Заявление президента США Дональда Трампа о выводе американских войск из Сирии вызвало огромный политический резонанс в первую очередь на Ближнем Востоке, где это событие восприняли по-разному. Одни страны считают это предвестником широкомасштабного сокращения присутствия американских сил в регионе, другие усматривают появление новых проблем для Ирана. Четко обозначается курдская проблема, которая затрагивает сразу четыре государства — Ирак, Сирию, Турцию и Иран. Причем, в Ираке курды уже имеют автономию, в Сирии такой статус они могут получить в перспективе, а в Турции и Иране их движения воспринимаются как сепаратистские.
В любом случае, на этом направлении появляются и будут появляться в будущем самые невероятные геополитические комбинации. В этой связи Анкара открыто, а Тегеран не столь гласно прибегают к так называемому «стратегическому хеджированию рисков». В любом случае появляется новая отправная точка в оценке последствий сирийской кампании США для Ближнего Востока и ряда сюжетов в американской внешней политике в сопредельных регионах. Речь идет о Закавказье, которое, к счастью, не стало широким полем брани, но всегда было и остается чутким барометром ближневосточной турбулентности. При этом из трех государств региона один только Азербайджан активно интегрирован в ближневосточный регион, состоя в военно-политическом альянсе с Турцией и имеющий протяженную границу с Ираном. Хотя Баку и проводит активную политику в направлении Москвы, налаживая с ней тесное торгово-экономическое и военно-техническое сотрудничество.
Именно поэтому Азербайджан более чутче реагирует на определенные параметры меняющихся процессов на Ближнем Востоке. Парадокс в том, что если Баку от советских времен достался «сепаратистский» Нагорный Карабах, то Вашингтон в лице курдов обозначил такую же проблему перед Турцией. А если США будут и дальше стремиться к дестабилизации обстановки в Иране или вокруг него, это непременно отзовется на всем Закавказье, в первую очередь — в Азербайджане, потому что в азербайджано-иранских отношениях, хотя они выглядят хорошими и дружественными, существует немало подводных камней. Что касается Грузии, состоящей в стратегическом партнерстве с Баку, то она декларирует прозападный курс и стремится в европейские и евроатлантические структуры. Вместе с тем, официальный Тбилиси с западным ориентиром держит в рукаве все же американский, а не европейский «козырь».
Изучение оценок относительно сроков интеграции Грузии в различные западные структуры показывает, что для нее в настоящее время не определены временные рамки на этом направлении. Раньше США предпринимали усилия для ускорения включения Тбилиси в европейские политические и экономические структуры, стремились побудить Европейский союз войти в обязывающие политические отношения с этой страной и принять на себя часть ответственности за политические процессы в Закавказье, начать формирование сценария политического, правового и экономического пространства в регионе. Но американцы наталкивались на принципиальное неприятие европейцев, которые фактически не готовы проводить в этом регионе активную политику. Сам же Вашингтон не продемонстрировал наличие разных сценариев действий в отношении государств Закавказья, даже в отношении Армении, являющейся членом ОДКБ и Евразийского экономического союза.
В этом смысле «бархатная революция» в Ереване, которую часто изображают как «западный переворот», выглядит геополитической аномалией, так как в силу объективных условий и обстоятельств Армения не может изменить свой внешнеполитический курс. Помимо того, появление американцев в Сирии привело к рождению альянса Россия — Турция — Иран, который даже при наличии определенных внутренних противоречий на первое место выводит проблему безопасности и с этой позиции оценивает многие относительно мелкие региональные конфликты, включая нагорно-карабахский. Тем более, считает заместитель директора турецкого Института внешней политики Хюсейн Багджи, регион перенасыщен энергетическими и другими коммуникациями, разрушать которые никто не заинтересован. При этом Бакджи, пожалуй, впервые выстраивает субординацию, заявляя, что именно «от отношений с Россией зависит, какими будут турецкие контакты со множеством стран, от Азербайджана до Таджикистана, а это означает, что Анкара будет стараться не допускать новых кризисов».
Турция, как и Иран, не намерена поддерживать сценарий перевода нагорно-карабахского конфликта в горячую стадию. Отсюда и закономерная активизация переговорного процесса, правда, по-прежнему при посреднических усилиях Минской группы ОБСЕ, хотя набор исходных параметров, который позволил бы успешно завершить этот процесс, не очевиден. Главное тут в том, что решение США о выводе войск из Сирии совпало с посылом Москвы для Баку и Еревана — чуть ли не на уровне механизмов «кризисного управления» — искать в урегулировании конфликта компромиссные развязки. Конечно, это вряд ли произошло бы без приобретенных Россией в ходе сирийской кампании серьезных активов. В то же время геополитические активы имеет и Вашингтон по курдской проблеме, которая сейчас не имеет сценария административно-политического решения.
Американцы могут стремиться к тому, чтобы Ближний Восток демонстрировал способность адаптироваться к новым геополитическим реалиям, которые могут устанавливаться по заданным США итогам иракской и сирийской войн. В этом смысле Азербайджану нужно спешить с формированием продуктивной роли в регионе, переходить на новый этап, так как потенциальные угрозы для него идут с юга, а не севера, Баку может оказаться в жерновах новой американской региональной конструкции в Евразии. Очередной тур большой игры начинается.
Станислав Тарасов, ИА REGNUM