ожидал. Я предполагал, что Тер-Петросян не признает своего поражения. Но чтобы объявить себя победителем с 21,5 процента набранных голосов?! Даже для него это был перебор. При этом своими действиями Тер-Петросян не оставил ни малейшей возможности для диалога и поиска компромисса. Если бы он заявил, что сомневается в объявленных результатах первого тура и потребовал проведения второго, я мог бы это понять. В Армении отсутствовала культура стерильных выборов и могли встречаться различные нарушения. Ведь я помнил, как на моих выборах в 2003 году мои же сторонники предлагали для победы в первом туре чуть дотянуть процент голосов до нужного, что я тогда категорически отверг.
Результат, близкий к проходному порогу, может вызвать подозрения в легитимности выборов, даже если они абсолютно чистые. А такие подозрения способны подстегнуть протестный электорат, завести его, особенно если зафиксированы даже незначительные нарушения. Зачем Левону понадобилось загонять поствыборную ситуацию в полный тупик для себя и властей? Такой подход лишил меня как президента возможности разрядить обстановку. Единственное, что я мог тогда сделать, - это настоять, уговорить Сержа Саргсяна пойти на второй тур, несмотря на победу. Ради спокойствия и стабильности! Я уверен, что и во втором туре Серж выиграл бы с хорошим перевесом! Но что бы это дало? Если Тер-Петросян при 21,5 процента голосов объявляет себя победителем, то и после второго тура независимо от результатов он будет утверждать то же самое. Все повторится двумя неделями позже и, возможно, с большей агрессией. Тер-Петросян всегда считал, что в политике нет места морали, и часто говорил об этом публично. Он очень любил известное выражение "цель оправдывает средства". Очевидно, еще задолго до выборов экс-президент убедил себя в том, что уже выиграл! Его оскорбительные предвыборные лозунги и избранная тактика не допускали даже мысли о поражении. Тер-Петросян не мог себе представить иного исхода выборов, кроме как собственной победы, и он ее провозгласил. Правда, лишь на Театральной площади.
Взвесив все за и против, я решил, что правильнее всего действовать согласно Конституции и никак не вмешиваться в избирательный процесс.
Начались непрекращающиеся митинги. Людей собиралось много, но все же не настолько, как пыталась представить оппозиция, называя совершенно фантастические цифры. При подсчете по фотографиям с крыши здания Оперы выяснилось, что на площади в среднем находятся 6000-7000 человек. Заметное для Еревана количество - около 15000 - собралось только в первый день. Ночью в разбитом на площади палаточном городке оставалось всего человек пятьсот-шестьсот, утром народ снова подтягивался. Днем митинги шли почти безостановочно. Они не были санкционированными - их организаторы даже не обращались за разрешением к городским властям.
С каждым днем лозунги у митингующих становились все более радикальными: "Здесь мы формируем наше правительство", "Мы выиграли эти выборы и двинемся на президентский дворец", "Настоящая власть не там, а здесь", "Я - избранный президент!" На площади постоянно играла бравурная музыка, своими силами организовывали концерты, где приплясывал и первый президент. С первого же дня было организовано питание для всех желающих, на которое сразу же подтянулись городские бомжи.
ВСЕ РАСХОДЫ ПОКРЫВАЛИ БИЗНЕСМЕНЫ, ПОДДЕРЖАВШИЕ ВЫБОРНУЮ кампанию не только морально, но и финансово. В число основных спонсоров входил Хачатур Сукиасян, один из самых богатых людей в Армении. Свое состояние он сделал еще при АОД, был близок к Тер-Петросяну, и в случае победы ему обещали премьерское кресло. Сукиасян очень негативно относился к Сержу Саргсяну и, вероятно, в его избрании видел угрозу своему благополучию. Никто не сомневался, что Хачатур окажется с оппозицией, но меня это особо не беспокоило. Я не делил бизнесменов на партийных-беспартийных и не задумывался, кто с кем водит дружбу. Я считал, что гораздо важнее не их лояльность, а то, что они создавали рабочие места и способствовали росту экономики. Среди сторонников Тер-Петросяна встречались и другие бизнесмены, поменьше калибром, но средства в его кампанию они, несомненно, вкладывали. Так что денег на кормление митингующих хватало.
Уже 21 февраля ситуация приобрела несколько иной оборот: теперь в своих выступлениях на митингах Тер-Петросян выдвинул лозунг о начале кампании по деморализации госаппарата. Он объявил, что госслужащие и военные якобы переходят на сторону протестующих в массовом порядке, и призвал армию и правоохранительные органы последовать их примеру. Поначалу, перечисляя своих сторонников, Тер-Петросян сыпал именами чиновников среднего звена, а потом неожиданно заявил, что его "всенародное движение" поддержали некоторые генералы и дипломаты. Речь шла о заместителях министра обороны генералах Гагике Мелконяне и Манвеле Григоряне, причем Манвел был еще и председателем "Еркрапа", а также нескольких послах Армении в разных странах и одном заместителе министра иностранных дел. Имена дипломатов меня не удивили: все они вышли из АОД, один из них в свое время работал пресс-секретарем первого президента, другой - помощником председателя парламента. Они начали карьеру при АОД и довольно успешно продолжили при мне. Но имена генералов, особенно Манвела, меня возмутили. Я не хотел этому верить! Как Манвел мог пойти на такое предательство после того, как мы вместе прошли долгий боевой путь? Мне сразу вспомнилась озадачившая меня встреча с ним незадолго до выборов.
Манвела, одного из наших боевых командиров, который долгое время провел в Карабахе, я знал хорошо. Родом из Армении, в самом конце 1980-х он приехал в Карабах с добровольческим отрядом и оставался у нас всю войну. В 2000 году я назначил его заместителем министра обороны Армении и присвоил ему звание генерала. За пару месяцев до президентских выборов он попросил меня о встрече и сказал, что очень хотел бы поговорить со мной лично о выборах. Мы договорились увидеться в выходной, и Манвел приехал ко мне в Цахкадзор, где я останавливался в коттедже пансионата АрмРосгазпрома. Неожиданно для меня он заговорил о том, что решение сделать Сержа Саргсяна моим преемником - большая ошибка. Что это неправильный выбор, что я Сержа плохо знаю и что в "Еркрапа" его многие не воспринимают. Манвел настойчиво уговаривал меня поменять решение и пойти на выборы самому. Часа через полтора, раздраженный, я прервал встречу, сказав, что не принимаю его аргументы и все останется так, как есть.
РАЗГОВОР С МАНВЕЛОМ МЕНЯ СИЛЬНО УДИВИЛ И ОЗАДАЧИЛ. Я НЕ ЗНАЮ, случился ли между ним и Сержем личный конфликт или кто-то пытался через Манвела повлиять на мое решение. Сержу я об этом случае никогда не рассказывал. Лишь позднее выяснилось, что военный прокурор Гагик Джангирян еще осенью организовал встречу Манвела с Тер-Петросяном, на которой Манвел пообещал, что "Еркрапа" поддержит оппозицию. В последний момент он, правда, так и не решился на это, однако обещание Манвела придало Тер-Петросяну уверенности в своих силах. Первый президент никогда не был близок с военными. Сам он никогда не воевал и не занимался отрядами самообороны. У меня даже сложилось впечатление, что он несколько опасался и сторонился огрубевших от войны полевых командиров. Вся работа с ними лежала сначала на Вазгене Манукяне, потом на Вазгене Саркисяне, а после него - на Серже. Для Тер-Петросяна поддержка столь влиятельной, фактически полувоенной организации, как "Еркрапа", являлась фундаментальным фактором. Вероятно, она и определила принятую им чрезвычайно агрессивную предвыборную стратегию и ультимативные требования после объявления результатов.
Разбираться сразу с тем, что произошло, я не стал из-за нехватки времени: уезжал в Москву на очередной саммит СНГ. Решил отложить все действия на пару дней, до возвращения в Ереван, а пока поручил своим помощникам разобраться в достоверности заявлений Тер-Петросяна о перебежчиках. После завершения саммита мне предстояла запланированная встреча с Путиным и концерт ко Дню защитника Отечества. Но еще во время саммита все члены нашей делегации начали получать крайне тревожные звонки из Армении: в офисе "Еркрапа" собралось множество людей, в том числе вооруженных, и ведутся бурные споры о присоединении к митингующим на Театральной площади. Очевидно, что в мое отсутствие пролевоновская часть организации решила перетянуть на свою сторону всех остальных. Одновременно с этим на Театральной площади Тер-Петросян дирижировал толпой, которая скандировала: "Ман-вел, Ман-вел…", видимо, чтобы добавить генералу решимости и подтолкнуть к действиям. Обстановка приобретала контуры военного переворота. Сразу после саммита со мной связался глава СНБ Армении. Он просил срочно вернуться в Ереван, оценивая ситуацию как критическую. Я сообщил Путину, что не могу остаться на концерт, и прямо из протокольного зала Кремлевского дворца выехал во Внуково.
В аэропорту Еревана, как обычно, меня встречали члены Совбеза, вот только настроение у всех было совсем необычное. Прямо у самолета мне дали краткую информацию об обстановке, которая мало изменилась за время полета. Я тут же поручил собрать на следующее утро в президентском дворце весь высший командный состав армии. Усилия Тер-Петросяна втянуть полувоенный добровольческий союз в политику создавали угрозу национальной безопасности, и требовалось срочно нейтрализовать ее.
В правление "Еркрапа" входили несколько действующих генералов, занимающих высокие командные должности в Минобороны. Председателем правления являлся заместитель министра обороны Армении. Этим обстоятельством в основном и определялась влиятельность организации. Смысл такого симбиоза состоял в том, чтобы организация имела возможность и ресурсы заниматься участниками войны, помогать решать их проблемы, чтобы они сами не становились проблемой. На случай же обострения обстановки на переднем крае союз "Еркрапа" мог бы оперативно отправить туда отряды добровольцев, пока военкоматы будут формировать подразделения из мобрезерва.
В 1996 году Тер-Петросян уже использовал добровольческий союз в политических целях - для подавления выступления оппозиции и сохранения своего влияния, а теперь он пытался втянуть "Еркрапа" в противостояние с властями.
ВСТРЕЧА С ВЫСШИМ КОМАНДНЫМ СОСТАВОМ УТРОМ 23 ФЕВРАЛЯ оказалась недолгой и жесткой. Я предупредил, что не потерплю происходящего, и потребовал от военнослужащих - членов правления "Еркрапа" определиться: либо они немедленно выходят из организации, либо увольняются из армии. Потребовал у министра обороны принять меры, чтобы оградить армию от политических процессов. Поручил передать Манвелу, что к вечеру того же дня здание "Еркрапа" должно быть пустым. Если там останется кто-то, кроме одного сторожа, мы предпримем жесткие действия. Поручил подготовить указ о снятии с занимаемой должности Манвела Григоряна и предупредить его, чтобы он уезжал домой и чтобы я о нем больше ничего не слышал, пока ситуация не разрядится. Допустить дальнейшее существование полувоенной организации, которая стремилась стать джокером в политических процессах, я не мог.
К девяти часам здание опустело. Манвел сказал всем, что хорошо меня знает: если я сказал, то точно сделаю. Посоветовал разойтись по домам, а сам уехал к себе в деревню и ни во что не вмешивался. Я помню, что вздохнул с облегчением. С Манвелом мы вместе прошли долгий боевой путь, и мне не хотелось обрушить на него весь пакет мер, который президент может применить к строптивому генералу, а я, несомненно, сделал бы это, если бы тот ослушался. Манвела освободили с занимаемой должности 1 апреля, сразу после окончания отпуска, в котором он в то время находился. Чуть позже и по тем же мотивам уволили из армии другого генерала - Гагика Мелконяна. Сразу же после моего предупреждения, сделанного на совещании 23 февраля, из правления "Еркрапа" ушли все действующие военнослужащие. В тот же день моим указом был освобожден от своего поста примкнувший к оппозиции военный прокурор Гагик Джангирян. Он также лишился звания госсоветника юстиции. Другими указами я снял с занимаемых должностей и лишил дипломатической степени трех послов и заместителя министра иностранных дел.
Мои действия сильно подпортили настроение митингующих на Театральной площади. Подкрепление из "Еркрапа" не пришло, и декларированное Тер-Петросяном разложение госаппарата не состоялось - перебежчиков оказалось всего несколько человек. Народа на площади становилось все меньше, приходили самые преданные и радикально настроенные. Полиция продолжала предупреждать, что митинги не санкционированы, но никаких действий не предпринимала.
26 февраля произошло еще одно примечательное событие, сильно расстроившее сторонников Тер-Петросяна. Набравший на выборах 17 процентов голосов Артур Багдасарян заявил, что выходит из оппозиционного движения и принимает предложение избранного президента о сотрудничестве. Днем раньше он попросил меня о встрече, но не в офисе, а у меня дома. Он не хотел, чтобы его видели в президентском дворце. Я знал от Сержа, что они общаются, и, конечно, понял цель его визита. Ко мне домой Артур приехал вечером, с конспиративными предосторожностями. Мы не общались со дня его отставки с должности председателя парламента, но встретились тепло. Он рассказал о договоренностях с Сержем и спрашивал моего мнения. Хотел, чтобы я подтвердил, что договоренности будут выполняться и его не кинут. Свою предвыборную кампанию он провел очень жестко и теперь пытался выяснить, не осталось ли у нас сильного негативного осадка. Я заверил Артура, что мы с пониманием восприняли его тактику и что все договоренности с ним, без сомнения, будут выполняться. Через два дня на встрече с избранным президентом было подписано соответствующее соглашение.
ПОСКОЛЬКУ СТОЯНИЕ НА ТЕАТРАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ ПРОДОЛЖАЛОСЬ, я каждый день заслушивал доклады руководителей правоохранительных органов. Начальник полиции Айк Арутюнян сообщил, что в палаточном городке появилось много людей с криминальным прошлым и бомжей. Его это очень обеспокоило: поскольку полиция не знает, что происходит внутри палаток и есть ли там оружие, с каждым днем возрастает риск провокаций и чрезвычайных происшествий. Ночами холодно, люди пьют много алкоголя, возможны инциденты. При таком скоплении людей случайный подрыв гранаты подвыпившим человеком приведет к тяжелым последствиям. Могут быть и умышленные провокации с целью свалить их на власти и накалить обстановку. Однако демонтаж палаток мог вызвать сопротивление, и тогда пришлось бы применять силу, чего нам не хотелось.
В конце февраля глава службы безопасности Горик Акопян поддержал опасения полиции о возможности провокаций на Театральной площади. По его сведениям, к собравшимся присоединились - после закрытия их офиса - и недовольные из "Еркрапа". Акопян сообщил, что большинство из них вооружены, а протестующим они собираются раздать железные прутья и дубинки. Медлить дальше они считали опасным, и полиция сочла необходимым срочно провести обыски в палатках, чтобы выявить и изъять оружие и вообще все, что может быть использовано для противозаконных действий. Об этом мне доложили Айк Арутюнян и Горик Акопян, причем начальник полиции был уверен, что с людьми можно договориться и все пройдет спокойно, без эксцессов.
Столкновение
Операцию по досмотру палаток полиция решила провести ранним утром 1 марта. Накануне вечером ко мне на прием попросился начальник службы госохраны Гриша Саркисян. Гриша работал со мной с первого дня моего назначения председателем ГКО в Карабахе. Хороший сотрудник и преданный мне человек, в тот день он оказался в явном замешательстве.
УЗНАВ ОТ ПОЛИЦИИ ОБ ОПЕРАЦИИ, ОН СПРОСИЛ, КАК ЕМУ БЫТЬ, ЕСЛИ ВДРУГ на площади окажется Тер-Петросян? В Гришины обязанности по закону входило обеспечение безопасности отставного президента.
- Гриша, посмотри ваши протоколы и действуй строго по ним.
- Там написано, что если жизни охраняемого объекта угрожает опасность, то мы должны незамедлительно эвакуировать его в безопасное место. Ну а вдруг он откажется?
- А там про его согласие что-нибудь написано?
- Да вроде нет...
- Мой совет: действуй строго по инструкциям! И смотри, чтобы с бывшим президентом ничего не случилось.
Впрочем, все надеялись, что до таких проблем дело не дойдет.
Однако утром, когда внутренние войска приехали на площадь, оказалось, что их там ждали. Никто не спал, более того, людей на площади собралось раза в два больше, чем обычно. Многие из них держали в руках железные трубы и арматуру - митингующие явно знали о предстоящей операции и успели подготовиться к ней. Люди выглядели взбудораженными, крайне агрессивными и были настроены драться. Позже спецслужбы выяснили, что предупредил их о предстоящем обыске один из сотрудников полиции, подполковник Армен Никогосян, симпатизирующий Тер-Петросяну и владеющий информацией по долгу службы. Позже за этот поступок его осудили на два года. На суде он признал свою вину.
Постфактум, анализируя случившееся, я думаю, что полиции в той ситуации следовало воздержаться от любых действий и отменить операцию. Но руководивший операцией полицейский оказался человеком решительным и отменять ничего не стал. Он не сомневался, что действует строго по закону, и не стал ранним утром беспокоить начальство. Как бы то ни было, цепочка событий начала разворачиваться в том направлении, которого никто не предполагал.
Прежде чем полиция успела объявить о целях операции, в нее из толпы полетели камни и арматура. Разговора явно не получилось. Используя щиты и дубинки, внутренним войскам пришлось вытеснить митингующих с площади. Тер-Петросяна, оказавшегося среди них, Гриша Саркисян эвакуировал домой. Вся операция длилась около часа. После того как люди разбежались, полицейские разобрали палатки. В окрестных кустах и на газоне нашли несколько гранат, три пистолета, много патронов, большое количество металлических прутьев и "ежей", а также коробки с таблетками и растворами. Видимо, владельцы этого арсенала испугались, что попадут под статью о незаконном хранении, и просто выбросили его. Площадь была расчищена. Оружия оказалось гораздо меньше, чем спецслужбы ожидали. По их объяснениям, из-за утечки информации его наверняка успели вывезти. В ходе столкновений телесные повреждения получили тридцать четыре человека - солдаты ВВ и полицейские, в основном от ударов арматурой и металлическими прутьями. Сколь-либо серьезно пострадавших в результате этих действий не оказалось.
Но силовой разгон митингующих спровоцировал мобилизацию сторонников Тер-Петросяна, и с 11 часов люди стали собираться уже на другой площади, перед мэрией и французским посольством. Поползли слухи о множестве погибших во время утренней ликвидации палаточного городка. Начался митинг. Уровень агрессии постепенно нарастал - нашлись люди, умеющие возбуждать толпу и раскачивать ее эмоционально. Около полудня члены штаба Тер-Петросяна стали координировать и осознанно направлять действия собравшихся. По их команде двумя троллейбусами перекрыли дороги, ведущие к площади. Ораторы, выступающие на митинге, обратились к людям с призывами свергнуть власть. Начались выкрики о том, что пора браться за оружие, идти на Баграмяна, 26 и штурмовать здание президентского офиса. Митингующие скандировали: "Левон - президент, Артур - предатель", имея в виду заявление Артура о сотрудничестве с властями.
Дальнейшие события заслуживают того, чтобы описать их подробно, буквально по часам.
Примерно около двух часов дня при участии омбудсмена полиция договаривается с собравшимися перед мэрией о продолжении митинга либо у Республиканского стадиона, либо у Матенадарана. Несколько лидеров оппозиции пытаются увести людей, и часть толпы действительно начинает двигаться с площади. Ближе к трем, после переговоров с участием Давида Шахназаряна и Хачатура Сукиасяна, кордон полиции, разделяющий две группы митингующих, снят: достигнуто соглашение о готовности полиции сопроводить протестующих к Матенадарану. Давид Шахназарян от имени Левона призывает людей направляться к стадиону, но радикальная часть толпы, контролируемая Николом Пашиняном, требует инструкций лично от Тер-Петросяна. Кто-то едет к Тер-Петросяну домой, остальные демонстранты остаются на площади ждать их возвращения.
НИКОЛ ПАШИНЯН ПРИЗЫВАЕТ ВОЗБУЖДЕННУЮ ТОЛПУ НЕ ПОДДАВАТЬСЯ НА УГОВОРЫ ПОЛИЦИИ. Он кричит: "Нет, никуда не идем! Остаемся здесь, баррикадируемся!" Полицейские по-прежнему пытаются уговаривать людей: "Как же так, братцы? Мы же договорились!" Их поддерживает Хачатур Сукиасян, который обращается к толпе: "Пожалуйста, хотите митинг - идите на Матенадаран". Ему вторит Давид Шахназарян, свояк первого президента, но перекричать Пашиняна им не удается, и они покидают площадь.
Управлять толпой остается Никол Пашинян, который называет себя главным представителем Тер-Петросяна и, ссылаясь на его распоряжения, приказывает всем оставаться на площади у посольства, строить баррикады и подручными средствами оказывать сопротивление силам правопорядка. Митингующие с готовностью отзываются на его слова и переходят к действиям: захватывают и сжигают два полицейских уазика, избив самих полицейских и похитив их табельное оружие; затем нападают на прибывшую к горящим уазикам пожарную машину. Бросаются избивать полицейского, дежурящего у входа в мэрию, - депутат от партии "Наследие" Армен Мартиросян, вставший на его защиту, получает ножевое ранение. Словом, несколько тысяч отнюдь не мирных митингующих буянят в центре столицы Армении, и единственный, кто еще может попытаться остановить вакханалию, - это Тер-Петросян.
Однако Тер-Петросян останавливать никого не собирался. Он не принял даже Католикоса, приехавшего к нему домой с миротворческой миссией. Перед тем как направиться туда, Католикос позвонил мне и сказал, что сильно обеспокоен происходящим, хочет встретиться с Тер-Петросяном и поговорить с ним о том, как можно успокоить ситуацию. Я обрадовался этому предложению, но усомнился, что Тер-Петросян готов к подобному разговору: "Он уже провозгласил себя президентом и требует президентский дворец! Что тут обсуждать!"
Позднее Тер-Петросян пытался найти себе оправдание, утверждая, что находился под домашним арестом. Это было неправдой, его никто не арестовывал. Да, утром, когда на Театральной площади проводилась операция по досмотру палаточного городка и произошло столкновение с полицией, охрана, ответственная за безопасность экс-президента, увезла его домой. Но насильно его там никто не удерживал, и он в любой момент мог оттуда выехать. На площади перед мэрией Тер-Петросян отсутствовал по собственному решению. Вероятнее всего, он просто побоялся попасть в непростую ситуацию: на площади уже жгли машины и строили баррикады. Поехав туда, экс-президент оказался бы перед выбором: либо найти способ успокоить людей, либо возглавить агрессивную толпу и тем самым взять на себя ответственность за массовые беспорядки и противостояние с полицией. Успокаивать людей не входило в его планы, но и возглавлять бунт он не стремился. Поэтому версия домашнего ареста стала наиболее удобной. Вроде бы "рвался к своим сторонникам... но не смог - не пустили". Давать распоряжения по телефону из дома было куда безопаснее.
Еще раз подчеркну: Тер-Петросян пользовался полной свободой и мог идти куда угодно, но - без охраны. Президент имеет право на охрану, это предусмотрено законом, но охрана - это офицеры с оружием. Должны ли они охранять того, кто нарушает закон, и таким образом способствовать преступлению и становиться его соучастниками? А экс-президент прямо нарушал закон, организовывая несанкционированные митинги и провозглашая себя избранным президентом! Поэтому ему было сказано, что офицеры не пойдут на незаконные сборища, где возможно противостояние с полицией.
Дальше события разворачивались очень быстро. Доклады, которые я регулярно получал от руководителей службы безопасности и полиции, становились все более противоречивыми. К четырем часам дня стало очевидно, что полиция явно не справляется, ситуация выходит из-под контроля и для ее разрешения потребуются радикальные меры. Я впервые подумал, что, возможно, придется вводить чрезвычайное положение, и, чтобы быть готовым к наихудшему сценарию, поручил подготовить проект соответствующего указа. По Конституции чрезвычайное положение мог ввести президент по согласованию с председателем парламента и премьер-министром. Я сразу поставил в известность Тиграна Торосяна, спикера парламента, и Сержа Саргсяна о возможном введении ЧП, если ситуацию не удастся взять под контроль, и поручил предупредить правоохранительные органы.
К ВЕЧЕРУ ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД МЭРИЕЙ БОЛЬШЕ НАПОМИНАЛА ЛАГЕРЬ вооруженных повстанцев, нежели собрание мирных борцов за идею. Счет сожженным машинам шел уже на десятки. Ораторы в своих воинственных выступлениях призывали народ к восстанию. Демонстранты продолжали перекрывать подъезды к площади, переворачивали уличные скамейки, возводили баррикады. Вооружались металлическими прутьями, разломав всю ограду Кировского сада и собрав арматуру с ближайших строек, выкорчевывали тротуарные плитки - запасались камнями. Окружили мэрию, били стекла в здании.
Когда внутренние войска, используя щиты и дубинки, попытались оттеснить собравшуюся толпу от мэрии, чтобы освободить заблокированный вход, они встретили яростное сопротивление. Митингующие были вооружены не только трубами и арматурой: когда разгоряченная толпа, подстрекаемая призывами своих лидеров, бросилась на оцепление, в полицейских полетели гранаты, взрывные устройства и "коктейли Молотова".
Взрывом одной из гранат был смертельно ранен капитан внутренних войск. Атакующие прорвали полицейский кордон, и все смешалось: полиция, внутренние войска, демонстранты. Зазвучали выстрелы, и в этом хаосе было уже не разобрать, кто в кого стрелял, кто нападал, кто оборонялся. Полиция отступала, неуправляемая толпа двинулась дальше по улице, продолжая бесчинствовать. Демонстранты били стекла, переворачивали, обливали бензином и поджигали припаркованные автомобили. Со случайно проезжающими мимо машинами граждан поступали точно так же - останавливали, окружали, водителя и пассажиров выволакивали на дорогу, машину переворачивали и устраивали из нее костер. Изувечили и сожгли еще несколько полицейских уазов, машин "скорой помощи". Часть людей бросилась громить магазины: из продуктовых ящиками тащили спиртное, мародерствовали в торговых центрах - выносили шмотки, обувь - все, что попадалось под руку.
Дальше ждать было просто недопустимо. Я еще раз созвонился с Тиграном и Сержем и, получив их согласие, подписал уже готовый указ о введении чрезвычайного положения в Ереване сроком на двадцать дней. Обязанность обеспечивать режим была возложена на полицию и Министерство обороны. Я сразу же выступил с обращением к народу и провел пресс-конференцию.
Беспорядки продолжались примерно до двух часов ночи...
Рано утром я побывал на площади и примыкающей к ней улице, где происходили столкновения. Картина была удручающая. Еще стояли неразобранные баррикады, везде виднелись груды камней, разбитые и искореженные автобусы, обгоревшие останки машин. Под ногами хрустели осколки выбитых окон и витрин. Валялись пустые бутылки из-под пива, вина, водки, награбленные в магазинах. Прямо перед мэрией на тротуаре лежали тела двух мужчин, один шевелился - оказалось, пьяные в стельку бомжи.
Оттуда сразу же поехал в военный госпиталь, где лежали несколько десятков раненых военнослужащих. Это были совсем молодые ребята, большинство - солдаты срочной службы, в основном с осколочными ранениями. Я провел с ними больше часа, расспрашивая о вчерашних событиях. Я хотел увидеть случившееся их глазами, услышать, что они об этом думают. Ребята говорили, что не ожидали нападения, жестокость толпы их поразила, они не понимали, как такое могло случиться.
Расследование и причины трагедии
Всего в результате массовых беспорядков в Ереване погибло десять человек, двое из которых - полицейские, а всего пострадало более ста тридцати человек. Толпа сожгла и превратила в груду искореженного металла более девяноста транспортных средств, из них сорок шесть принадлежащих полиции, двадцать семь единиц общественного транспорта и девятнадцать - личных автомобилей граждан, двенадцать магазинов были полностью разграблены.
УЖЕ В ХОДЕ СЛЕДСТВИЯ СТАЛИ ПОНЯТНЫ ДЕТАЛИ: ОСНОВНОЕ столкновение, в ходе которого погибли люди, произошло на том самом участке возле мэрии, где толпа бросилась на полицию и, пробив полицейский кордон, пошла вверх по улице, круша все на своем пути. Там, где все перемешалось. Там, где громили магазины и жгли машины. Именно в этом месте погибли все десять человек: и полицейские, и гражданские.
Никто из более или менее известных оппозиционных деятелей, политиков, партийных лидеров не пострадал. Все убитые гражданские оказались абсолютно неполитизированными людьми, пострадавшими случайно, по трагическому стечению обстоятельств. И это говорит о непреднамеренном характере происшедшего. Восстановить, отследить по камерам, кто в кого стрелял, было невозможно - в те годы на улицах камеры встречались очень редко, а на том участке они вообще отсутствовали. Трое погибли от неправильного применения ружей для стрельбы контейнерами со слезоточивым газом. Отстрелянные с близкого расстояния, в толпе, где перемешались протестующие и полиция, контейнеры попали в головы людей. Идентифицировать, из какого конкретно ружья произведены смертельные выстрелы, не удалось, поскольку эти ружья гладкоствольные. Еще один человек погиб от удара тупым предметом по голове и четверо - от пулевых ранений. Экспертиза пулевых ранений установила, что ни одна пуля не была выпущена из штатного оружия полицейских или военных. Это обстоятельство вызвало много кривотолков и сомнений в полноте проведенного расследования. Хотя стрелять мог кто угодно: в Армении после Карабахской войны на руках все еще оставалось много оружия. Стрелять могли граждане, защищавшие свое имущество от мародеров. Владельцы машин, пострадавших от нападения, могли иметь оружие и применить его, защищая себя и своих близких от агрессивной толпы. И, конечно, те люди, от рук которых погибли двое полицейских. Но все это лишь предположения.
Много разговоров велось о том, кто отдал команду стрелять. Но там, где погибли все жертвы трагедии, сложилась абсолютно неуправляемая ситуация, не поддающаяся никакому контролю извне. Происходившее скорее походило на большую стихийную уличную драку - никаких централизованных команд там не было и быть не могло. Толпа нападавших демонстрантов смешалась с полицией и внутренними войсками, и полицейские действовали по обстановке. Согласно Закону о полиции, при возникновении угрозы для жизни полиция имеет право применить оружие независимо от того, введено чрезвычайное положение или нет. Гибель капитана и солдата ВВ, десятки раненых и избитых полицейских являлись достаточно веским основанием для применения оружия в целях самообороны.
ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ 1 МАРТА, ВЫЯВИЛО НЕГОТОВНОСТЬ НАШИХ СИЛ правопорядка к такому сценарию и к тем действиям, которых он потребовал. Конечно, сказалась и усталость внутренних войск, укомплектованных солдатами-срочниками, - они уже десять дней бессменно несли службу, к тому же не имели должного опыта использования спецсредств. За все десять лет моего президентства полиция применяла силу единственный раз, и тогда она задействовала резиновые дубинки, электрошокеры и шумовые гранаты. Регулярные общие тренинги внутренних войск опирались на древние, еще советские инструкции и сценарии. Из-за того, что эксцессы такого рода в стране случались крайне редко, войска были плохо оснащены техническими средствами. Все, что у них имелось, - это безнадежно устаревшие шумовые гранаты да огромные ружья с длинными стволами для стрельбы контейнерами со слезоточивым газом. На Западе уже давно применяли ружья нового поколения, короткоствольные, стреляющие в воздух по траектории, которая обеспечивает низкую начальную скорость полета контейнера со слезоточивым газом. Такие современные спецсредства гарантируют максимальную безопасность их применения. А у нас при использовании спецсредств три человека погибли! Это стало для нас тяжелым уроком.
По итогам расследования сто пятьдесят два человека получили обвинения в организации массовых беспорядков, повлекших гибель людей. В суд отправили девяносто три уголовных дела, по которым проходили сто шестнадцать граждан, шестьдесят три человека получили различные тюремные сроки. У некоторых из них эта судимость стала далеко не первой. Следствие велось долго, события пришлось восстанавливать по крупицам, поэтому основные следственные действия и все судебные процессы проходили уже после окончания моего президентства.
Главное действующее лицо беспорядков у мэрии, Никол Пашинян, сумел скрыться. Его объявили в международный розыск, предположив, что он покинул Армению, но оказалось, что Пашинян никуда не уезжал, а больше года прятался в чьей-то квартире в Ереване. Потом, видимо, ему надоело скрываться, и он сам явился с повинной. Может быть, ему пообещали, что он отсидит минимальный срок, а затем его освободят досрочно. Так и получилось. Суд получил все видеоматериалы, записи его выступлений, телефонных разговоров с явными и конкретными призывами к насилию. Обращаться в Европейский суд по правам человека для обжалования своего приговора Пашинян не стал, объясняя это юридическими процедурами, связанными с амнистией, по которой был освобожден.
ТРАГИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ 1 МАРТА СТАЛИ АПОГЕЕМ МНОГОМЕСЯЧНОЙ КАМПАНИИ ТЕР-ПЕТРОСЯНА по максимальной поляризации и радикализации армянского общества. Целенаправленное манипулирование настроениями толпы, интенсивное нагнетание атмосферы ненависти прорвались наружу необузданной и разрушительной энергией разъяренной толпы. Психологические раны в обществе, вызванные этой трагедией, спустя десять лет все еще дают о себе знать. Политики должны нести ответственность не только за то, что делают сами, но и за действия, к которым они побуждают своих сторонников.
Чрезвычайное положение вводилось всего на двадцать дней. Установленные им ограничения работы прессы и права на митинги очень скоро сошли на нет. Жизнь в стране быстро вернулась в привычное русло, но необходимость залечивания ран в общественном сознании сохранялась еще долго. Приходилось терпеливо объяснять людям, что произошло. Мы проводили пресс-конференции, отвечали на все возникавшие вопросы, подтверждали свои слова фактическими материалами. Самым лучшим описанием событий стал сделанный Общественным телевидением фильм, куда вошли все имеющиеся свидетельства, все записи, вся хронология того дня в малейших деталях, где были поминутно зафиксированы все эпизоды, их время и место. Материалов удалось собрать много. Журналисты в тот день вели постоянные репортажи с улиц и площадей и запечатлели все переговоры между полицией и демонстрантами, все выступления оппозиционных деятелей на митингах, все призывы к беспорядкам и бунту. Нам было важно показать общественности и международным организациям, как в действительности разворачивались события.
Спустя годы после трагедии можно сколько угодно рассуждать о том, существовал ли способ обойтись без жертв. Цепочка состояла из множества элементов, и изменение любого из них повлияло бы на ход событий. Не думаю, что удалось бы полностью избежать столкновения, но пострадавших могло быть гораздо меньше, а погибших - не быть совсем. Однако произошло то, что произошло, и из трагедии прошлого в первую очередь надо делать правильные выводы - ради будущего.