Встреча между президентами Армении и Азербайджана, о необходимости которой так долго и настойчиво говорили сопредседатели Минской группы ОБСЕ, состоялась. Она прошла 16 мая 2016 года в столице Австрии и продолжалась в течение двух часов. Это событие предсказуемо оказалось в центре внимания тех, кто пристально следит за динамикой армяно-азербайджанского конфликта и геополитической ситуацией в Закавказье в целом.
Спектр оценок венской встречи чрезвычайно широк. Тут, что называется от плохо скрываемого скепсиса до надежд на скорый прорыв в разрешении застарелого конфликта. Какая же из оценок ближе к действительному положению дел? Можно ли говорить о том, что на смену военно-политической конфронтации приходят переговоры? И если да, то, как скоро конфликтующие стороны смогут достичь компромисса?
Ответы на эти вопросы целесообразно начать с нахождения той точки, в которой остановился конфликт на момент переговоров глав противостоящих друг другу стран.
Президенты Армении и Азербайджана ранее встречались неоднократно. Их высокое общение стартовало в 2008 году после того, как третий президент Армении сменил на этом посту Роберта Кочаряна. Однако венская встреча Ильхама Алиева и Сержа Саргсяна стала первой после апрельской военно-политической эскалации в Нагорном Карабахе. Чередование переговоров и инцидентов не ново для нагорно-карабахского конфликта. Так было «жарким летом» 2010 года, когда обострение ситуации произошло практически сразу же после переговоров президентов РФ, Армении и Азербайджана в Санкт-Петербурге. Схожий «маятник» наблюдался и в 2011-2012 годах, когда эскалация чередовалась с саммитами в Казани и в Сочи. В декабре прошлого года встреча Саргсяна и Алиева (она прошла в столице Швейцарии) также состоялась на фоне значительного увеличения инцидентов на линии соприкосновения сторон.
К слову сказать, резкое обострение конфликта в апреле случилось также после визита двух президентов закавказских республик в Вашингтон. И хотя «на полях» саммита по ядерной безопасности их личная встреча не состоялась, они пытались обсуждать свое видение проблемы с американской стороной. Но апрельская эскалация стала самым крупным военным столкновением между армянскими и азербайджанскими силами за 22 года с момента вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня. И хотя радикального слома существующего статус-кво не произошло, это событие не осталось бесследным.
Прежде всего, военно-политическая эскалация значительно ослабила переговорную мотивацию и у Еревана, и у Баку. Армянская сторона понесла, пусть, и незначительные, но потери. И в этой ситуации руководство республики оказалось перед непростым выбором. В условиях общественного недовольства (а оно имеется по широкому спектру вопросов, начиная от излишней уступчивости России, отсутствия зримых выгод от евразийской интеграции, особенно в сфере безопасности и заканчивая критикой военных за их просчеты) Ереван не мог вести дело, «как обычно». В противном случае это выглядело бы, фактическое согласие на внешнее давление. Понесли потери на фронте - пошли на переговоры. Но где гарантия, что такое поведение не подстегнет оппонента к новой наступательной активности? Как следствие, заявление Сержа Саргсяна о приостановке переговоров, а также активизация публичных дискуссий о признании независимости Нагорно-Карабахской республики.
Похоже, непростые дилеммы стояли и перед азербайджанским руководством. Несмотря на мизерные успехи, официальный Баку смог добиться определенных психологических профитов от апрельской эскалации. Впервые после 1994 года азербайджанские войска показали, что могут не уступать армянским силам и даже продвигаться вперед, пусть и незначительно. На фоне социально-экономических трудностей (девальвация национальной валюты, падение цен на нефть и неясные перспективы, открывающиеся с выходом Ирана на энергетические рынки) карабахские успехи заставили даже оппозиционеров на время отложить их претензии к власти. Добавим к этому фактор Анкары. У Еревана в отличие от Баку не было в апреле 2016 года такой однозначной поддержки со стороны внешних игроков, которую продемонстрировала Турция в отношении Азербайджана. И дело не в том, что президент Реджеп Эрдоган из-за кулис управлял конфликтом (как пытаются изобразить сторонники конспирологических теорий). Поддержка со стороны Анкары становилась дополнительным политическим аргументом, с помощью которого можно было усилить собственную капитализацию в разговорах, как с Москвой, так и с Вашингтоном.
Однако наряду с отсутствием мотивации к переговорам, и у Еревана, и у Баку не было возможностей полностью отринуть дипломатический формат и пойти по пути полной «разморозки» конфликта и слома статус-кво. У каждой из сторон имелись собственные ограничители для продолжения конфронтации (будь то военные возможности или социально-экономическое положение). Но нежелание наращивать спираль насилия, не в последнюю очередь, произошло из-за того, что сопредседатели Минской группы, несмотря на имеющиеся противоречия между собой (речь, конечно о конфронтации США и России), смогли добиться высокого уровня кооперации и солидарной оценки ситуации. В первую очередь здесь стоит сказать о необходимости соблюдения Соглашений о прекращении огня 1990-х годов. К слову сказать, данный тезис прозвучал и во время венских переговоров. Он был прописан и в совместном заявлении глав МИД России, США и Франции. Данный сюжет выходит за рамки собственно нагорно-карабахского конфликта, но организация встречи президентов в Вене - наглядный пример того, как может работать селективная кооперация России и Запада. В особенности тогда, когда у сторон есть воля и стремление обезопаситься от невыгодных и труднопредсказуемых сценариев. Что, естественно, не исключает ни конкуренции, ни стремления к обеспечению собственного доминирования (те же США вовсе не горят желанием исключить из своей повестки дня вопросы «энергетического плюрализма» или недопущение укрепления России, как мощного евразийского игрока). Но в данном конкретном случае Москва, Вашингтон и Париж совместно пытаются найти способы для купирования военно-политической эскалации. Важный итог венской встречи!
«Для того, чтобы снизить риск дальнейшего насилия, они (президенты Алиев и Саргсян - С.М.) договорились завершить в кратчайшие сроки механизмы ОБСЕ по проведению расследований (внедрение механизмов). Президенты также договорились усилить возможности офиса личного представителя действующего председателя ОБСЕ. И, наконец, они договорились продолжить обмен данными о пропавших без вести лицах под эгидой Международного комитета Красного креста…», - говорится в совместном заявлении глав МИД стран - сопредседателей Минской группы ОБСЕ (полную версию см.: http://www.osce.org/mg/240316). Но самое главное - это некий «крючок», заброшенный в будущее. Ильхам Алиев и Серж Саргсян достигли договоренности о следующем раунде переговоров. То есть, дипломатический формат, скорее всего, будет продолжен.
Можно ли говорить о прорыве? Если понимать под этим достижение юридически обязывающих соглашений, то, естественно, к этой цели стороны даже близко не подошли. И даже промежуточные результаты не кажутся очевидными. Однако, если отказаться от максималистских оценок, то мы можем констатировать, что, мирный процесс продемонстрировал некоторое «возвратное движение». И это, пожалуй, главный итог венской встречи Алиева и Саркисяна.
Впрочем, никто не даст никаких гарантий, что маятник не качнется в другую сторону. Это не означает скатывания ситуации к новой войне. Речь, прежде всего, о трудностях в достижении всеобъемлющих компромиссов. И вопрос здесь не только в некоем радикализме президентов, но в настрое двух обществ. На сегодня сами общества настроены в отношении урегулирования конфликта едва ли не более жестко, чем политэлиты. И иллюзий по поводу быстрого «перезапуска» этих умонастроений быть не должно. Можно много спорить об ответственности государств за радикализм собственных граждан, но он в настоящее время налицо, не считаться с этим фактором, как минимум, наивно, а как максимум контрпродуктивно.
И в данной ситуации одно только сохранение переговоров - уже благо. Оговорюсь сразу, обе стороны имеют разный интерес к мирному процессу. Для Армении намного более важны переговоры ради переговоров. У Азербайджана, как у стороны, проигравшей в 1994 году, нетерпимое отношение к нынешнему статус-кво. И после апрельских событий Баку почувствовал драйв и вкус к победам. Однако руководство прикаспийской республики не может не понимать, что донбасско-украинский алгоритм к карабахской истории применен не будет, и она не получит однозначной поддержки ни у Запада, ни у России. Плюс активизация военного взаимодействия с Анкарой ради радикальной перекройки карабахской карты усложняет и запутывает конфликт донельзя, не улучшая отношений ни с РФ, ни с Западом, не говоря уже об Иране. Отсюда, стремление не уйти от переговоров слишком далеко, остаться за столом, даже имея интерес к наращиванию силового давления на оппонента с целью принудить его к уступкам.
Таким образом, у конфликтующих сторон имеется некий минимум готовности к продолжению диалога, но без отказа от максималистских программ. Но политика, как известно, искусство возможного. И этой возможностью не стоит пренебрегать странам-посредникам.
Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета