Официальный представитель министерства иностранных дел России Мария Захарова очень своеобразно отреагировала на заявление государственного секретаря США Майка Помпео о том, что «признание Крыма российским отличается от признания суверенитета Израиля над Голанскими высотами». На своей странице в Facebook она написала следующее:
«Вот поэтому Вашингтон и Брюссель делают всё, чтобы в мире не узнали о реальном положении дел в Крыму — иначе признание произойдет автоматически, как следует из логики госсекретаря. Мы всё поняли и скорректируем стратегию информационной работы. Спасибо, господин Помпео».
Однако Помпео развил мысль дальше, заявляя, что действия Трампа по Голанским высотам — «это признание реального положения дел на местах и ситуации в области безопасности, необходимой для защиты израильского государства». Обозначенные тезисы нуждаются в серьезном анализе. США как решением признать Иерусалим столицей Израиля, так и в отношении Голанских высот не просто «сползают» к нигилизму по отношению к международному праву, но и, как считает американское издание Newsweek, «создают опасный прецедент» применительно к позиции России по Крымскому полуострову и сводят на нет международное осуждение российской аннексии Крымского полуострова». Но почему вдруг кто-то решил «с Голанских высот посмотреть на Крым»? Это первый вопрос. Второй: что имеет в виду Захарова, когда говорит, что теперь «мы скорректируем стратегию информационной работы»?
Воссоединение Крыма с Россией соответствует всем нормам международного права, был проведен референдум. Одно дело ожидать, как предполагают некоторые украинские эксперты, что Вашингтон вслед за признанием суверенитета Израиля над сирийскими Голанскими высотами, которые Израиль захватил в 1967 году после военных действий, сделает следующий шаг в отношении Крыма. Хотя ранее 427 представителей Конгресса против одного проголосовали за законопроект, запрещающий Белому дому признавать Крым частью России. Это можно трактовать как действия упреждающего свойства, демонстрацию продолжающейся внутриполитической борьбы и давления на американского президента Дональда Трампа, который якобы собирался в принципе когда-нибудь признавать возвращение Крыма в состав России. Но Помпео опроверг такую возможность. И другие западные страны вряд ли в данный момент решатся на этом направлении действовать иначе. С этой позиции их не сшибет никакая новая «стратегия информационной работы».
Другое дело, что госсекретарь в то же время уточнил, что «признание Крыма российским отличается от признания суверенитета Израиля над Голанскими высотами». Нечто подобное с американской стороны уже приходилось слышать при определении статуса Косово, когда Вашингтон и его западные партнеры пошли на признание независимости края. Впервые за послевоенную историю государство-член ООН, Сербия, было разделено вопреки международным принципам правопорядка. Несмотря на то, что в случае Косова референдум всего Сербского государства не проводили (заметим, кстати, что такая норма предусматривается и в Конституции Азербайджана), тогда со стороны США звучали заявления: «Независимость Косова не может служить прецедентом для других сепаратистских движений, а является «уникальным случаем». Тогда как Москва предупреждала, что этот прецедент, в основе которого содержится принцип «реального положения дел», может негативно отразиться на урегулировании межэтнических столкновений по всему миру.
И в частности в странах бывшего СССР. В августе 2008 года после кавказской войны Россия пошла на признание независимости Абхазии и Южной Осетии. В Декларации о независимости Автономной Республики Крым и города Севастополя была отсылка к косовскому прецеденту как к подтверждению наличия такого же права на самоопределение. Это были уже конкретные дела Москвы. Сейчас после ситуации с Голанскими высотами тема сходств и различий процессов самоопределения или передачи части территории одного государства под юрисдикцию другого вновь приобретает актуальность, только уже не в свете событий на Балканском полуострове, а на Ближнем Востоке. Что актуально для Приднестровья (провозгласило свою независимость от Молдавии в 1990 году), Нагорного Карабаха (провел референдум о своей независимости 2 сентября 1991 года), Донецкой и Луганской Народных Республик.
Поэтому нельзя исключать и даже, скорее, можно предполагать то, что позиция Москвы в отношении этих непризнанных государств в случае резкого изменения или потери статус-кво вокруг этнополитических конфликтов может измениться. Вместе с тем прецедент с Голанскими высотами может оказать серьезное негативное влияние на существующие и потенциально тлеющие межэтнические конфликты. Особенно на Ближнем Востоке. Так что Трамп для многих государств, в том числе для России, создает ловушку, толкая их действовать принципиально иначе в новых исходных позициях и новых условиях. Уникальность ситуации в том, что некоторые романтики-политики вместо конкретных ответных действий, которые могли бы остановить «новаторский пыл» Трампа, продолжают верить и рассуждать о принципах международного права и суверенитете государства.
В предпринятой американским президентом политике усматривают — и то лишь на теоретическом уровне — стремление нарушить соотношение между правом и силой в международных отношениях, принизить значение переговоров как справедливого способа урегулирования конфликтов. Но он пошел дальше. Трамп начал в одностороннем порядке перекраивать границы государств без всякой оглядки на Совет Безопасности ООН. Поскольку международное право не на стороне Белого дома, а крупные державы в рамках СБ ООН не способны остановить наступление президента США, политический расчет Вашингтона связан с созданием по факту новых геополитических реалий. Что, например, ему мешает завтра признать курдов в Сирии, не дожидаясь итогов астанинского процесса?
Так будет продолжаться до тех пор, пока какая-либо страна или коалиция стран не выстроят эффективную модель контригры. Конечно, то, что происходит с Голанскими высотами, может и не иметь первостепенного значения для российской внешней политики на Ближнем Востоке. Но на постсоветском пространстве Москва просто обязана подтверждать и защищать свой авторитет, может быть, выстраивая «красные линии» за пределами своих границ.
Станислав Тарасов, ИА REGNUM