Тайна торжеств по случаю презентации памятника Александру III состоит в том, что ими пришлось заменить открытие монумента примирения белых с красными.
Образованные люди посмеиваются над многочисленными фактическими ошибками, которые увековечены на стеле за спиной бронзового Александра III, воздвигнутого в Ливадии. По случаю напоминают даже о каком-то «шмайсере», спешно удаленном со свежепоставленного памятника совсем другому человеку.
Впрочем, на этот раз их надежды тщетны. Творец монумента, народный художник Андрей Ковальчук, с истинно александровской прямотой отверг домогательства интеллектуалов: «Никаких переделок не будет». И это еще самое мягкое из того, что он сказал своим критикам. Маэстро прав. Скульптура, открытая лично Владимиром Путиным, получила тем самым высочайшую апробацию и не подлежит переделке так же, как не может быть переписан посторонней рукой какой-нибудь президентский указ.
Задумаемся о более важном. Что у нас должно было случиться на монументальном фронте в нынешнем ноябре? Совсем другое. Вот что сказал десять месяцев назад директор Российского военно-исторического общества (РВИО) Владислав Кононов: «Самый масштабный проект, который мы реализуем в этом году, — установка „памятника примирению“ в Керчи…»
Могущество РВИО, воздвигшего недавно в Москве монумент князю Владимиру, древнему тезке нашего вождя, сомнений не вызывает. Проектировщик «памятника примирения» белых с красными — все тот же народный художник Ковальчук — несомненно, готов был выполнить задачу в срок, к юбилею, а возможно и выполнил ее. Но торжественного президентского открытия в нынешнем ноябре удостоился совершенно иной монумент, пусть и изваянный той же рукой.
Причина угадывается. Когда речь заходит о какой бы то ни было революции, хотя бы и нашей собственной, столетней давности, все идеологические карты нашего начальства ставятся на охранительную сторону. Начальство у нас абсолютно контрреволюционно. Само большее, что оно могло бы сказать по случаю векового юбилея революции, — это неохотно отпустить грехи красным и как бы помирить их с белыми.
Под это шоу и планировался соответствующий объект монументальной пропаганды. Но по мере приближения роковой даты все отчетливее выяснялось, что широкие массы, во-первых, довольно равнодушны к делам 1917 года, а во-вторых, если уж начать их будоражить, примут сторону красных, а вовсе не белых. Инсценировка «примирения» грозила обернуться невыигрышным для властей скандалом и была отложена до лучших времен.
Контрреволюция, таким образом, не прошла. Но желание воспеть царизм осталось. И было реализовано в виде памятника Александру III, эпоху которого преподнесли как золотой век старого режима. Отсюда и так называемые ошибки. Когда нужно набрать необходимое число фигур и объектов, подкрепляющих установочную идею, гнаться за историческим реализмом просто смешно.
А вот изображение Льва Толстого на стеле вроде бы и не несет обмана — ведь он действительно был современником увековеченного императора. Но только никоим образом не являлся выразителем духа его правления. Обладай творцы монумента достаточной интеллектуальной широтой, они учли бы, что граф Толстой более известен человечеству, чем император Александр, и сделали бы главным сюжетом своего творения сцену примирения графа с императором. Если бы две эти мощные фигуры были поставлены рядом друг с другом, запечатлевая, допустим, дружеское рукопожатие, такая композиция стала бы мировой сенсацией. Но гнались не за этим.
Все сразу заметили, что фигура Александра III позаимствована у Паоло Трубецкого, с великолепной конной статуи, которая некогда украшала Знаменскую площадь в Петербурге. Это верно — с тем уточнением, что петербургский император несколько корпулентнее ливадийского. Но равнение на великий образец сделало скульптуру разительно не похожей на орды бездарно исполненных истуканов, возводящихся сейчас на каждом шагу.
Все прочее в ливадийском монументе — продукт новейших импровизаций, и хвалить это, конечно, труднее. Зачем императора, человека не особенно здорового, лишили средства передвижения — коня? Зачем усадили на что-то бесформенное, жесткое и неудобное? Зачем царю-миротворцу дали в руки саблю? Зачем на постаменте приписали не принадлежащую ему фразу про единственных якобы российских союзников — армию и флот? Александр III как раз тем и прославился, что саблей не размахивал, в войны не лез, и при этом сумел переступить через свою охранительную идеологию и заключил союз с оплотом антимонархизма Французской республикой.
Но все эти «ошибки» вовсе не случайны. Достаточно послушать речь Путина на открытии памятника. Нарисованный им идеальный правитель обеспечивал своей державе мир «не уступками, а непоколебимой твердостью». При нем «началось качественное перевооружение армии». Разнообразное военное оборудование, щедро изображенное на стеле, подкрепляет эти соображения.
Придиры сказали бы, что процитированные Владимиром Путиным слова Сергея Витте, раскрывающие будто бы суть александровского миротворчества, являлись не объективной констатацией, а слегка замаскированным выпадом в адрес следующего императора, Николая II, которого Витте ненавидел. И опять придиры оказались бы в корне неправы.
Ведь Путина интересовали не чужие мысли, а свои: «Став главой государства, делал все для развития и укрепления державы, для того, чтобы сберечь ее от потрясений, внутренних и внешних угроз… Считал, что сильное, суверенное, самостоятельное государство должно опираться не только на экономическую и военную мощь, но и на традиции… что движение вперед невозможно без уважения к своей истории, культуре и духовным ценностям…»
Неважно, похоже это или нет на принципы правления Александра III, которого не каждый назовет апологетом движения вперед, да еще и культуртрегером. Путин-то говорил о другом. О том, каким он сам хотел бы быть изображенным в будущем учебнике истории. Об идеале. Об образцовом в его глазах правителе и образцовом политическом режиме.
Предпоследний император просто показался подходящей фигурой. А его застойное правление, в годы которого царизм окончательно упустил возможность угнаться за историей, — золотым веком.
Выигрышным, по мнению нашего руководства, повествованием о золотом веке самодержавия спешно закрыли невыигрышные раздумья о революционной эпохе и ее корнях. Корнях, уходящих именно в век Александра III.
Сергей Шелин, "Росбалт"