В Сочи 23 января состоялась очередная трехсторонняя встреча президентов России, Азербайджана и Армении. Как и все предыдущие, она не принесла каких-либо значительных прорывов в процессе урегулирования затяжного нагорно-карабахского конфликта.
Руководители двух кавказских государств обратились к Москве с просьбой выступить посредником в налаживании гуманитарных связей между их странами (на сегодняшний момент такие контакты фактически полностью заморожены). Ильхам Алиев и Серж Сарксян признали также необходимость отказа от радикальных позиций и поиска путей сближения ради достижения компромиссного решения.
Все эти миротворческие заверения не мешали лидерам двух стран буквально в самый канун саммита обмениваться жесткими репликами по поводу ситуации на линии соприкосновения сторон. Впрочем, такой алгоритм действий уже привычен и для самих конфликтующих республик, и для посредников в процессе мирного урегулирования. В первую очередь, для России, которая, начиная с осени 2008 года взяла определенное лидерство в нем.
Отсюда возникает непраздный вопрос: а насколько вообще оправдан трехсторонний формат, если политический КПД от него совсем невелик?
Думается, что ответ на него целесообразно начать с рассмотрения динамики переговорного процесса за последние девять месяцев. Напомню, что предыдущая встреча трех президентов прошла в июне 2011 года в Казани. За месяц до саммита в столице Татарстана представители стран-посредников (РФ, США, Франция) сильно раскачали маятник ожиданий, выдав не вполне обоснованные авансы Баку и Еревану. Но после того, как казанская встреча не привела к каким-либо заметным сдвигам, многие политики и эксперты заговорили о кризисе самого формата переговорного процесса, и даже о неудаче российской дипломатии в целом.
Между тем, встреча в столице Татарстана показала лишь то, что этап искусственного оптимизма в нагорно-карабахском мирном процессе пройден. Нужна непростая работа по согласованию тех противоречий, которые существуют между конфликтующими сторонами по поводу так называемых "базовых принципов". История последних месяцев четко продемонстрировала искусственность противопоставления военного сценария переговорному процессу. Переговорный процесс вошел в состояние "застоя". Однако "застой" не означает автоматического возобновления войны. Понятно, что отсутствие серьезных подвижек в мирном процессе является потенциальной угрозой. Но не всякая потенциальная угроза реализуется на практике.
Таким образом, новая трехсторонняя встреча после перерыва в семь месяцев стала преодолением "казанского синдрома", то есть ничем не обоснованного оптимизма и завышенных ожиданий с последующими разочарованиями. Россия прервала затянувшуюся паузу, которая была не в ее интересах. Ведь, чем длиннее был бы перерыв между саммитами, тем больше было бы разговоров про отсутствие какой-либо миротворческой динамики. А такое положение давало возможность для дополнительной критики России за пассивность и нежелание окончательного урегулирования конфликта.
Другой вопрос, насколько такие рассуждения обоснованы. Желающих подвергнуть действия Москвы критике хватает и сейчас, как в Армении с Азербайджаном, так и в западных странах. Но встреча в Сочи, в ходе которой обе конфликтующие стороны публично выразили свой интерес к российскому посредничеству, несколько разрядила обстановку.
Тем более, что на семимесячный перерыв в переговорах пришлись серьезные изменения внутри России, которые поставили немало вопросов перед Баку и Ереваном. В сентябре 2011 года стало ясно, что Дмитрий Медведев, начиная с марта нынешнего года, уже не будет главой российского государства. Между тем, именно он был символом трехстороннего саммита и Майендорфской декларации – единственного более или менее успешного документа в ходе многолетних усилий по разрешению конфликта.
Начавшийся процесс возрождения публичной политики в России также оставил немало вопросов. Позиции правящего тандема перестали быть железобетонными, у Путина и Медведева стали появляться конкуренты. Естественно, у партнеров РФ возникают вопросы о том, насколько внешняя политика будет в ближайшее время интересна Москве. И не переключится ли все внимание Кремля и его структур на внутриполитические процессы.
Сочинский саммит показал, что интерес к мирному процессу и посредничеству Россия не утратила. И что личность главы государства не станет фактором критической важности для будущих действий Москвы на этом направлении.
Кремль продемонстрировал, что у него нет желания терять свой статус приоритетного посредника, заслуженный в течение последних трех лет. Редкий случай, когда с такой ролью соглашаются на Западе. Это согласие было в очередной раз подтверждено в ходе январского визита в США заместителя министра иностранных дел РФ Григория Карасина. В ходе этой поездки обсуждалась кооперация Москвы и Вашингтона по разрешению нагорно-карабахского и приднестровского конфликтов. Правда, иллюзий здесь быть не должно. Полного карт-бланша России ни США, ни Франция не дают. Они соглашаются лишь на российское первенство в ведении переговоров и посредничестве на основе "базовых принципов", согласованных между тремя странами – членами Минской группы ОБСЕ.
Москва не желает смены имеющегося формата мирного процесса. И сочинский саммит также подтвердил эту линию. Отсутствие же ажиотажа со стороны партнеров России по Минской группе ОБСЕ показывает, что для них сейчас на первом плане совсем другие проблемы (растущая активность Ирана, последствия ближневосточных революций и финансового кризиса).
Однако, как бы ни была важна роль российского посредничества, оно не в состоянии отменить два принципиально важных момента: готовность конфликтующих сторон к достижению реального компромисса и недостаток рычагов воздействия на Ереван и Баку. Не станет же Москва, в случае отказа от продвижения сторон к миру, осуществлять операции по принуждению к нему.
Таким образом, взоры надо обращать не только и не столько на Россию, сколько на Армению и Азербайджан, без которых конечный успех любых переговоров нереален. Ожидать же скорых подвижек со стороны Баку и Еревана не стоит. Азербайджан, став в начале 2012 года непостоянным членом Совбеза ООН, рассчитывает на заметное продвижение своих дипломатических позиций на международной арене. Такой расчет основывается не в последнюю очередь на истории выдвижения прикаспийской республики в главный орган ООН от стран Восточной Европы. В процессе борьбы за место Азербайджан выдержал непростую конкуренцию со Словенией, успешно выиграв ее. Что же касается Армении, то растущая геополитическая капитализация Ирана играет ей на руку. Тегеран не раз заявлял, что в случае недружественного поведения Азербайджана (а таковым считается любое действие, направленное на поддержку военных устремлений США и Израиля) оставляет за собой право на ответную реакцию, включая и военные действия. Все это заставит Баку, как считают в Ереване, быть сдержаннее и осторожнее.
В итоге ни региональные, ни фоновые факторы пока что не создают предпосылок для продвижения к соглашению между конфликтующими сторонами. Посредники же, не имея твердых гарантий того, что замена статус-кво другими непонятными и непредсказуемыми схемами даст позитивный результат, также осторожничают. В итоге мирный процесс идет по принципу "поспешай медленно".
Впрочем, в столь благостную картину могут вмешаться привходящие факторы. Ситуация вокруг Ирана предельно запутана и неясна. События в России также таят в себе много загадок. Как пройдут выборы, в один или в два тура? И как отреагирует на них Запад? И как на реакцию Запада ответит Москва? Вспомним, какие страсти закипели после встречи нового посла США с представителями российской оппозиции. В этой связи не исключено, что проблемы постсоветской политики будут использоваться и Москвой, и Вашингтоном (а может быть еще и Тегераном) во внутриполитических целях, то есть в целях, очень далеких от реальной ситуации в конфликтном регионе.
Сергей Маркедонов (Новая политика, Россия)
ARMENIA Today