В начале нового года Турция стала проявлять повышенную активность во внешней политике. Как сообщил министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу, «в ближайшие месяцы пройдет саммит президентов Азербайджана, Турции и Туркменистана». По его же словам, ведется работа над тем, чтобы создать трехсторонний формат между Баку, Анкарой и Астаной, к чему турецкую сторону «натолкнули трехсторонние форматы, созданные Турцией в кавказском и балканском регионах и работающие очень эффективно».
Действительно, в последнее время появилась мода на создание различных «геометрических» конфигураций стран. Появилось несколько таких форматов: Россия-Турция-Иран (исключительно на сирийском направлении), Россия-Азербайджан-Иран (если иметь в виду готовность этих стран развивать коммуникации в рамках коридора Север-Юг), Азербайджан-Грузия-Турция, Азербайджан-Турция-Иран, Турция-Азербайджан-Туркменистан и Иран-Армения-Россия. Не все эти треугольники претендуют на геополитический статус, скорее, это политические и экономические альянсы. Что касается готовящегося альянса Азербайджан-Турция-Казахстан, то он фактически существовал и раньше, но в формате союза тюркских государств.
Нынешняя инициатива интересна тем, что задуманный формат Анкара-Баку-Астана может обозначить мост между Ближним Востоком (Турция), Закавказьем (Азербайджан) и Средней Азией (Казахстан), но уже не только с тюркской опорой. Турция, как считают западные эксперты, сегодня считается проблемным членом НАТО и многие проблемы в альянсе порождены ее амбициями стать главной решающей державой на Ближнем Востоке. Но сейчас в регионе восстанавливаются международные позиции России и Ирана. Время, когда Анкара могла создать геополитическую систему по линии тюркского союза упущено, и она вряд ли способна обозначить среднеазиатский буфер своего влияния в Астане, что превращает обозначенную геополитическую конфигурацию в не совсем внятную конструкцию.
При этом Казахстан является членом ОДКБ и Евразийского экономического союза. Частые встречи казахского президента Нурсултана Назарбаева с турецкими лидерами наводят на мысль, что Астана имеет свои интересы за рамками ОДКБ и ЕЭС. Она активно лоббировала Турцию в ШОС, где Анкара имеет статус партнера по диалогу, выступила в роли главного медиатора в момент обострения российско-турецких отношений после сбитого в ноябре 2015 года турецкими ВВС российского бомбардировщика, а сейчас президент России Владимир Путин предложил именно казахстанскую столицу в качестве площадки для переговоров по сирийскому урегулированию. К тому же Назарбаев, как опытнейший политик на постсоветском пространстве, чувствует и понимает, куда и откуда дует ветер в мировой политике. По сути, он выступает в роли «тылового прикрытия» президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, что имеет интригующее значение, поскольку речь идет не об антироссийском проекте, а скорее, наоборот.
Более того, Баку в треугольнике Турция-Азербайджан-Казахстан обозначается не в роли стратегического партнера, а всего лишь потребителя, не создателя системы региональной безопасности. Не случайно Чавушоглу, анонсируя обозначенный «треугольник», заявил, что у Анкары есть «кавказские инициативы и в этом году она будет вести работу по активизации урегулирования замороженных конфликтов в регионе». В данном случае важное значение приобретает политический контекст, в котором сделано это заявление. Во-первых, если исходить из косвенных признаков, озвученных некоторыми турецкими и западными экспертами, в Закавказье готовилась операция типа «арабской весны» с выходом на «катастрофический упадок России и Ирана». Не случайно Турция готовила «отдельный» проект для западной части Северного Кавказа, имея в виду адыгейские (черкесские народы), которые непосредственно примыкают к Черному морю, а через Азербайджан — «бросок» в соседний Иран, где проживают много миллионов граждан тюркского происхождения. Но в выстраивании новой геополитической конструкции в Закавказье Москва опередила Анкару, особенно после того, как Тегеран был выведен из режима санкций, а сама Турция стала «умываться пеной «арабской весны» в Северной Африке и на Ближнем Востоке, погружаясь в море внешних и внутренних конфликтов, многие из которых имеют глубокие исторические корни. По меткому выражению одного турецкого исследователя, «Турция надорвала себя, перестаралась, слишком часто выступая в роли «старшего брата» по отношению к другим странам региона».
Во-вторых, Анкара стала осознавать, что ее политика на кавказском направлении не работает и проигрывает во многих аспектах. В-третьих, не исключено, что Турция предпримет попытку реанимировать «Платформу стабильности и безопасности на Кавказе», с которой она выступила после кавказской войны августа 2008 года. Ее суть, по словам занимавшего тогда пост премьер-министра Турции Эрдогана, сводилась к выстраиванию системы «на географической основе» без участия внерегиональных сил. Предлагался вариант 3+3, республики Закавказья, а также Россия, Иран и Турция. При определенных условиях допускалось участие ЕС и США, хотя уже тогда Эрдоган выступал с резкой критикой деятельности Минской группы ОБСЕ по урегулированию нагорно-карабахского конфликта.
В-четвертых, Анкара с учетом альянса с Москвой и Тегераном на сирийском направлении при слабо обозначенной позиции ЕС и США может предпринять попытку переноса этого формата и на закавказское направление — либо параллельно сирийскому, либо с учетом его дальнейшей форматной модификации. В качестве промежуточного хода нельзя исключать и стремления Турции к нормализации отношений с Арменией на основе ратификации подписанных в октябре 2009 года известных Цюрихских протоколов «без предварительных условий». В-пятых, Анкара может предложить геополитический размен: Сирию на Карабах. Но только в ситуации, когда станет ясно, что сохранить территориальную целостность Сирии не удается. Тогда ей придется иначе определяться со статусом Нагорного Карабаха, убеждая Баку отказаться от прежних геополитических стереотипов взамен на гарантию турецкого присутствия в регионе. К тому же с Турции будет снят прессинг фактора геноцида 1915 года, что может открыть перед ней новые перспективы для интеграции в ЕС, перевода Армении в Закавказье в глубокий «тюркский тыл», если иметь в виду, что Азербайджан в отличие от государств Средней Азии быстрее продвигался в сторону общей тюркской идентичности.
Впрочем, формирование обозначенного нового геополитического пространства возможно через блокирование или исключение вообще из процесса МГ ОБСЕ или ее модификации, поскольку Турция присутствует в Минской группе, правда, без статуса сопредседателя. Иран не входит туда вообще, хотя уже без его участия в переговорном процессе практически невозможно будет создать новую систему региональной безопасности. Поэтому нужно дождаться озвучивания заявленных Анкарой новых кавказских инициатив, чтобы оценивать их как «новаторские», либо понять, что решение проблем региона относится все же на будущее. Пока все остается на прежних местах. Как заявил президент Армении Серж Саргсян на новогоднем приеме в МИД Армении, «эксперты, политические деятели или считающие себя таковыми периодически пускают в оборот так называемые варианты урегулирования нагорно-карабахского конфликта. Однако в действительности это не варианты, а версии». По его словам, с 2007 года нет иного варианта, кроме как Мадридских принципов, а «армянская сторона в переговорном процессе преследует одну цель — добиться определения статуса Нагорного Карабаха». Полагаем, что такое заявление прозвучало тоже не случайно, так как налицо стремление девальвировать многолетний переговорный процесс и начать все заново в связи с кардинальными изменениями в политике Турции на Ближнем Востоке.
Но и Москве давно пора сделать новые шаги на пути корректирования своей позиции на закавказском направлении в целом и в отношении нагорно-карабахской проблемы в частности на фоне проектов формирования «внешних ближних и дальних поясов». Для России наступает время для своего концептуального проекта на Ближнем Востоке и в Закавказье, а не только мониторинга геополитических рокировок тюркских государств на постсоветском пространстве.
Станислав Тарасов, ИА REGNUM