Павел Николаевич Милюков был ученым-историком (учеником Ключевского), редактором крупнейших газет, лидером кадетской партии (партии Народной свободы), депутатом Государственной Думы, главой парламентской оппозиции (Прогрессивного блока), министром иностранных дел Временного правительства. После Октябрьской революции был активным участником белого движения, после поражения которого эмигрировал во Францию. Милюков обладал поразительной памятью – владел чуть ли не 20 языками.
Милюков много раз и подолгу бывал за границей – в США, Англии, Франции, Италии, Швейцарии, в Балканских странах, где он читал лекции о русской истории и культуре. Оттуда он вынес идею о парламентаризме и вся его общественная и политическая деятельность была направлена на введение в России демократических свобод и парламентаризма. В своих «Воспоминаниях» Милюков кроме автобиографических данных приводит много данных о событиях, свидетелем и участником которых он был, а также дает характеристики и сведения об общественных и государственных деятелях, с которыми он встречался.
Милюков отдает должное видным государственным деятелям России, как Витте и Столыпин, а про деятелей из предреволюционной «министерской чехарды» (Горемыкин, Штюрмер и др.) отзывается с долей юмора. «Я буду говорить о ней (о фигуре Витте), как я сам понимаю этого крупного деятеля. Это был редкий русский самородок – со всеми достоинствами этого типа и с большими его недостатками. Конечно, он стоял головой выше всей той правящей верхушки, сквозь которую ему приходилось пробивать свой собственный путь к действию. А действовать была главная потребность его натуры. Как всякий самородок, Витте был энциклопедистом. Он мог браться за все, учась попутно на деле и презирая книжную выправку. Со своим большим здравым смыслом он сразу отделял главное от второстепенного и шел прямо к цели, которую поставил. Он умел брать с собой все нужное, что попадалось на дороге, и отбрасывать все ему ненужное: людей, знания, чужие советы, закулисные интриги, коварство друзей, завистников и противников. Он прекрасно умел распознавать людей, нужных для данной минуты, организовать их труд, заставлять их работать для себя, для своей цели в данную минуту. Большое умение во всем этом было необходимо, потому что и дела, за которые он брался, были большого масштаба». О П.А.Столыпине Милюков пишет: «Он был, конечно, крупнее многих сановников, сидевших на его месте до и после Витте».
Интересно свидетельство Милюкова о последних днях Столыпина. «После мартовского кризиса Столыпин, по показанию Коковцова, стал «неузнаваем». Он «как-то замкнулся в себе». «Что-то в нем оборвалось, былая уверенность в себе куда-то ушла, и сам он, видимо, чувствовал, что все кругом него молчаливо или открыто, но настроены враждебно». ...не успевший выйти из залы Коковцов услышал два глухих выстрела. Убийца... Богров, полуреволюционер, полуохранник, свободно прошел к Столыпину, стоявшему у балюстрады оркестра, и также свободно выстрелил в упор. Поднялась суматоха; Столыпин, обратясь к царской ложе, с горькой улыбкой на лице, осенил ее широким жестом креста и начал опускаться в кресло».
Есть в «Воспоминаниях» интересные подробности о двух русских революциях. Относительно первой Милюков приводит данные о посылке денег на революцию из Японии, а также заявляет, что декабрьское восстание в Москве было делом рук провокаторов из охранки, с тем чтобы это еще не созревшее восстание подавить грубой силой. Относительно второй революции Милюков упоминает о немецких деньгах, причем Ленин скрывался в Разливе, так как был замешан в получении этих денег.
Есть в «Воспоминаниях» Милюкова тема угнетенных народов. Он был очень почитаем в Болгарии, на его 70 летие болгарское правительство вместе с поздравлением послало ему довольно крупную сумму (270 тысяч левов), что было большим подспорьем в его более чем скромном эмигрантском существовании. Он был другом финляндского народа. Вот как описывает сам Милюков трогательную сцену благодарности простых финских крестьян (Милюков в Фингляндии купил простую крестьянскую избу, которую он затем перестроил): «...проснувшись раз утром в своей еще не перестроенной крестьянской избе, услышал за окном пение толпы. Это крестьянские парни из соседних ферм пришли меня приветствовать домодельной серенадой, как защитника их родины... Никакие приветствия и выражения благодарности не могли бы меня так порадовать, как этот проостой отклик из недр народной массы». Интересны наблюдения Милюкова за ходом первой и второй балканских войн. «Далее произошло что-то необычайное и неожиданное. Предоставленные самим себе, балканские славяне, без помощи России и Европы, освободили себя сами от остатков турецкого ига. И притом они совершили это с такой быстротой, что Европа не успела опомниться и была поставлена перед свершившимся фактом. Ее угрозы не допустить территориальных изменений и сохранить суверенитет и неприкосновенность турецкой территории были просто отброшены в корзину истории (апрель 1912 г.)... Общественные настроения на Балканах колебались между «войной за освобождение» и «войной за завоевание». ...сторонники продолжения войны стремились довести ее до полной победы над Турцией. Было, конечно, ясно, что Фердинанд (царь Болгарии) на стороне продолжения войны и что в этом поощряют его австрийцы. Болгарские войска осаждали Адрианополь и двигались к Константинополю. Намечавшиеся разногласия между союзниками (Болгария, Сербия, Греция) наконец выходят наружу и ведут за собой трагические последствия». Нужно отметить, что этими разногласиями довольно удачно воспользовались Турция и Австро-Венгрия.
Во время одной из поездок на Балканы Милюков случайно познакомился с Талаатом. Милюков был удивлен воодушевлением народа младотурецким переворотом, у него появились сомнения в целях младотурецкого движения. «Восстание шло из Салоник, где находились главные вожди младотурок. Побывав в редакции оппозиционной турецкой газеты – где меня встретили как собрата по оружию, известного русского радикала и разговор велся в повышенном тоне – я на другой день выехал в Салоники. В отделении вагона против меня сидели два пассажира: один оказался турком, другой – болгарином. Скоро завязался оживленный разговор, который для меня послужил прекрасной интродукцией к пониманию турецкой новой эры. Турок был одет в поношенный серый костюм; но скоро я заметил, что на каждой остановке поезда его ожидали депутации, к которым он выходил для краткой беседы. Его неважный французский язык не свидетельствовал о высокой культуре, но это, очевидно, не мешало ему играть какую-то важную роль среди своих. Постепенно я узнал, что его профессия – почтовый чиновник, а имя Талаат. Это был один из главных младотурецких вождей – свой среди местного населения. Болгарин был, очевидно, членом македонского революционного движения. Он в восторженных выражениях, безоговорочно, приветствовал младотурецкий переворот. Кончены теперь наши распри: кончена борьба, мы все теперь равны, мы все – «оттоманы», равноправные граждане, без различия рас и религий! Это было для меня непривычно и неожиданно. Передо мной сидели вчерашние господин и раб, палач и жертва, и я думал про себя: куда же делись привычки векового владычества, с одной стороны, и замкнутость христианской «райи» - с другой?
Талаат расспрашивал меня о русской революции и о борьбе с самодержавием, а я его – о причинах и ходе турецкого движения... Их партия называлась «Единение и прогресс», «Иттихад ве терекки», их лозунг – единая оттоманская нация. Этот лозунг, впрочем, уже начал принимать, сколько можно было понять, узкий национальный оттенок: «Турция для турков»... Но это могло значить также: преобладание господствующей расы. И я был несколько озадачен, когда расспросы меня направились не в сторону Парижа или Петербурга, а в сторону Берлина... У него (у Хильми-паши, генерал-инспектора Македонии) интерес к Германии приобрел уже вполне устоявшийся характер... Разумеется, обо всем этом тогда можно было только догадываться; но наблюдений было достаточно, чтобы задуматься о будущем». Об усилении роли Германии в Турции Милюков свидетельствует на основании неопровержимых фактов. «Потеря русского престижа среди балканского славянства не замедлила, конечно, отразиться на нашем положении в Турции... Вильгельм решил воспользоваться моментом, чтобы взять в свои руки контроль над военной организацией Турции. Германский генерал фон дер Гольц уже состоял там в качестве инструктора турецких войск. Теперь решено было заменить его генералом Лиманом фон Сандерсом – в роли командующего первым турецким корпусом, расквартированным в Константинополе. Царь решил протестовать против этого назначения как «равносильного переходу всей власти над турецкой столицей и над проливами в руки Германии».
Есть свидетельства заинтересованности судьбой еще одного угнетенного народа – армян. Этой теме посвящены следующие строки из «Воспоминаний», которые говорят о хорошем знании жизни и судеб армянского народа.
«Фамилия бабушки по отцу – Азигильдова... осанка, бюст, даже черты лица бабушки скорее напоминали Екатерину Великую, а ее брат, пожалуй, мог сойти скорее за армянина».
«Прежде чем закончился 1913 год, мне пришлось еще раз побывать за границей – в связи с тем же вопросом об освобождении еще одной христианской народности от турецкого ига. Речь на этот раз шла об армянах. 18 ноября 1913 г. в Париже собралась конференция комитетов друзей армянского народа, чтобы обсудить проект армянских реформ и обратить внимание европейского общественного мнения на ужасное положение армянского народа. Я был там представителем русского комитета и имел для этого и принципиальные, и личные причины. Из всех кавказских народностей армяне, несмотря на жестокие обиды, наносившиеся старой русской администрацией их национальному сознанию, остались наиболее верны России. Они участвовали активно во всех русских войнах с Турцией, да это и понятно, так как в восточной половине Малоазиатского полуострова добрая половина населения была армянская и вообще христианская. Армяне были нам ближе других и в политическом отношении; армянская интеллигенция разделяла тогда в большинстве убеждения к.-д. (кадетов), и ее представители, как Аджемов, Пападжанов, даже входили в думскую фракцию, а городской голова Тифлиса, А.И.Хатисов, представлял то же направление на Кавказе. В противоположность европейским христианам Турции, турецкие армяне жили далеко от глаз Европы, и их положение было сравнительно мало известно. А между тем в течение сорока лет турки и в особенности курды, среди которых они жили, - дикая народность, жившая в примитивном быту, подобно албанцам в Европе, - систематически громили их, как бы проводя принцип, что решение армянского вопроса состоит в поголовном истреблении армян. Английские филантропы и консулы тщательно подводили цифровые итоги армянских погромов – после того как они совершались, а английское правительство, в своей политике покровительства Турции смотрело на эти погромы сквозь пальцы и тем как бы их поощряло. В последней фазе этого страдальческого пути Россия вмешалась дипломатическим путем (1912), и в 1913 г. Я был свидетелем в Константинополе разработки секретарями русского посольства проекта объединения шести вилайетов, населенных армянами (Эрзерум, Ван, Битлис, Диарбекир, Харпут и Сивас), в одну автономную провинцию. Со своей стороны армянский католикос, живший в русской Армении (Эчмиадзин), назначил особую национальную комиссию под председательством видного египетского армянина Богос-Нубара паши. Державы, в особенности Германия, вмешались, и началась обычная переделка русского проекта в духе, которого желала Турция, заговорившая опять о введении своего закона о вилайетах 1880 г. С другой стороны, представители семи держав, собравшихся в Париже 17 ноября при комитете Asie Francaise, обсуждали вопрос о давлении на Турцию путем отказа в займе. Наша конференция под председательством Богоса должна была разобраться во всем этом материале. На этой почве созрела идея о создании «Великой Армении» из шести вилайетов – за исключением северных, западных и южных отрезков, населенных по преимуществу турками. Эта идея и пропагандировалась среди прогрессивных кругов Европы.
Теперь с трудом верится в возможность защиты этого плана. Начавшаяся война с Турцией, казалось, облегчала его осуществление; но Турция предупредила его ужасным погромом 1915 г. Значительная часть армянского населения шести вилайетов была истреблена курдами; остальных – стариков, женщин и детей – турки решили выселить в Месопотамию. Дошли туда жалкие остатки; большинство перемерло в дороге от голода и утомления, болезней, южной жары и сырости. Из всего миллиона населения лишь несколько сот тысяч спаслось в пределах русской Армении. Сама идея «Великой Армении» скрестилась с претензиями великих держав на части малоазиатской территории, а исход великой войны поставил крест на армянском вопросе».
В апреле 1916 г. в составе делегации Государственной Думы Милюков побывал в Англии. В Лондоне он встретился с несколькими политическими деятелями. В числе вопросов, представляющих взаимный интерес, был затронут и армянский вопрос. «Брайс и Ноэль Бакстон устроили для меня обед, на котором главной темой был армянский вопрос, в котором оба были защитниками Армении. Принадлежа сам к таким же, я, однако, противопоставлял автономию Великой Армении под суверенитетом России их стремлениям к независимости Армении под протекторатом держав. В вопросе о территории будущей Армении я отрицал, что мы стремимся к Моссулу, и ограничивал наши стремления Диарбекиром, то есть границей гор и равнины, отстраняя Малую Армению (Киликию) и Александретту. Они знали и показали перевод моей думской речи об Армении (1916 г.)». Произошла встреча и с лордом Грэем, министром иностранных дел Англии. «В этой связи я поднял и другой деликатный вопрос – армянский. Грэй парировал мой вопрос напоминанием о моей речи в Государственной Думе, которая «вызвала здесь шум» (речь шла о Великой Армении). Он признал, что и Сазонов (министр иностранных дел России) «писал ему о своем желании аннексии», и снова повторил: «Это – дело России; мы должны сообразоваться с вашими желаниями». Но, очевидно, эта тема ему не улыбалась. На мой вопрос о границе наших сфер влияния на севере Месопотамии (я намекал на границу между горами и равниной, то есть Диарбекир) он ответил, что без карты не может высказаться».
Армен Л. Гюльбудагян, доктор физико-математических наук