Об официальных встречах между М.С. Горбачевым и Дж. Бушем знают все. А вот о том, что первая их встреча намечалась еще весной 1984 г., известно очень немногим. Об этой истории рассказывает Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР В. Исраэлян.
В ту пору я работал представителем Советского Союза на Женевской конференции по разоружению. Моим американским коллегой по конференции был посол Льюис Филдс, который слыл протеже вице-президента Буша, и сам при случае подчеркивал это.
В марте 1984 г. Филдс отправился в Вашингтон для консультаций. Возвратившись, он попросил меня о встрече. Я пригласил его в резиденцию нашей делегации, но он предложил встретиться на "нейтральной почве", в одном из загородных ресторанов.
Во время обеда ничего особенного американец мне не сообщил. Сказал, что в апреле в Женеву прибывает вице-президент Буш, который лично представит американский проект. О содержании проекта Филдс говорил в самых общих чертах, уже известных по прессе, и у меня возникло недоумение: для чего американцу понадобилось уединение?
Когда я уже собирался попрощаться с Филдсом, он предложил мне пройтись после обеда.
- В Вашингтоне хотели бы установить серьезный деловой контакт с кремлевским руководством, - начал Филдс. - И вице-президент Буш готов встретиться с одним из новых советских лидеров во время своего визита в Женеву. Встреча должна носить строго конфиденциальный характер. На мой вопрос, имеют ли американцы конкретно кого-нибудь из советских деятелей в виду, Филдс однозначно ответил, что вице-президент хотел бы встретиться с М.С. Горбачевым, как наиболее вероятным будущим лидером Советского Союза.
У меня сразу возник вопрос, почему это важное предложение делается через меня, а не по нормальным дипломатическим каналам - через наше посольство в Вашингтоне или американское в Москве? Филдс вразумительного ответа дать не смог, сказав, что лишь выполняет полученное поручение. Для себя я объяснял такой образ действия американцев тем, что, поскольку предлагавшаяся встреча должна была произойти в Швейцарии, они могли прийти к заключению, что удобнее действовать в этой ситуации через советского представителя на конференции, с которым вице-президент был хорошо знаком.
Дело в том, что Дж. Буш был постоянным представителем США при ООН в 1971-1973 гг., когда я работал первым заместителем представителя СССР.
Филдсу я сказал, что содержание нашей беседы будет сообщено в Москву. Но этим разговором я был крайне озадачен. Внешне ситуация вроде была простая. Мой долг был передать в Москву изложенную Филдсом американскую идею, и дело с концом. Но когда я представлял возможную реакцию на мою шифровку в Центр, то у меня возникали колебания. Ведь только скончался Ю. Андропов, и у руководства КПСС и государства встал К. Черненко. Мой доклад в Москву о планах проведения встречи с "будущим советским лидером" оказался бы, по меньшей мере, несвоевременным.
Опасался я и того, что американская идея может быть воспринята в Москве как провокация, направленная на раскол в советском руководстве, что осложнило бы и так крайне натянутые отношения между нашими двумя странами. Поэтому я решил повременить с докладом в Москву, ожидая дальнейшего развития событий.
Филдс к теме о встрече Буша с Горбачевым больше не возвращался. Тем временем в середине апреля в Женеву прибыл Буш. Его выступление на конференции по разоружению было намечено на 18 апреля, а накануне мне на квартиру позвонил Садрудин Ага Хан и таинственно сообщил, что 17-го вечером со мной хотел бы встретиться "наш общий друг". Видный международный деятель, в течение многих лет выполняющий различные ответственные и деликатные поручения мирового сообщества, Ага Хан был долгие годы близок с Бушем.
Беседу мы начали втроем. Буш кратко коснулся главной цели своего визита в Женеву - внести проект договора о запрещении химического оружия. Когда мы перешли к другим вопросам, Ага Хан покинул нас, и мы с Бушем остались вдвоем. Он сразу же перевел разговор на возможность проведения неофициальной советско-американской встречи. Буш подтвердил поручение, данное им Филдсу, добавил, что место и время встречи можно будет определить с учетом взаимных пожеланий и возможностей. Что касается содержания бесед, то, учитывая неофициальный характер предлагаемой встречи, каждый из участников был бы волен затрагивать любую тему. В качестве своего собеседника как будущего советского лидера он назвал только одну фамилию. "Вашим следующим лидером будет Горбачев", - уверенно заявил он. Эти слова врезались мне в память.
Буш напомнил мне, что был уже дважды в Москве (в 1982 и 1984 гг.), представлял США на похоронах Брежнева и Андропова и не исключает, что в таком же качестве ему вновь придется посетить нашу столицу. (Так оно и произошло - Буш приезжал и на похороны Черненко).
Я обещал Бушу доложить в Москву о его предложении.
Через неделю в Москве я при первой же встрече с министром доложил ему о предложении Буша. Громыко внимательно выслушал меня, не прерывал и не задал ни единого вопроса. Когда я закончил доклад, наступило тягостное молчание. Министр смотрел куда-то в сторону от меня и о чем-то напряженно думал. Затем, обернувшись ко мне, он сказал: "Ну, как там у вас дела на Конференции по разоружению?" Я понял, что разговор закончен.
Оказало ли американское предложение о встрече с "будущим лидером Советского Союза", сделанное в 1984 г. Дж. Бушем, какое-либо влияние на позицию самого А. Громыко? Ведь именно он предложил избрать Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачева. На этот вопрос мог бы ответить только сам Громыко. После своего ухода в отставку из МИДа, я все хотел поговорить на эту тему с Андреем Андреевичем. Да так и не получилось.
Решив предать гласности указанный эпизод, я написал об этом президенту США. Недавно пришел ответ, в котором сообщалось, что Дж. Буш не возражает против публикации.
"Аргументы и факты" N 25/91