Насколько правомерно вообще говорить о существовании некой зарубежной разведывательной сети, выполняющей в 1720-х гг. поручения руководства армянских вооруженных сил, сконцентрированных в Арцахе и Сюнике? И если на то имеются документальные исторические свидетельства (а они имеются!), то кто и когда создал эту армянскую внешнюю разведку? Кому она подчинялась на разных этапах своего развития? В каких государствах, регионах и городах она действовала? Каковы были поставленные перед ней задачи до начала восстания (1722 г.) и после этого? Какие тайные операции она сумела с успехом реализовать, а в каких потерпела неудачу? Известны ли нам имена хотя бы нескольких армянских разведчиков, действовавших в эти годы? Это лишь некоторые из вопросов, которые я более детально рассматриваю в готовящемся к изданию отдельном научном исследовании. В данной же газетной публикации деятельность армянской разведки в 1720-х гг. обрисована лишь в общих чертах, а также вкратце представлена ее мощная резидентура в городе Каменец-Подольск Речи Посполитой.
Но вначале напомним об исторической ситуации. Как уже было отмечено в ряде моих публикаций, восточноармянским повстанческим силам удалось прочно взять под свой контроль Арцах (Карабах) и Сюник (Капан). Попытки расширить ареал армянской военно-политической власти, в частности, по нахичеванскому и ереванскому направлениям, не увенчались успехом по целому ряду причин, но в основном из-за начавшегося в 1723 г. османского вторжения в Иран, в том числе в Восточную Армению и Закавказье. Однако армиям Османской империи так и не удалось овладеть этими армянскими самоуправляемыми провинциями, несмотря на установление глухой блокады и крупные военные кампании, предпринятые против них в течение всего своего оккупационного пребывания в регионе, т.е. вплоть до 1735 г.
В течение предшествовавших 1722 году (как минимум) двух десятилетий руководство армянского подпольного сопротивления провело огромную подготовительную работу, в том числе создав международную сеть тайных агентов, действовавших в Сефевидском Иране, в Османской империи, Европе и России. Хотя есть определенные основания полагать, что эта работа была инициирована еще во второй половине 17-го века, однако целеустремленно и энергично она начала вестись после возвращения Исраела Ори из Европы в Восточную Армению и задействования представленных им конкретных программ освобождения (1699-1701 гг.). После этого и до 1722 г. все нити армянских тайных операций на родине и за рубежом сходились, в конечном счете, на центральные фигуры национального подполья - Исраела Ори (убит в Астрахани в 1711 г.), гандзасарского католикоса Есаи Гасан-Джалаляна (умер в Арцахе в 1728 г.) и ставшего после смерти Ори полномочным представителем армянского освободительного движения в России Минаса вардапета Тиграняна (умер в Москве в 1740 г.).
Рассматривая поставленные вопросы, следует иметь в виду одно существеннейшее обстоятельство. Поскольку армянское освободительное движение 1720-х гг. не достигло своей первоначальной цели - освобождения из-под ига Сефевидской Персии и (при первой же возможности) Османской империи, то огромная часть информации о его истории, важнейших событиях, руководящих деятелях и рядовых участниках по соображениям безопасности была своевременно ликвидирована еще самими армянами-современниками. Причем уже тогда строже всего охранялась и в первую очередь уничтожалась, естественно, информация, относящаяся к разведывательным и иным тайным операциям, которые осуществлялись армянскими силами на территориях противника и третьих государств.
Армянскому подпольному сопротивлению приходилось работать в чрезвычайно опасных условиях - под неусыпным наблюдением со стороны охранки иранских и османских властей и их местных приспешников. Так, например, еще задолго до открытого вооруженного выступления в 1722 г., в адресованном царю Петру I письме от 27 мая 1703 г. армянские мелики отмечали, что они «окружены шпионами неверных». Именно поэтому в цитируемом ниже отрывке из письма одного из руководителей армянского сопротивления, гандзасарского католикоса Есаи Гасан Джалаляна неоднократно подчеркивается необходимость соблюдения строжайшей конспирации (письмо написано на имя Минаса вардапета Тиграняна 24 сентября 1718 г., т.е. за четыре года до начала восстания):
«… все, как малые, так и большие, упадшаго народа християне армянские желают свободы…, а оных сколько есть силы, все в готовности обретаются и ожидают видеть тот день, в которой бы новую издавна желаемую свободу от всего сердца получить!
…о прочем Айваз вам словесно донесет… И хотели бы мы писать плодовитое письмо, но от страху не посмели, для многих случаев, а сие писали по многому прошению Айваза, которому по присяге его поверя, дело вкратце означили. …ежели о сих письмах… из нашего народу или какой злой человек, или шпион приметит или услышит, то знайте, что уже нам конец будет, а сей дом до основания разорится. Того ради вы извольте, очи свои разумно отворив, управлять и наше секретное дело крепко содержать, чтоб никому было явно и, паки повторяю, дабы не было известно; а и вы знаете, что наших врагов везде есть в готовности много. Еще потдверждаю вам, вартапед, что ежели о сих письмах узнают, то нас погубят. Но вы делайте дело так, чтоб и по нашей смерти не знатно было».
Любопытно заметить, что этот последний наказ Есаи Гасан-Джалаляна Минас Тигранян выполнял безупречно, до конца своей жизни. Так, за несколько недель до своей кончины он категорически отказался раскрыть содержание написанного на персидском (?) языке документа русским чиновникам, которые по этому поводу писали: «Лист писанной персицким письмом на большой бумаге лощенной, а о каком деле оной писан, о том он, Вартапед, не объявил, а сказал, что о деле писанном в том, никому партикулярным знать не подлежит».
Тем не менее, несмотря на все предосторожности, где-то в 1720-м г. произошла серьезная утечка информации, приведшая, возможно, к провалу некоторых агентов и операций. Об этом свидетельствуют, в частности, следующие слова одного из старых подпольщиков в адресованном Минасу вардапету письме (1725 г.): «Святой отец! Сейчас уже везде стало известно о нашем деле. Столько лет никто не знал о целях твоей деятельности, а также о том, зачем ты там живешь. Сейчас вот уже пять лет, как наше дело стало известным всем предателям…».
Однако условия работы с зарубежной армянской агентурой претерпели серьезнейшие потрясения и изменения в 1722-1724 гг.
Во-первых, до этого глубоко законспирированное армянское сопротивление, внезапно вылившись в народную национально-освободительную войну, привело на военно-политическую арену новых лидеров, многие из которых до этого не имели какой-либо связи с армянским подпольем и тем более с его находящимися за рубежом агентами. Это создавало понятные сложности как в отношениях между «старой гвардией» и новыми бойцами, так и в управлении внешней разведкой. В этом плане армянские разведчики, до 1722 г. имевшие дело с централизованным руководством национального подполья, оказались в довольно затруднительном положении. К тому же, в 1722-1735 гг., из-за чрезвычайно ухудшившейся стратегической ситуации, не удалось создать единое оперативное командование всеми арцахскими и сюникскими войсками, которое могло бы взять на себя, кроме всего прочего, эффективное руководство и координацию уже имеющейся в наличии зарубежной агентуры. Но работа с ней все же продолжала вестись и порою, как ниже будет показано, весьма результативно. Представляется, что пошатнувшееся положение и влияние католикоса Есаи Гасан-Джалаляна в политическом руководстве арцахских сил во многом было удержано, в частности, благодаря его авторитету и давнишним связям с зарубежной армянской агентурой, в создании которой он принимал непосредственное личное участие. Из бывших руководителей сопротивления, находящихся в восставшем Арцахе и Сюнике, он был старейшим и самым высокопоставленным. Поэтому именно ему, их бывшему руководителю («шефу»), разведчики и могли больше всего доверять: они могли смело продолжать работу с ним или же с рекомендованными им лицами.
Во-вторых, османское вторжение и отказ Петра Первого сдержать свое обещание и углубиться с русской армией на территорию Закавказья привели к блокаде армянских сил в Арцахе и Сюнике. Тем самым постоянная и надежная связь с находящимися далеко от Родины агентами армянского сопротивления была сильнейшим образом подорвана. Самым доступным и верным связующим звеном между армянскими войсками и их старыми и новыми тайными агентами, находившимися в России, Европе и даже в Османской империи, оставался, пожалуй, Минас Тигранян, официально представлявший в России интересы восставшего армянства. К нему стекались разведывательные донесения и сводки о военно-политическом положении в Закавказье, Иране, Османской империи, а также о работе зарубежной армянской агентуры. Тем же разведчикам, кто подолгу или навсегда оказался в условиях полного отсутствия связи и прямых указаний из «центра», пришлось действовать по своему усмотрению. При этом, некоторые наиболее подготовленные и опытные деятели, в 1722 г. работавшие за рубежом, впоследствии так и не смогли вернуться на родину и принять непосредственное участие в развернувшейся там освободительной войне.
Дошедшие до нас данные об армянской войне 1720-х гг. уцелели в основном благодаря нескольким ценнейшим историографическим памятникам, а также той довольно обширной тайной переписке, которую вели предводители восставшего армянства с официальными властями России, Ватикана, Священной Римской империи германской нации, германского княжества Пфальц, Речи Посполитой, и которая сохранилась в иностранных государственных исторических архивах. В тех же архивах сохранилась часть тайной корреспонденции между самими армянскими деятелями.
Сопоставление и анализ этих отрывочных, разноязычных, разнотипных и рассеянных сведений, хотя и крайне затруднительны, тем не менее позволяют с уверенностью заключить, что в указанный период освободительной войны руководству армянских вооруженных сил приходилось часто прибегать к тайным операциям, в числе которых были:
1. Установление и поддержание секретной связи с различного типа зарубежными инстанциями и контактами, в том числе:
1.1. с командованием русских войск в Прикаспийском регионе, а через них иногда и напрямую с С.-Петербургом и Москвой;
1.2. с шахом Тахмаспом II, нашедшим пристанище во главе небольших персидских сил в северном Иране;
1.3. с находящимся в России вышеупомянутым Минасом Тиграняном;
1.4. с глубоко законспирированными агентами армянского освободительного движения, находившимися в Западной Армении, в Крыму, в Иране, в Речи Посполитой и в некоторых других европейских государствах, а также на оккупированных османцами территориях Закавказья и северного Ирана;
1.5. с ассирийцами и некими курдскими (вероятнее всего - езидскими) аширетами, проживающими в Западной Армении.
2. Тайная организация мобилизации армянской молодежи за пределами территории, находившейся под контролем армянских вооруженных сил, в том числе в Восточной и Западной Армении, в армянских колониях Крыма, Речи Посполитой, Венгрии, Валахии, возможно и в других местах компактного проживания армян.
3. Тайное направление на военную учебу армянской молодежи. Есть все основания полагать, что в 1720-е гг. часть тайно мобилизуемой за рубежом армянской молодежи была до этого направлена из Армении и местных армянских колоний на прохождение военного обучения (желательным считалось - европейское), с самого начала зная о его настоящей цели - предстоящей отправке в Армению для принятия участия в освободительных боях.
4. Тайная переброска в Армению мобилизованных за рубежом армянских отрядов.
5. Секретный сбор и анализ информации военно-политического, экономического и демографического характера, включая добывание сведений о местах дислокации, количестве, вооружении, продовольственном обеспечении, родах войск и морально-психологическом состоянии противника, а также о международной и региональной политической ситуации.
6. Тайная покупка и перевозка оружия, боеприпасов, боевых знамен (об этом см. мою статью «Aрмянскиe боевыe знамена и русско-турецкий дипломатический инцидент 26 июля 1730 года», «Собеседник Армении», № 205), денег, паспортов и других необходимых средств и предметов в Армянскую Армию (или, как еще тогда называли, Армянское Собрание или Армянские Сагнаки), т.е. державшим круговую оборону в Арцахе и Сюнике армянским войскам.
А теперь перейдем к представлению конкретных исторических фактов.
Информация, интересующая армянскую разведку
Среди сохранившихся архивных документов имеются многочисленные донесения и сводки, составленные армянскими разведчиками или же на основании полученных от них сведений. Чтобы дать читателю хоть какое-то представление об их содержании, стиле и круге интересов, кратко перечислим те вопросы, которые освещались, например, в донесении Минаса Тиграняна от 9 декабря 1722 г. Петру I о событиях в Персии (эти сведения были собраны двумя «легальными разведчиками» - армянами, в сентябре 1722 г. специально посланными Минасом из России в Тифлис в составе русской миссии во главе с И. А. Толстым):
- Ситуация, царящая в столице Ирана Исфахане и других городах в связи с афганским нашествием: «на столице шаховой сидит Мервеизов сын (имеется в виду командующий афганскими войсками Мир-Махмуд.- А.А.), а сам шах сидит за караулом, а шахов сын в Казбине».
- Численность армянских войск в Восточной Армении и места их дислокации: «арменского войска напред сего было двадцать тысящ, а нынече в собрании тридцать тысяч есть… Арарат, Кохтан кавар, Капан,- и в тех местах стоят они в готовности».
- Достоверное раннее предупреждение об угрозе османского вторжения и стягивании османской армии к границам персидской Армении: «а Палестина та (здесь подразумевается Св. Эчмиадзин и вся Ереванская провинция.- А.А.) от турскаго рубежа близко, о том оне велми опасны… турки пришли на самой рубеж от Карса и от Арзрума».
- Тяжелое положение Св. Эчмиадзина и временный арест эчмиадзинского католикоса Аствацатура I персидскими властями, которые обвинили его в пособничестве армянским повстанцам.
- Напряженные отношения между владетелями (царями) Картли и Кахети - Вахтангом VI и Мехметом-кули ханом (Константином) и попытки примирения.
- Письменный протест и предупреждение от командующего османской армией Вахтангу, с требованием объяснения его поведения по отношению к персидскому шаху и посланное в связи с прорусским настроем, мобилизацией и активностью армянских и грузинских (картлийских) войск.
- Выходящая из под контроля общая ситуация с безопасностью в Персии: «а нынче в персидской земле везде по дорогам проезд велми страшен».
- Слух о возможности соединения весной 1723 г. афганских войск с кавказскими горцами на основе общей конфессии - суннизма.
Этот широкий тематический охват вопросов красноречиво свидетельствует о том, что как руководство, так и разведсеть армянского сопротивления проявляли довольно профессиональный подход к информационной составляющей разведки.
Судьба армянской разведсети в Тавризе
Тайная покупка и перевозка оружия и боеприпасов в Арцах и Сюник имела место, по всей видимости, еще до 1722 г. Об интересе Исраела Ори к приобретению новейшего оружия мы поговорим чуть позже, но о налаженной им перевозке оружия из Шемахи в Карабах писал (к сожалению, без ссылки на использованный первоисточник) известный советский историк В. П. Лысцов.
Однако имеется ценнейшее конкретное свидетельство о том, что тайная перевозка оружия и боеприпасов в Арцах и Сюник продолжалась и после 1722 г. Посланный русским командованием с разведывательной миссией в северный Иран некий Апел, «акулиской житель армянин», вернувшись в Баку, 16 июня 1724 г., в частности докладывал: «Был он в Теврисе апреля месяца (1724 г.) в последних числях, и до прибытия ево в Теврис 30 человек армян Хапанских по указу шахову казнили, понеже оные свинец и порох покупали и возили в Хапан».
Речь фактически идет о раскрытии армянской разведсети, действовавшей в тылу врага, в Тавризе, где со второй половины 1722 г. чаще всего находились штаб войск шаха Тахмаспа II, как и он сам лично. Такую крупную сеть «разведчиков-нелегалов» (30 человек капанцев!) невозможно было создать в 1724 г.- спустя два года после начала армянского восстания, в период самого разгара военных действий между персидскими и армянскими войсками в Сюнике (Хапане). Следовательно, сеть была создана намного раньше, еще до 1722 г., и успела провести ряд успешных операций, в том числе и по тайному снабжению сюникских армянских войск оружием и боеприпасами. Отличная вооруженность последних огнестрельным оружием в 1720-е гг. была, возможно, во многом делом рук именно тавризской резидентуры армянского сопротивления (см. также статью «Огнестрельное оружие армянской армии Арцаха в 1720 х гг.», «Собеседник Армении», №155). Сама покупка и перевозка оружия в Капан предполагала сложную цепочку секретных действий, начиная с поддержания, по мере возможного, стабильной связи между тавризской резидентурой и «Центром» в Капане, нахождения необходимых финансовых средств, а также надежных продавцов и посредников, временного складирования купленного товара в Тавризе, и кончая транспортировкой жизненно важного груза через враждебную территорию в Капан - в действующие войска Давид-бека. Цепочка эта вряд ли замыкалась на один только Тавриз и до 1722 г. (год оккупации Исфахана афганами) доходила, по всей вероятности, до Новой Джуги (Джульфа) - пригорода Исфахана, являвшегося центром армянского капитала и крупнейших торговых компаний в Иране. В критические дни афганского наступления на Исфахан оказалось, что джугинцы имели целый арсенал новейшего оружия. 20 февраля 1722 г., по приказу шаха, они выставили «300 здоровых молодых армян, хорошо вооружили их ружьями, пистолетами, саблями, щитами и кинжалами, и отправили их охранять шахский дворец. Ружья и пистолеты были все английской и голландской работы». Если же еще принять во внимание, что некоторые из джугинских коммерсантов являлись активными деятелями освободительного движения начала XVIII в., то сотрудничество между тавризской и джугинской резидентурами армянской разведки в вопросе тайной транспортировки оружия в Сюник и Арцах можно считать почти что само собой разумеющимся.
«Крот» в свите шаха
Между тем есть основания считать, что часть руководства тавризской резидентуры все-таки выжила. В тот самый момент, когда в Тавризе казнили 30 капанских армян, одним из самых высокопоставленных военачальников в свите шаха Тахмаспа II был Парсадан-бек, тифлисский армянин, который, по сообщению того же Апела, «в шахове службе в чину гедалибек обретается». Но кем был Парсадан-бек? Из совершенно других первоисточников нам становится известно, что в 1718 г. тот же Парсадан-бек по поручению Вахтангa VI в Исфахане, Реште и Шемахе вел сверхсекретные переговоры с посланником Петра I в Иране Артемием Петровичем Волынским об освобождении Восточной Армении и Грузии от персидского ига. Двое из сыновей Парсадана, Рафаил-бек и Таги-бек, в апреле 1724 г. находились при нем в качестве офицеров, но в конце того же года решили вырваться и присоединится к армянским отрядам, находящимся в составе русского военного контингента в прикаспийском регионе и создать там «Грузинский эскадрон», состоящий, между прочим, в своем абсолютном большинстве из грузинских армян (которых называли «грузинцами»). Третий же его сын, Абдулмасех, в качестве военачальника с 1722 г. сражался под началом Давид-бека в Капане сначала против персов, а затем турок, и погиб где-то между 1726 и 1728 годами в сражении у села Хоти и там же был похоронен. Но самым поразительным фактом является то, что Парсадан-бек был тестем предводителя капанских повстанцев - легендарного Давид-бека! Другими словами, не только сам Парсадан-бек, но и вся его семья полностью и бесповоротно избрали путь освободительной борьбы.
Из сказанного становится ясно, что, являясь лицом, особо приближенным к шаху, Парсадан-бек был на самом деле, по современной терминологии, «кротом» (т.е. высокопоставленным агентом во вражеских госструктурах или вооруженных силах), оставленным армянской разведкой в Иране. Вместе с шахом долгое время находясь в Тавризе - вблизи Арцаха и Сюника, он несомненно продолжал сотрудничать с армянскими повстанцами и снабжать их ценной информацией. В лагере Тахмаспа II Парсадан-бек был oдновременно и агентом влияния национально-освободительного движения, тайно способствовавшим продвижению армянских интересов. Кроме того, его нахождение при шахе Тахмаспе позволяло армянам, находящимся за пределами Сюника и Арцаха - под властью персидских ханов, выглядеть законопослушными подданными, утверждая, что не все армяне являются взявшими в руки оружие повстанцами, а есть и такие, как Парсадан-бек - верные солдаты шаха. В эти годы Парсадан-бек был одним из очень немногих, к кому армяне могли обращаться с просьбой о заступничестве. По крайней мере, однажды, летом 1723 г., Парсадан-бек открыто вступился в защиту армянского населения Еревана, подвергаемого настоящему террору со стороны персидских властей. По синхронному сообщению одного из достоверных первоисточников: «персияне угнетают ереванских армян и разоряют монастыри. Эти армяне подали жалобу Парсадан-беку о своей тяжкой участи, и просили его позаботиться о них. Парсадан-бек доложил об этом Шаху, и выхлопотав у него грамоту, отправил ее в Ереван. По ней предписывалось начальствующим лицам не трогать более армян».
По своему официальному положению, Парсадан-бек должен был быть одним из руководителей тавризской армянской резидентуры. Но то, что его персона и высокий пост никак не были скомпрометированы даже после крупнейшего провала армянской разведсети в Тавризе, и он продолжал находиться в ближайшем окружении шаха и пользоваться его полным доверием, свидетельствует как о высоком профессионализме самого Парсадан-бека как разведчика, так и о грамотном построении принципов глубокой конспирации в работе с этим ценнейшим кадром со стороны армянской разведки в целом.
Чтобы лучше прояснить ситуацию, следует ответить на один дополнительный вопрос. Разумеется, шах Тахмасп не знал о секретных переговорах, которые Парсадан-бек вел с русским послом А. Волынским в 1718 г. Но неужели Тахмасп не был в курсе и того, что Давид-бек был зятем Парсадан-бека? Тут возможны два варианта. Вариант первый и более вероятный: исходя из особенностей чрезвычайной ситуации, женитьба Давид-бека с дочерью Парсадан-бека не была разглашена и оставалась тайной (мы не знаем, с какой именно из двух сестер женился Давид-бек - Уснибер либо Алами-султан?). Если учесть, что теща и свояченица Давид-бека (жена и одна из дочерей Парсадан-бека) оставались в оккупированном османскими войсками Тифлисе, там же умерли и были похоронены, то этот вариант выглядит еще более вероятным, так как, по имеющимся у нас данным, они умерли естественной смертью. Это означает, что османские власти так и не узнали об их ближайшей родственной связи с Давид-беком, не то непременно подвергли бы их самому зверскому обращению. Рассмотрим и второй вариант, менее вероятный, но вполне возможный: шах знал о родственных отношениях между Давид-беком и Парсадан-беком, но продолжал доверять последнему, исходя из его больших заслуг перед короной и лично им в этот критически тяжелый для Сефевидов период. Разведчик Апел сообщал, что в личной гвардии шаха самым элитным («лутчим войском») считались несколько подразделений и прежде всего отряд из 300 «грузинцов» (грузин и грузинских армян) и 25 «дербенцов», причем их командиром (юзбаши) был армянин. Так вот, шаху Тахмаспу, оказавшемуся в крайне незавидном положении, эти отборные воины и, естественно, стоящий над ними всеми и пользующийся их любовью и уважением многоопытный гедалибек Парсадан были нужны как воздух. С другой стороны, Парсадан-бек нужен был Тахмаспу с тем, чтобы окончательно не потерять доверия армянства, составляющего значительную часть населения Ирана, и даже, быть может, для возможного в будущем установления контактов с новосозданными боеспособными армянскими вооруженными силами, которые вскоре могли ему пригодиться для совместной борьбы против вторгшихся в пределы его державы османских армий. И в самом деле, через несколько месяцев, а точнее с июля-августа 1724 г. шах Тахмасп II начал наводить мосты с капанским армянским воинством, а через три года, в 1727 г. на той же антитурецкой почве, произошло его полное примирение с Давид-беком. Тахмасп признал Давид-бека властителем Капана, главнокомандующим всеми армянскими и проперсидскими силами в сопредельных районах и даже дал ему право чеканить собственную монету. Парсадан-бек вряд ли уже сыграл роль посредника в этих последних событиях, так как его, по всей вероятности, уже не было в живых. Мы знаем, что он скончался и был похоронен в Ардебиле. И хотя первоисточник не указывает дату его кончины, однако бегство Рафаила-бека и Таги-бека из Ирана и их переход из иранской в русскую службу в конце 1724 г. подсказывает, что смерть Парсадан-бека случилась до этого. Невозможно себе представить, чтобы сыновья оставили отца одного в Иране, что было бы равнозначно его смертному приговору. Таким образом, на сегодня невозможно однозначно утверждать, какой именно из указанных выше двух вариантов соответствует исторической действительности. Однако в любом случае возымело свое действие и то, что Парсадан-бек, естественно, и сам публично отмежевывался от освободительных устремлений армян и представлял себя ярым сторонником шахской власти, и бесспорно делал это мастерски и убедительно.
Возвращаясь к истории посланного русскими в Иран разведчика Апеля, нетрудно заметить, что он сразу же удобно пристроился к Парсадан-беку и далее вместе с ним, почти в полной безопасности, сопровождал шаха Тахмаспа из Тавриза в Ардебиль («за шахом следовал при Парсадим бекове»), при этом получив доступ к самой свежей и достоверной информации. Ясно, что Апел знал о подлинной миссии Парсадан-бека, как и Парсадан знал о настоящей идентичности Апеля. Но связующим звеном, выведшим последнего на Парсадан-бека и состыковавшим их, была армянская, а не русская разведка, у которой тогда никакой агентуры в Иране еще не имелось. Из анализа доклада Апеля русскому командованию можно сделать вывод о том, что русские может и не сообщили ему об имевших место в 1718 г. секретных переговорах с Парсадан-беком, хотя он мог знать об этом из армяно-грузинских источников. Но, что более интересно, Апел ни словом не обмолвился о причастности Парсадан-бека к армянским повстанческим силам, полностью промолчал о его сыновьях и прославленном зяте, а также о том, как и почему вообще он оказался «при Парсадим бекове». Из всего этого можно заключить, что весной 1724 г. автономность действий армянской разведки - параллельно с самостоятельным существованием армянских вооруженных сил в Сюнике и Арцахе - сохранялась. Апел и его армянские начальники не захотели раскрыть перед русскими секретную деятельность Парсадан-бека, чтобы никоим нечаянным образом вдруг не поспособствовать постоянно грозящему ему разоблачению в шахском штабе.
О субординации и конспирации в армянской разведке
Вплоть до конца 1720-х гг. восставшее армянство со дня на день ожидало начала наступления русской армии и еe соединения с армянскими войсками, сконцентрированными в Арцахе и Сюнике. В этот период разведчики-армяне наподобие вышеупомянутого Апеля работали по заданию русского командования лишь «по совместительству», исходя из интересов армянского освободительного движения и параллельнo выполняя поручения его руководителей. Так же поступали и командиры первых армянских отрядов, сформированных и вошедших в состав русского прикаспийского военного контингента на добровольной основе. Знаменательно, что один из этих отрядов весьма характерно назывался «разведывательным». Первый командир Армянского эскадрона Петрос ди Саргис Гиланенц, отправил свой журнал разведсводок, записанных от 20 февраля 1722 г. по 21 августа 1723 г., как Минасу Тиграняну - на армянском языке, так и после перевода на русский - бригадиру В. Я. Левашову, командующему русским войском в Гиляне. Однако своим непосредственным начальником Гиланенц считал именно Минаса вардапета («Вы отправили нас сюда... В настоящее время, Вы - наш начальник...»). В то же время он намекал, что и над Минасом есть армянское начальство: «Говорят, что начальники наши писали Вашей милости и [астраханскому] губернатору Артемию Петровичу - поскорее воротить назад Айваза». В данном случае под «нашими начальниками» подразумевались, несомненно, гандзасарский католикос Есаи Гасан-Джалалян и высшее военное командование Армянского войска в Арцахе и Сюнике.
В этой связи важно также заметить, что выработанные годами подпольной работы принципы конспирации, субординации и дисциплины соблюдались в отношениях даже между самыми старыми и преданными членами армянской тайной организации. Например, в 1723 г. Петрос Гиланенц, уже будучи командиром Армянского эскадрона, т.е.- одним из самых высокопоставленных по чину армян в России, находясь за тысячу миль от Москвы, в Гиляне, не осмеливался открыть посланные Минасом вардапетом запечатанные письма с конфиденциальным содержанием и писал ему по этому поводу: «Письма, которые Вы передали мне, я еще не отправлял и храню у себя, ибо я нахожусь в нерешительности: послать? Дороги все закрыты, а у армян врагов много. Но ведь их нельзя не послать! Вы поручили мне письма запечатанными. Сколько раз просил я у Вас разрешения открыть эти письма, копии с них отправить по назначению, а оригиналы оставить у себя на тот случай, что, если, не дай Бог, пропадут одни, останутся другие. Вы же до сих пор не дали мне никакого ответа».
О кадровом отборе в армянской разведке
В том же письме Гиланенц обращает внимание на необходимость пополнения армянской разведки новыми, одаренными кадрами: «Ваше преподобие, сделай милость, прошу тебя: поскорее похлопочи по делам Айваза и отправь его к нам, чтоб он не обманул доверия здешних начальников, что ни ему, ни нам не послужит в пользу. Когда, милостью Божиею, г-ин Айваз отправится в путь, пришли с ним нескольких расторопных юношей. У нас не мало молодых людей, да к делу не годятся. Из тех же, кто обещал наняться к Айвазу, никто не подходит к специфике нашего дела, о чем он сам доложит Вашей милости». Анализируя эти скудные слова о неких молодых людях, действиями которых должен был руководить Айваз (или как его неоднократно с почтением называет Гиланенц - «г-ин Айваз»), и сопоставляя их с имеющимися у нас общими сведениями, можно с достаточной долей достоверности сделать сразу несколько важных выводов.
Во-первых, под «спецификой» их общего дела Гиланенц однозначно подразумевал не что иное, как армянскую разведку.
Во-вторых, Айваз, по всей вероятности, обещал русскому командованию организовать разведывательные миссии в тыл противника, поэтому Гиланенц беспокоился о его скором возврате, «чтобы не обмануть доверия здешних начальников».
В-третьих, Айваз не только лично был одним из самых старых доверенных лиц и курьеров армянского освободительного движения (вместе со своими двумя братьями, он выполнял важные разведывательные поручения еще самого Исраела Ори), но, судя по всему, и первым начальником его секретной курьерской службы, которая обеспечивала связь между разбросанной по разным странам армянской резидентурой и головным «Центром» сопротивления, находящимся в Гандзасаре, а также с его ответвлениями в Сюнике, Св. Эчмиадзине, Ереване, Тифлисе и Москве. Опаснейшая курьерская служба, как хронологически, так и функционально, являлась первоэлементом и костяком армянской агентурно-оперативной разведки, по современной терминологии - ее «главным управлением». Мы поименно знаем нескольких курьеров армянского сопротивления - разносчиков секретной почты, тех, кто были «в переводе сигнатских и протчих армянских писем». Это Айваз, Авет Тасалмов, Погос Зененц, Яков Каспаров и другие. Причем самые секретные приказы и наиболее важные конкретные сведения им поручалось доставлять адресату не в письменной, а в устной форме. Как писал, например, Минасу вардапету католикос Есаи в 1718 г.- «…о прочем Айваз вам словесно донесет…». То же самое писал Минасу и Гиланенц в 1723 г.- «Все подробно узнаешь от г-на Айваза».
В-четвертых, существовала некая система отбора кадров и их обучения разведывательному делу - своего рода «разведшкола», во главе которой, стоял тот же Айваз, по крайней мере, до 1724 г., после чего следы его теряются. Фактически Айваз одновременно ведал курьерской службой, агентурной разведкой и подготовкой кадров. Подобная централизация руководства оперативной работой в армянской разведке была полностью оправданной с точки зрения соблюдения глубочайшей конспирации, а также острого недостатка в профессиональных, организационных и финансовых ресурсах. Айваз, несомненно, имел своих помощников («штат сотрудников»): мы точно знаем о двух из них - его братьях, которые вместе с ним, по поручению еще Исраела Ори, были посланы в Терек в 1706 или 1707 г.- «для известия о состоянии горских народов». Вовсе не случайно, что в один из критических моментов, летом 1723 г., когда армяне очень надеялись (к сожалению - напрасно) на ввод русских войск в Шемаху, братья Айваза находились в этом стратегически важном городе - прямо посередине между русскими и армянскими войсками. Большое значение Шемахи подчеркивали все армянские лидеры, начиная еще с Исраела Ори, который образно выразился так: «тут первой ключ и вход в Армянскую землю». Так вот, братья Айваза, хоть и в тяжелых условиях («в крайней бедности») и, по всей вероятности, в нелегальном положении, все-таки оставались там, выполняя разного рода разведывательные задачи.
О присяге и смене имен армянских разведчиков
Члены армянской тайной организации, в том числе и разведчики, давали присягу - официальную и торжественную клятву на верность делу освобождения Армении. Эта интереснейшая деталь отмечена в следующем отрывке из ранее по другому поводу уже процитированного письма (от 24 сентября 1718 г.) Есаи Гасан-Джалаляна на имя Минаса Тиграняна: «И хотели бы мы писать плодовитое письмо, но от страху не посмели, для многих случаев, а сие писали по многому прошению Айваза, которому по присяге его поверя, дело вкратце означили». Ясно, что католикос Есаи придавал огромную ценность военной присяге. Но кто принимал присягу Айваза? Где и когда он ее давал? Какова была церемония ее принятия? На эти вопросы можно ответить лишь предположительно. Однако если вспомнить, что начиная со средних веков и вплоть до XX в. (а в некоторых государствах - и до наших дней) военная присяга принималась командирами в присутствии духовных лиц, то можно допустить, что присягу Айваза принимал лично католикос Есаи, являвшийся в данном случае, одновременно, и высшим духовным сановником и одним из главных руководителей армянского подпольного сопротивления. Лучшего места, чем сам монастырь Гандзасар, для организации подобной церемонии вряд ли можно было найти. А присягу Айваз давал скорее всего не в 1718 г., а намного раньше, поскольку это, по всей видимости, было его далеко не первое посещение Гандзасара с секретной миссией. На такую мысль наталкивают как более чем десятилетний стаж разведывательной работы, которую имел Айваз в 1718 г., так и коннотации указанного письма католикоса Есаи.
Рассмотрим еще один существенный вопрос об этом энергичном деятеле. В письме к Петру I от 5 апреля 1719 г.
Минас вардапет называет его не иначе как «наш верный человек Айвас, армянин, которой по принятии греческого закона Семен Романов нарицается». Таким образом, выясняется, что до 1919 г. Айваз принял православное (греческое) вероисповедание, тем самым отказавшись